Из О содержании и структуре понятия “художественная литература”

(Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. - Таллинн, 1992. - С. 203-216 или О русской литературе с. 774-788)

Затем период организации [текста] заканчивается. Известная неопределенность в соотнесенности звеньев уступает место однозначной упорядоченности, что означает падение информационной емкости системы, ее закостенение. В этот момент, как правило, происходит смена эстетических теорий, а если, как это часто бывает, художественное закостенение оказывается лишь частным проявлением более широких - уже общественных - процессов стагнации, то и смена глубинных идеологических представлений… В этот период тексты, обслуживающие эстетическую функцию, стремятся как можно менее походить своей имманентной структурой на литературу. Самые слова "искусство", "литература" приобретают уничижительный оттенок. Но наивно думать, что иконоборцы в области искусства уничтожают эстетическую функцию как таковую. Просто, как правило, художественные тексты в новых условиях оказываются неспособными выполнять художественную функцию, которую с успехом обслуживают тексты, сигнализирующие своим типом организации о некоторой "исконной" нехудожественной ориентации. Так, исключенный теорией классицизма из пределов искусства фольклор сделался для просветителей и предромантиков идеальной эстетической нормой. Аналогичной была судьба очерка, который именно из-за своей "нехудожественности" оказывался в 1840-е, 1860-е гг., да и позже, в поворотные моменты литературного развития, ведущим художественным жанром.

Цитата получилась длинной, но в ней все важно. Блоги – литература в свете конца истории. Важен тезис об отрицании литературности. Кажется, однако , недостаточным ограничиваться только лишь одной эстетической функцией. Точнее, создается впечатление, что функциональная компонента расслаивается. Часть формальная. назовем ее условно сюжет, отщепляется от сверхсемантичности, назовем ее мораль. Вот эта самая мораль и становится отвратительной. А в силу ее зашифрованности, точнее даже вшифрованности, отвращение переносится на всю литературность. Как-то так.
 

Начинается развязно, покровительственно. Не поймешь, взывает ли человек всерьез или везде действительно слышно сдерживаемое похохатывание иронии. Про лето пишет человек вспоминающий. Сцена с кошкой. Потом красный песок в клубящихся змеевидных следах от наших шин. Здесь застрял на "до каменной твердости надутых". У прилагательного есть свойство необязательности. В тексте оно сначала подбасывается вверх, неприцепленный аттрибут, а потом его подхватывает птица-существительное. Даже если промахнется большой беды в этом нет. Если же прилагательное важно, если существительное определяется через него, то оно перескакивает и идет после. Бумага белтая, желтая, газетная. Слова тоскливые, в запых торопливые. Когда аттрибут разрастается, то он рвет непрерывность времени. Птица-существительное заморожена пока этот мыльный пузырь раздуется. Ср. Антонина распахнула над столом белую, с голубоватым отливом на стороне обращенной к окну и с желтым кругом от лампы в центре скатерть. Антонина распахнула над столом скатерть, белую, с голубоватым отливом на стороне обращенной к окну и с желтым кругом от лампы в центре. 

После лета письмо цепенеет. Все уже вспомнилось, заполнило резервуар и теперь вытекает тонкой струйкой на бумагу. Потом, бах, Мы с ней молча ходили взад и вперед, и прошел мальчик, таща санки с рваной бахромкой, и загремевшая вдруг водосточная труба извергла осколок льдины, и господин на углу курил в лед замерзло, и лед этот рвет трещиной фотографию, где ты, с бликом на губе и светом в волосах, смотришь мимо меня. Катя, отчего ты теперь так напакостила?

В россыпь. Блоги, невозможность вырваться из тисков иронии (самозащита, вечная фига в кармане, комплексы!). Где-то в параллельном пространстве хранятся горы настоящих ценностей. Мы их видим за городом по ночам на небе. Мистификация. Если бы не было кульминации в виде остекленевше выкристализовывающегося перед глазами текста, дочитать было бы невозможно. Должно быть доверие. А вы говорите смерть автора. До какого предела можно было бы дойти, когда бы кредит полностью исчерпался? Завершается злобным - те, кто эту гипотетическую мистификацию, не играют никакой роли, потому что они никогда не убедят тех, кто должен был бы прочитать. Кажется уместным гамлетовское а его суждение, как вы и сами согласитесь, должно перевешивать целый театр прочих.