Немного запоздало, но ладно...

Лес, этот лес... Я его видел уже много раз. Еще в детстве я гулял по этому сосновому бору с уходящими ввысь золотыми стволами. И в просветах между деревьями видны небо - и вода... Настя Гомера, она рядом. И она как будто другая (Ох, где же та Настя, которая мне так нравилась раньше. Сегодня - то биш 8.11 - она меня чуть не вывела из себя. Боже мой, как она говорит - как школьная учительница! Наша прима-балерина сюси-пуси... Как будто каждое ее слово - что-то ценное, нравоучительное и бесконечно чистое, незамутнонное, девственное. Хотелось остановить ее и обматерить... С ужасом думаю, что и я кажется бываю таким... Где же та Настя? Видимо, там же, где эн прошлого. В прошлом, то есть.). И она как будто другая, прежняя. Она говорит, и слова ее танцуют в гармонии с этим золотым светом...
***
А я вот все думаю, что будет, если я, например, буду косить траву, а ко мне подойдет какое-нибудь существо. То есть, что, сразу агрессия? Непонятно... Так, лес, трава, коса. Литовка, непременно. С длинным и широким лезвием. Да, лес. О чем это я? Иду по лесу. Там немного подальше небольшой обрыв, открывающий изогнутый залив. Вода как будто вторглась на территорию низины, и точно: вон из воды торчат деревья, вон две крыши и почти возле кромки стоит домик, погруженный в воду до порога. А за ним еще три маленьких квадратных сруба с одним окошком, аккуратно построенные на поляне. У воды сидят мужики. Я опускаюсь в воду и плыву к ним. Блин, коса мешает, жалко было оставить! Так, подплываю. Из воду выходить тяжело, одежда намокла и стала тянуть; да еще не порезаться бы... Санька, брат мой, какие-то мужики, наверно, из деревни. Грустные, на воду смотрят. Я тоже сел. Чтобы хоть что-то спросить, ляпнул: "Что, мужики, часто так топит?" Вздохнули. "Первый раз..." Я смотрел на аккуратные домики и на каприз стихии и понимал всю грусть мужиков, в одночасье лишившихся так любовно построенных жилищ...
***
Коридоры, коридоры... Что это? Госпиталь? Академия? Институт благородных девиц? Из кабинета слева доносятся девические голоса: группа маленьких девочек, лет шести, и их воспитательница... Что вообще... А кто я, собственно? Ох, сударь... Зовут меня... <Ипполит> Саввович. Год сейчас приблизительно 1886... Мне где-то лет тридцать, так, и по костюму (сюртук из добротной ткани, цилиндр, трость) можно судить, что я не беден. Но живу я здесь... Да, с лакеем. С лакеем...
Я нашел отдел кадров - контора, про меня должно быть все знающая. В маленькой комнатке служащий положил передо мной на стол запыленную папку, откуда принялся вынимать пожелтевшие бумаги, конверты, пухлые свертки. Что я выясняю? Я приемный ребенок своих родителей... Он показывает какие-то документы, достает тряпочки и фантики, ясно свидетельствующие об этом... голос его сух и беспристрастен; потрясенный, я даже ничего не запоминаю из его внешности.
Иду домой. Вот, значит, где я живу. Длинная светлая комната, слева печь-лежанка, прямо у окна стол. Больше похоже на купе вагона. "Есть тут кто-нибудь живой?" - мой звучный низкий разносится по комнате и коридору. Тотчас с печки спрыгивает лакей. Он садится за стол, и я без слов кладу перед ним тряпочки и фантики. Тряпочки ифантики... Несколько секунд он смотрит на них, а потом начинает причитать о моих матушке и батюшке. Он плачет, приговаривая что-то типа "Никогда в своей жизни не плакал, а тут на тебе, растрогался..."
Я смотрю на моего лакея внимательнее, и узнаю в нем... моего отца. То есть отца n-839!
***
Еще один сон... И он напрямую связан с предыдущим... Ну просто связь такая очевидная... И я ничего не помню... Работа... там делали... билд меня. Build of mine.
Да, там умеют успокаивать. Накануне было подобие истерики. Утром проснулся - все нормально. Кто кого напугал, называется...

Анализировать не буду. Вот.