Прогулялся недавно от работы до дома родителей. Идти пятнадцать минут: ул. Победы, сквер Калинина, ул. Свободы, пер. Юрия Павлова, пр. Металлургов, ул. Юбилейная.

На улице Победы, на доме мимо которого ходил тысячу раз, заметил мемориальную доску посвященную ГСС Михаилу Яковлевичу Сорокину, много мемориальных досок в Самаре, захотелось узнать, за что же наградили этим высоким званием человека.

Михаил Яковлевич Сорокин, майор, командир дивизиона 118-го артиллерийского полка 69-й стрелковой Севской Краснознаменной дивизии, родился в 1910 году в городе Абдулино Оренбургской области в семье рабочего. Русский. Член КПСС с 1939 года. Окончил строительный техникум. В Красную Армию призван в 1941 году. С апреля 1942 года до дня гибели — 12 декабря 1943 года — воевал на Западном, Центральном и 1-м Белорусском фронтах, участвовал в Курской битве, освобождении Украины, Белоруссии.

Звание Героя Советского Союза М Я. Сорокину присвоено 30 октября 1943 года за отвагу и мужество, проявленные при форсировании Днепра, захвате и удержании плацдарма на западном берегу реки.

Артдивизион, которым командовал майор Сорокин, после боя за Новгород-Северский на Черниговщине достиг Днепра за два дня до начала форсирования и занял огневые позиции севернее поселка Радуль. Майор использовал эти два дня с максимальной пользой: провел разведку огневых средств противника на правом берегу, проверил готовность личного состава и батарей к ведению огня.

Утром 15 октября началась артиллерийская подготовка. От разрывов снарядов на правом берегу содрогалась земля. Там, где рвались наши снаряды, огненный смерч, похожий на извержение вулкана, сметал с лица земли все то, что гитлеровцы называли «Восточным валом».

Тридцать минут бушевала артподготовка. Батареи дивизиона майора Сорокина справились с задачей, уничтожили две минометные и одну артиллерийскую батарею, восемь пулеметных гнезд со станковыми и одиннадцать площадок с ручными пулеметами. Наша пехота на лодках и плотах поплыла к берегу. Штурмовые группы овладели первыми траншеями, а артдивизион в это время обстреливал уже вторую линию обороны. Высокий берег не давал возможности вести наблюдение за врагом, и Сорокин по разрешению командира полка в числе первых переправился со взводом управления, метров за сто впереди нашего переднего края, на ничейной земле, в полуразрушенном окопе оборудовал свой наблюдательный пункт. Из него хорошо просматривалась местность, и майор Сорокин корректировал огонь своего артдивизиона, что обеспечивало удержание и расширение плацдарма.

Был момент, когда немцы подошли к наблюдательному пункту, рация не работала, пробило осколком мины. Тогда Сорокин применил сигнальную связь. Огнем батарей атаку гитлеровцев удалось отбить, у окопчика лежало более 120 вражеских трупов, до двух батальонов фашистских солдат было рассеяно.

Майор Сорокин был мастером артиллерийского огня. Его опыт, знания и смелость дали артиллеристам возможность уничтожить еще три минометные батареи, обстреливавшие нашу пехоту, и отразить десять крупных контратак.

М. Я. Сорокин погиб в бою 12 декабря 1943 года. Похоронен в Куйбышеве. Его именем названы улицы в Куйбышеве и городе Речица. Памятник Герою установлен на родине.

Источник: http://kraeved.opck.org/zemlaki/geroi_ss/s/sorokin_my.php http://www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7925

В дали от крупных магистралей города, иду по переулку имени Юрия Павлова. Смотрю, висит доска мемориальная, не такая нарядная, как первая, но от этого не менее интересная.

Находится в Промышленном районе между улицами Воронежской и Краснодонской. Бывший Усманский переулок 7 июня 1965 года назван именем пионера-разведчика Юрия Константиновича ПАВЛОВА (1928-1942).

Он родился 13 августа 1928 г. в Воронеже. В школе учился хорошо, любил игры, особенно военные. В.И. Чапаев и Н.А. Щорс были его любимыми героями. Любил мальчишка кино, коньки и лыжи, любил плавать.

Когда началась Великая Отечественная война, Юре было 13 лет. В 1941 г. завод, на котором работали его родители, эвакуировали в г. Куйбышев. Приехали в наш город и Павловы. А в мае 1942 г. Юра тайком от родителей уехал на фронт. Двадцать три года родители ничего не знали о нем. На их многочисленные запросы о судьбе сына приходили невразумительные ответы. И лишь в 1964 г. после полета космонавта К.П. Феоктистова стало известно о его судьбе.

Из писем К.П. Феоктистова, руководителя одной из групп разведчиков полковника В.В. Юрова, начальника оперативного отдела разведгруппы П.Я. Рыжкина, стало известно следующее. В июле 1942 г. ранним утром в населенном пункте под Воронежем наши воины увидели группу ребят, среди них был и Юра. Ребята настаивали, чтобы им разрешили пойти в Воронеж, чтобы "навредить фашистам". Тогда и решили отобрать нескольких ребят и создать из них разведывательную группу. После непродолжительной подготовки юные разведчики с 7 июля стали совершать рейды в оккупированный Воронеж. Вернулся Юра из первой разведки злым, сообщил, что немцы восстановили на углу улиц Коммунаров и Сакко и Ванцетти пекарню, "из нашей муки хлеб пекут себе. Вот бы грохнуть по гадам". На следующий день пекарня была уничтожена нашим "У-2".

Много раз Юра ходил еще в разведку и всегда приносил ценные сведения. В отряде Юру любили за смелость, сообразительность, доброе сердце. 11 августа 1942 г. в разведку Юра пошел вместе с Костей Феоктистовым, будущим космонавтом. Задание было, помимо сбора разведданных, достать специальный пропуск, позволяющий работать в немецких учреждениях. Такой пропуск был необходим нашим людям. На улице Коммунаров ребята встретили женщину, которая отдала им свой пропуск. Задание было выполнено, но возвращаться к своим было рано, и они решили дождаться темноты. Когда ребята перебегали улицу, вдруг услышали окрик: "Хальт!" Юра успел забежать во двор дома, а Костю задержал немецкий патруль. Фашист выстрелил в него, но Костя остался жив, пуля задела подбородок слева. После выстрела он упал в яму. При падении инстинктивно повернулся и полусогнутые руки смягчили удар. Притворился мертвым. Ему пришлось пролежать весь день. С наступлением темноты добрался до реки, переплыл ее и добрался к своим.

21 сентября 1942 г. во время налета немецкой авиации на наши позиции Юра, сидевший с одним солдатом в воронке и ожидавший удобного момента для перехода линии фронта с очередным заданием, погиб. Маленькая воронка от снаряда не защитила их от фугасной бомбы.

Так и остался он навеки 14-летним. Указом Президиума Верховного Совета СССР от б мая 1965 г. Павлов Юрий Константинович посмертно, награжден орденом Отечественной войны второй степени.

Источник: http://www.edc.samara.ru/~pobeda60/sites/162-2/Stranicu/pavlov.html

Я живу в том районе города, который начал строится в 1942 году, сюда эвакуировались заводы с Москвы и Воронежа, он сам по себе памятник труженикам военных лет. Всё началось с полустанка в поле, который и дал название всему району - Безымянка.

Так вот к чему я всё это. Уверен, в других городах не меньше мест «пропитанных» памятью о той Великой Войне. Проходя мимо мы редко обращаем внимание на эти места, кто-то не видит, глаз «замылился», кому-то просто наплевать. А я буквально почувствовал, какой шрам на теле МОЕЙ страны оставила Великая Отечественная Война.

Эпилог. (который стал Прологом)


Источник


Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил.
Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...
А нашли меня осенью. Листва еще была зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного...
Нашли меня случайно, молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.
Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.
В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.
'Есть!' - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?
Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот, после последней моей атаки, так и заржавел, нечищеный.
По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять.
Ну не хотелось...
Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.
Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.
Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.
Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...
Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.
Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...
Мне б, дураку, 'Отче наш' вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда? Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.
Ну, а наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.
Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.
Как были - с пробитыми касками, в бинтах - оторванными ногами они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.
А мы остались.
А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку.
И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона.
Второй только вздохнул: 'Эх, блин, еще один неопознанный'
Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне.
Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все неопознанные рядовые. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне по хрену на суеверия. Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст.
Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.
Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.
Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
Так думаю я и сейчас, уже после того, как они проводили нас над лесом на восток.
И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!