1.
«Три точки. Многоточие».
Он отодвинулся от стола, посмотрел на светящийся монитор, постучал пальцами по столу, покрутился на стуле.
- Ну, ты подумай, - обратился он к женщине, сидевшей на рыжем диване, - не идёт мысль и всё тут.
- Выпей чаю, - невозмутимо перелистывая страницу, отозвалась она, - обычно это тебе помогало.
Мужчина обвёл взглядом свой стол: да, так и есть, он выпил уже около пяти чашек чая, но результата не было. Он встал, взял заварочный чайник и чашку и отправился на кухню.
Плита зажглась сразу, он поставил чайник, затем вспомнил, что не налил воды. «Какой-то я слишком рассеянный», - подумалось ему.
«Зачем я всё это пишу? Никто никогда не будет это читать. Даже она не верит в мои силы», - он грустно посмотрел в коридор, ведущий в комнату с рыжим диваном, - «Но я не могу всё бросить так, нужно закончить последнюю главу…»
Он часто замечал, что многоточия преследуют его: в его оборванных мыслях, в его произведениях, даже в случайных постах в интернете, написанных другими людьми. Впору было считать это личным проклятием, ставящим точку на его мечте, признать её правоту. Нет, с этим он никак не мог смириться.
Засвистевший чайник вывел его из транса. Мужчина залил старую заварку кипятком, сполоснул чашку и, взяв чайные принадлежности в руки, ушёл в комнату.

2.
«И героиня заплакав убежала…»
- Ты не поверишь, - он шумно задвинул полку стола.
- Что опять? – она была так же невозмутима, как и вчера.
- Снова эти дурацкие многоточия. В чём я перед ними провинился?
- Возможно, тебе следовало доучиться и больше читать, - она выгнула бровь и взглянула на него поверх книги, - говорят, чтение развивает мысли.
- Не так уж и мало я читаю, - он запустил пальцы в волосы и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.
Кресло заскрипело, но не сломалось, женщина осуждающе посмотрела на него. В полной тишине она встала, взяла свою сумку с кофейного столика и вышла из комнаты.

3.
«Точки, много точек»
Всю ночь ему снились многоточия. Они говорили с ним её голосом, зачитывали её любимые книги вслух, а потом называли его неудачником и смеялись, смеялись прямо в лицо…
Он проснулся в холодном поту, встал и пошёл в ванную. В зеркале отразился бледный молодой человек с мешками под глазами и недельной щетиной, волосы его были взлохмачены, но не выглядели грязными и неухоженными. Он умылся, почистил зубы, поставил чайник и включил компьютер.
Прошла неделя с тех пор, как она молча встала с этого рыжего дивана и ушла. Они часто расставались, когда он не мог писать, такие перерывы помогали ему собрать мысли и написать очередной рассказ, но никогда они не расставались так надолго. А была ли она вообще?
И снова свист чайника, заварка и чашка – три предмета, как три точки. Он уже начал ненавидеть всё, что напоминало точки.
И снова попытки писать, снова всё скомкано, снова звонки от её матери и его родителей с бессмысленными вопросами о прогрессе. Он знал, что это она попросила их следить за ним, чтобы он не сделал глупостей.
Мужчина подошёл к телефонной розетке и выдернул штекер, затем он выдернул провод из роутера и выключил мобильный.
Он открыл текстовой файл и принялся писать.

4.
«Всё прошло, как не бывало, лишь три звезды, как три точки, горели в бархатной синеве неба»
Эта фраза, она завершала его роман. У него тряслись руки, он был счастлив, что его мечта, его труд наконец-то завершены. Пришло время вновь выйти на свет. Он включил мобильный, интернет и телефон. В то же мгновение сотовый завибрировал, на экране высветилось количество входящих сообщений от неё. Их было три. Он побледнел, но прочёл каждое. Чем дольше он читал, тем бледнее становилось его лицо.
Дрожащими руками он взял маркер и принялся писать на обоях:
«Этому нет конца… Три точки… Одна – заканчивает мысль, делит текст, но три… Три продолжают нагнетать, молчать, наблюдать за нашими метаниями и страданиями человеческих сердец… Я хочу закончить это, она закончила, но я не могу…»

Закончив писать, он переоделся, отправил свой роман другу на почту и вышел вон…

Сдавала в мае такой предмет как выразительное чтение. Почему-то преподаватель решила, что читаю я хорошо, хоть я и читала только Чацкого, получился он у меня слишком мудрым и потрёпанным жизнью, но почему-то ей запомнился, посему сдавала зачёт я одной из первых.

Предмет относительно творческий, поэтому никаких зубрёжек не было, однако отличиться можно было и здесь (конечно же, я великий раздолбай, поэтому и отличаюсь везде, где только возможно XD): необходимо было подготовить отрывок прозаического текста (можно было читать с бумажки), стихотворение и басню. Вместо басни можно было рассказать историю из жизни. Естественно, я решила, что это точно для меня.

В этот день все решили, что стихи и проза должны быть о войне и трагической любви. Я вообще не люблю, когда люди читают такие стихотворения, т.к. они либо переигрывают, либо не могут прочувствовать текст до конца и получается ещё хуже. И вот после такой трагической ноты выхожу я и начинаю читать отрывок рассказа Евгения Гришковца "Дарвин". Было это как-то так:

Я: Всем доброе утро! Я подготовила отрывок из рассказа "Дарвин" Евгения Гришковца, стихотворения Маяковского "Послушайте!"... И... Историю из жизни.

Преподаватель (П): Как здорово, никто ещё не читал Гришковца, давайте с него и начнём, а потом историю.

Жаль, в тексте я не могу передать великолепных интонаций как своих, так и Анны Александровны, но, поверьте, они были великолепны.

Я: Начну я с небольшого вступления, которое объяснит, почему я выбрала именно этот отрывок. Это произведение рассказывает о том, как Е.В. Гришковец выбирал профиль и вуз. Вышло так, что он поступил на филфак. Я прочту вам отрывок, где автор рассказывает о дне открытых дверей филологического факультета, после которого он оконччательно решил поступать на филфак.

Я увидел немолодого человека, ростом чуть выше среднего, крепкого телосложения и крупной очень кудрявой головой, которая при всей его кудрявости была очень хорошо подстрижена. Волосы его когда-то были черными, как уголь, но теперь их украшала отчётливая седина.Смуглое его лицо имело крупные черты и улыбалось, а ещё это лицо украшали красивые, небольшие очки темной стальной оправы. На нём был красивый светло-серый тонкий свитер и брюки крупного вельвета цвета хаки. Ботинки его были, что называется, английские. Вся его одежда была, как из кино, а не из местных магазинов или с местного рынка. Всё это ему очень шло и очень нравилось мне. 

— Здравствуйте, — сказал он тихо, но отчётливо. У меня снова возникло желание встать. — Простите, что заставил вас ждать. Для меня наша встреча — это полная неожиданность. Честно говоря, я к этой встрече не готовился и поэтому долго я вас не задержу, — после этих слов он сделал пару шагов, приближаясь к нам. — Дело в том, что мой коллега, который готовился встретиться с вами, заболел, и меня попросили вас развлечь и, если получиться, увлечь, — тут он хохотнул. — Простите за невольную рифму. 

Мы затихли совершенно и не сводили с него глаз. 

— Да, позвольте представиться, меня зовут Михаил Николаевич Дарвин, — из дальнего угла раздался хохоток, явно принадлежавший тому парню в темных очках. — Вполне понятная реакция, — тут же сказал Михаил Николаевич Дарвин. — И если вы, юноша, полагаете, что вы оригинальны такой реакцией на мою фамилию, то поспешу вас разочаровать — Вы неоригинальны. Моя фамилия Дарвин. Я работаю здесь в университете доцентом кафедры теории литературы. Так что, боюсь, что с тем самым Дарвиным мы, в смысле научных интересов, даже не однофамильцы. 

Я хохотнул, и стоящий перед нами Дарвин тут же нашёл мои глаза и едва заметно улыбнулся мне. 

— Вы, как я понимаю, интересуетесь тем, как поступить к нам на филологический факультет, и чем, если поступите, мы будем здесь заниматься. А если вы нашли время и пришли сюда, то ваше любопытство совсем не праздное. Это уже само по себе вызывает уважение. Чем же мы будем заниматься с вами на филологическом факультете? 

Голос его уже стал заметно громче, но звучал ровно, серьёзно, и его хотелось слушать. На последних словах он повернулся к нам в профиль и пошёл медленно к окну, продолжая говорить. Весь он был ни худой, ни толстый. Он был, скорее, весь какой-то упругий и, наверное, сильный и здоровый. Одежда сидела на нём, как надо. Жесты его были скупые, плавные, но выразительные. 

— Чем же мы будем заниматься? Что мы с вами будем делать пять лет вашей учёбы и нашего преподавания? Знаете, это не так уж легко сказать, — тут он дошёл до окна, развернулся и пошёл в обратном направлении, обращаясь к нам и рассуждая сам с собой. (Так он и будет ходить). — Чем будем заниматься? … Книжки будем читать! Мы будем много читать книг. Вот вы поступите, и мы с первого курса начнём читать книги. Это я говорю, как доцент кафедры теории литературы. Преподаватели других кафедр сказали бы вам что-нибудь другое. А я скажу очень просто. Будем читать! Читать, читать и читать. Но очень много! Представляете, сколько книжек с античных времён и по сегодняшний день написали люди?! Очень много. Вот мы и будем их читать. Не все, конечно! Но, в основном, самые лучшие. Мы будем здесь делать это каждый день. И будем делать это не просто так, а профессионально. Мы будем с вами такими профессиональными читателями. Профессиональными! А это значит, что мы читать будем очень много, — тут он сделал паузу, задумался, остановился на несколько секунд и продолжил движение. — А ещё мы будем обсуждать прочитанное. То есть, прочитаем какую-то книжку и обсудим её. Будем читать и обсуждать. Будем пытаться понять и разобраться, что написано в книжке, зачем её писатель написал, как он её написал, кто такой этот писатель и что такое эта книжка, — он остановился по середине зала, снова повернулся к нам. — Знаете? А мы больше ничего другого делать не будем.Будем читать и читать, читать и читать! Даже не знаю, что ещё добавить. Я, простите, не подготовился к нашей встрече… Может быть, у вас есть ко мне вопросы? 

Мы молчали. 

— Ой! — сказал он. — А я вас не напугал? Не бойтесь! Это же хорошее занятие — читать книги. Это прекрасно! А главное, интересно и нетрудно. Правда, мы будем очень много читать и очень внимательно. Но если вы сюда пришли, то вы, наверное, любите это занятие? Потому, что если вы не любите читать книги, то поступать на филологический факультет не стоит. Потому что мы будем много читать. Вот я уже давно читаю книги, и чем больше их читаю, тем больше мне это нравится. Это хорошее занятие. Это не мешает быть нормальным, интересным и полноценным человеком. Наоборот! … Так может быть есть вопросы? 

Несмотря на длину отрывка, реакция была великолепная. мне кажется, все филфаки похожи: всё нелогично, все опаздывают и вокруг книги, книги, книги, много книг.

Затем я рассказала "историю из жизни", сейчас здесь приводить не буду, возможно, напишу её в отдельный пост.

П: А вы не пробовали писать прозой, как Гришковец? Я думаю, у вас получится.

Я: Ну, я пишу...

П: Вы стихи или прозу пишете?

Я: Рецензии на фильмы и прозаические зарисовки.

П: Как здорово, что вы пишете.

После чего мне пришло в голову потихоньку собирать истории, может и издам когда-нибудь XD Я уже даже название для сборника придумала и для разделов, нет бы написать всё это xD

Не считаю себя поэтом, стихи не самая моя сильная сторона, я скорее публицист. Однако, это не мешает мне писать и постить свои бездарные стихи.

Безумство надвигается толчками,
Не в силах отличить фантазию от сна,
Мы просыпаемся под небесами,
Решаем важные дела.
И всем тлен овладевает,
Всегда всё превратится в прах.
И сердце будто замирает,
Когда признанье на губах...
Всё, строки дальше не идут...
В фонтане утопилась муза
И будто снова замкнут круг,
На сердце тонны мерзкого мне груза.
Словами выразить всю тщетность бытия
Подвластно только ***, но что же
Эмоций подобрать я не смогла,
Как прокатил мороз по коже.

*** - не смогла подобрать фамилию писателя/поэто под ритм.