Начинается развязно, покровительственно. Не поймешь, взывает ли человек всерьез или везде действительно слышно сдерживаемое похохатывание иронии. Про лето пишет человек вспоминающий. Сцена с кошкой. Потом красный песок в клубящихся змеевидных следах от наших шин. Здесь застрял на "до каменной твердости надутых". У прилагательного есть свойство необязательности. В тексте оно сначала подбасывается вверх, неприцепленный аттрибут, а потом его подхватывает птица-существительное. Даже если промахнется большой беды в этом нет. Если же прилагательное важно, если существительное определяется через него, то оно перескакивает и идет после. Бумага белтая, желтая, газетная. Слова тоскливые, в запых торопливые. Когда аттрибут разрастается, то он рвет непрерывность времени. Птица-существительное заморожена пока этот мыльный пузырь раздуется. Ср. Антонина распахнула над столом белую, с голубоватым отливом на стороне обращенной к окну и с желтым кругом от лампы в центре скатерть. Антонина распахнула над столом скатерть, белую, с голубоватым отливом на стороне обращенной к окну и с желтым кругом от лампы в центре. 

После лета письмо цепенеет. Все уже вспомнилось, заполнило резервуар и теперь вытекает тонкой струйкой на бумагу. Потом, бах, Мы с ней молча ходили взад и вперед, и прошел мальчик, таща санки с рваной бахромкой, и загремевшая вдруг водосточная труба извергла осколок льдины, и господин на углу курил в лед замерзло, и лед этот рвет трещиной фотографию, где ты, с бликом на губе и светом в волосах, смотришь мимо меня. Катя, отчего ты теперь так напакостила?

В россыпь. Блоги, невозможность вырваться из тисков иронии (самозащита, вечная фига в кармане, комплексы!). Где-то в параллельном пространстве хранятся горы настоящих ценностей. Мы их видим за городом по ночам на небе. Мистификация. Если бы не было кульминации в виде остекленевше выкристализовывающегося перед глазами текста, дочитать было бы невозможно. Должно быть доверие. А вы говорите смерть автора. До какого предела можно было бы дойти, когда бы кредит полностью исчерпался? Завершается злобным - те, кто эту гипотетическую мистификацию, не играют никакой роли, потому что они никогда не убедят тех, кто должен был бы прочитать. Кажется уместным гамлетовское а его суждение, как вы и сами согласитесь, должно перевешивать целый театр прочих. 

[детали], которые способны озарить произведение, высечь искру, ибо без нее оно мертво. В этом плане общие идеи не имеют никакого значения. Любой осел способен понять отношение Толстого к адюльтеру, но чтобы наслаждаться его искусством, настоящий читатель должен представить себе, к примеру, каким был вагон ночного поезда «Москва – Петербург» сто лет назад. 

Набоков о Набокове

Сюда же дешифрация, радость узнавания, эстетическая функция vs вымысел, деконструкция - симуляция оживления (?), имитация, от линий к мазкам