РАССТРИГА

Рассказ-быль. Подлинная история, рассказанная одним из ее участников. Имена героев изменены.

Леха был правильным пацаном. После ПТУ шабашил на стройках, не дурак был выпить и подраться, но матери и сестрам деньгами помогал. Ему уже стукнуло хорошо за тридцать, когда в их строительной бригаде появился Сыч. Точнее, Константин, но работяги вскоре прозвали его Сычом. Странный он был парень. Высокий, плотный, с волосами, собранными в хвост на затылке, всегда смурной. Отказывался от курева и вина, бубнил чего-то себе под нос и совсем уж не выносил мужских разговоров про женский пол — краснел, бледнел, а то и вовсе уходил подальше.

Записала Вера Евтухова

С ним было трудно общаться, а еще труднее — работать, потому что работал он честно. Вся бригада спешит кое-как закончить объект и смыться с участка, а из-за Сыча приходится вкалывать до заката — потому что он по правилам замешивает раствор и дожидается полного высыхания. Чудика пытались бить, но драки как-то не получалось, он всегда умудрялся избежать разборок.

Озверев, бригада пошла к прорабу Михалычу с требованием убрать это чудо-юдо. Мол, не наш он совсем, да и работает плохо. Но Михалыч отмахнулся: «Хватит бухтеть, мужики! Костя — самый правильный из вас, просто несчастье у него. Не повезло парню… а всё эти, будь они неладны, попы».

Леху эта новость прямо-таки поразила. Что за попы, что за чепуха? Просто у Сыча с головой не в порядке. Но все-таки он загорелся про этих попов узнать подробнее, вытянуть из Кости его историю. Зачем? А чтобы потом всей бригадой посмеяться.

Так бы все это и оставалось в планах, но случай подвернулся сам. Стояла Светлая Седмица (о чем никто из работяг и не задумывался) — и тут вдруг Сыч явился на объект с подарками! Каждому в бригаде вручил он по куличу и паре крашеных яиц, а вдобавок спел что-то церковное. Тут-то над ним и заржали. Только недолго — увидели его глаза, потемневшие от гнева. Сыч переменился вмиг. Начал кричать, обзывать богохульниками — а после неожиданно расплакался. Встал на колени, произнес: «Простите, братья, меня окаянного!», вытер слезы рукавом и побежал на выход. А мужики сидели как пришибленные.

Вот тут Леха и осознал: Сыча спасать надо! Человек ведь, жалко его!

И он начал действовать. Взял в конторе у Михалыча адрес Кости — тот, оказалось, не имел своего жилья, снимал комнатку у кладбищенского сторожа. В сторожке Леха Сыча не застал, зато пообщался со сторожем. Звали его Женька, был это пожилой дядька, большой любитель поддать. Леха поставил выпивку — и за рюмкой вина узнал немало интересного о Косте.

Оказалось, он — расстрига. Что это значит, Леха понимал не вполне, даже думал, уж не охотятся ли за Сычом менты? По Женькиным словам, приехал Костя откуда-то из Костромской области, о себе говорил мало, все больше книжки читал, особенно ту, что в черном переплете и с крестом. Да еще постоянно молился и плакал. А то вдруг нехило поддавал, ходил к какой-то путане, на которой думал жениться. Потом на несколько дней пропадал, и вновь по кругу: молитвы, книжки, рюмка… В церковь тоже ходил, но изредка.

Пока ошарашенный Леха переваривал эту информацию, пришел и сам Костя-Сыч. Сел к ним, молча налил себе стопку — и начался долгий разговор. Сторож Женька, впрочем, быстро вырубился, а Леха с Сычом сидели до утра.

Оказалось, Сыч верил в Бога — по-настоящему, серьезно. С юности мечтал стать монахом, и стал — получил благословение своего духовника, в 18 лет поехал в монастырь под Калугой, был трудником, послушником, а в 25 лет принял постриг. И все до поры до времени было у него хорошо: молился, трудился, как и все. А потом что-то с ним стряслось. «Бес попутал», пояснил Костя. Он стал дерзить игумену, братии, пропускал службы. Однажды сбежал из обители и пошел к девице легкого поведения. Переночевал у нее, вернулся в монастырь. Там игумен его наказал, и вроде бы подействовало, Костя опомнился, и целый год все было хорошо. А потом все пошло по новой. После дикого скандала с игуменом он сказал, что не хочет больше быть монахом. Ему дали время, много времени, с ним беседовали старцы — но Костя их выгонял, оскорблял. За него молились — но это не шибко помогало. И тогда его расстригли. Он перестал быть монахом и не мог больше оставаться в обители. Ему дали денег на дорогу и молитвенник — и Костя ушел в мир. А в миру все завертелось. Ни дня без выпивки и женщин. Ни дня без слез, когда хмель сойдет, а совесть проснется.

 

   

 

ОСТРОВ

Во время Великой Отечественной войны немцы захватывают угольную баржу где-то у берегов Белого моря. Матрос Анатолий под угрозой смерти предает и убивает своего командира, капитана корабля Тихона. Несмотря на это, немцы взрывают баржу и оставляют Анатолия умирать в море. Выжившего Анатолия мы находим через четверть века иноком при монастыре. Постаревший до неузнаваемости Анатолий трудится истопником. Он спит на углях в котельной, молится отдельно от всех и распевает во все горло песни.

Режисcёр: Павел Лунгин

В ролях: Петр Мамонов, Виктор Сухоруков, Дмитрий Дюжев, Юрий Кузнецов, Виктория Исакова, Нина Усатова, Яна Есипович, Ольга Демидова, Тимофей Трибунцев, Алексей Зеленский

Отец Иов не принимает и не понимает подход Анатолия к вере и жизни. Будучи человеком строгих нравов, он постоянно жалуется на старца кроткому и покладистому отцу Филарету – настоятелю монастыря. Анатолий обладает даром предвидеть будущее и исцелять людей. Они приезжают к нему издалека, выстраиваются в очередь у дверей котельной, на самом берегу острова. Он хоть и ведет себя с ними грубо, но помогает и наставляет на верный путь.

Под маской баламута и грубияна старец Анатолий прячет свои глубокие переживания об ошибках прошлого. В одиночестве он кается, взывая к небу, умоляя о прощении.

 

 

До «Острова» Павел Лунгин снял несколько неоднозначных работ, вызвавших смешанные чувства как у зрителей, так и у кинокритиков. Его обращение к религиозной тематике было встречено с настороженностью. Несмотря на это, картина заслужила похвалы в первую очередь за стилистику съемки и удивительную работу актеров. Прозрачный сюжет картины только укрепляет эстетическую целостность. Вопросы религии в фильме подняты с точки зрения основных постулатов христианства, таких как всепрощение, любовь и смирение, а не частных канонических надстроек.

Как признается Лунгин, сценарий фильма попал к нему в руки случайно. Его автор Дмитрий Соболев, на тот момент еще не окончивший ВГИК, сумел создать продуманный и многослойный сюжет, который сразу заинтересовал мастера.

За роль старца Анатолия Петр Мамонов получил премии «Золотой орел» и «Ника». Образ отстраненного, не понятого окружающими юродивого не раз встречается в творчестве Мамонова. Таким он предстает еще совсем молодым со сцены в составе группы «Звуки Му». Таким позже появится в «Царе» того же Лунгина и "Шапито-шоу"Сергея Лобана.

На вопрос о конфессиональной направленности фильма Мамонов ответил: «Нет такого понятия – православное кино. Есть кино и некино». «Остров» получил шесть «Золотых орлов» и шесть премий Национальной академии кинематографических искусств. Среди них награды в номинациях «Лучший фильм», «Лучшая мужская роль первого плана» (Петр Мамонов), «Лучшая мужская роль второго плана» (Виктор Сухоруков) и «Лучшая операторская работа» (Андрей Жегалов, посмертно). В 2006 году картина закрывала 63-й Венецианский фестиваль.

Островок надежды. Рецензия на "Остров" Павла Лунгина

Вероятно, это самая выдающаяся картина российского кинематографа последних нескольких лет. Ведь далеко не все русские фильмы несут столь бодрящий заряд жизненной энергии. Они, как правило, лишены смысловой нагрузки, оттого и воспринимаются легче, но и забываются быстрее. Вспомним хотя бы брутальный мир Алексея Балабанова или псевдотеатрализованные картины режиссера-экспериментатора Кирилла Серебренникова. О кризисе истинного русского простого и понятного зрителю кино свидетельствует не само существование такого рода фильмов, а именно факт, что они претендуют на то, чтобы представлять современный русский интеллектуальный кинематограф. Казалось бы, «Остров» изначально обречен на неудачу в условиях жесткой конкуренции. Но, подумайте, если жизнь ограничить замкнутым кругом с вертящимися с калейдоскопической скоростью оголтелыми и безликими образами, когда-то найдется чeловек, который сможет разорвать эту проклятую, в сущности, цепь. Им оказался создатель глубокомысленной картины «Остров» Павел Лунгин.

Следует отметить, что режиссер прошел нелегкий путь творческих преображений. Впервые показал свои режиссерские черты в дебютном фильме «Такси-блюз», награжденном в Канне, но, на мой взгляд, как зрелый режиссер проявил себя только в картине 2006 года «Остров». В ней, как нигде лучше, он демонстрирует умение снимать минималистское кино с глубоким содержанием. Ибо этот достоверный экранный образ падения и духовного возрождения грешного человека не оставляет равнодушным зрителя, склонного к рефлексии.

Название фильма нас не обманывает – его действие разворачивается на острове, куда однажды море выбросило главного героя Анатолия (в его роли потрясающий Петр Мамонов). Он – убийца и предатель, который застрелил во время Отечественной войны своего товарища адмирала Тихона Петровича, чтобы спасти, тем самым, собственную жизнь. На острове отец Анатолий работает монастырским истопником, исцеляет прибывших к нему мирян, но, прежде всего, молит Бога и умершего Тихона о прощении. Отец слывет чудаком со странными выходками и проказами, являющимися некоторой попыткой отгородить от других себя, чья душа осквернена тяжким грехом убийства. Он не может смотреть в глаза людям, будучи убежденным, что дышит воздухом, который, может быть, не для него был предназначен. Однако отец Анатолий постепенно разоблачает грехи остальных героев. Мы, в частности, узнаем, что отец Иов завидует Анатолию из-за дара исцеления, которым наделен простой истопник, настоятель Филарет привязан к материальным благам мира сего, а мать хромого Ванюши колеблется между работой и здоровьем сына. Эти пороки герои, по сути, обычные люди, не в состоянии преодолеть без помощи Анатолия. Его же спасает остров, куда он приплывает на лодке. Там со слезами на глазах умоляет Господа о прощении, там набирается сил для того, чтобы жить дальше.

Он уединяется на своем острове, где уже не надо притворяться чудаком и можно сбросить маску сумасшествия, за которой прячет от других и от себя настоящее, полное невыразимого страдания лицо. Его странное поведение — это отчаянный крик о помощи, ибо боль Анатолия до той степени невыносима, что невозможно ее постичь и выразить земным умом, слишком подвластным рутинным бытовым действиям и мыслям. Человек постоянно пытается понять жизнь и смерть – простые вещи, объяснением которых могут быть лишь они сами. Да и требуют ли они, на самом деле, объяснений? Ведь в жизни есть смысл, так как есть же люди, ищущие его. В результате духовного переворота, смыслом жизни отца Анатолия стало искупить вину и достойно прожить собственную смерть. Он, на которого обрушились испытания, посвящен в одну единственную тайну, что на земле невозможным является приобретение совершенных счастья и спокойствия, как бы люди к ним ни стремились, потому как вся жизнь заключается в беспрерывном движении, стремлении к совершенству изначального «я». Эти бесконечные изменения и являются целью существования. Благодаря острову, как первому, где отец Анатолий излечивает тела и души других людей, так и второму, где сам ищет исцеления, главный герой рождается заново, пытаясь постичь совершенную гармонию души. Он с легкостью балансирует на грани между жизнью и смертью, созиданием и разрушением, началом и концом, посередине которых надеется найти какое-то промежуточное пространство, где неважно, святой ты или грешник, главное не уставать в пути на свой остров.

В конце киноленты главный персонаж произносит значимую фразу: «Умирать не страшно. Страшно будет перед богом стоять, грехи давят». Приняв смерть как неотъемлемую часть человеческой судьбы, Анатолий преодолевает свою боязнь перед ней, чего не сумел сделать, стреляя в Тихона, но тем не менее он осознает, что, несмотря на все свои молитвы и деяния, вина на нем лежит огромная, отпустить которую способен только Бог.

Однако я увидела в фильме и неимоверную жажду жить. Вспомните потрясающую сцену, когда отец Анатолий пускает кораблик на воду, чтобы Бог позволил ему прожить еще одну зиму. В этом маленьком, по-детски сколоченном предмете олицетворен настоящий трагизм жизни: кораблик, словно человек, гнется от неблагоприятных ветров, после чего на короткий момент поднимается, мечется, и опять падает, но все продолжает удерживаться на поверхности. Желание существовать в несовершенном, зато уже освоенном мире сильнее страха перед тем неизведанным, не укладывающимся в рамки человеческих понятий. Как подобает экзистенциальному фильму состояния, есть у «Острова» некоторые недосказанности, немного угнетает цветовая гамма картины, но при всем этом картина представляет собой шедевр современного российского кинематографа. Превосходное исполнение главной роли настоящим схимником Петром Мамоновым, убедительная игра Дмитрия Дюжева и Виктора Сухорукова, которых мы привыкли видеть в совсем других ролях, лиричная музыка Владимира Мартынова, сценарий Дмитрия Соболева, а также режиссура Павла Лунгина, заботливо выстраивающего картину, дают в целом неспешный и многозначительный образ трагического в своих духовных метаниях человека.

Меня «Остров» заворожил с первых кадров, ведь эта картина иллюстрирует нас самих, пытающихся восстановить связь с абсолютными ценностями в современном суетливом мире. Этот фильм наводит на мысли, лежащие у каждого где-то на дне души, которые начинаем осмыслять как свои.

Острова, на самом-то деле, два: один- земной, на котором строим действительность, преодолевая мысли о смерти, другой- духовный, полный совершенной гармонии, к которому невольно стремимся. Оба они пересекаются друг с другом, создавая человеческий мир несовершенным. Поэтому нельзя рассматривать их в отдельности.

   

 

Костя начал ездить по разным монастырям, просился в послушники, его принимали — но спустя пару дней или приходилось его выгонять, или он сам уходил. Постепенно по обителям и вовсе пошла о нем недобрая слава. Расстрига — это как клеймо. Как с этим жить, он не знал. Вписаться в мирскую жизнь, стать обывателем у него тоже не получалось. Заработать денег он мог, мог обзавестись имуществом, жильем — но постепенно начал осознавать, что все это ему не слишком нужно. То время, которое он провел в монашестве, не прошло ведь для него бесследно. Он видел и чудеса, совершаемые по молитвам старцев — как исцелялись алкоголики, как у бездетных родителей рождались дети. Многое он видел. Глубоко веровал. И предал.

Лехе в диковинку было все это слышать, особенно про чудеса. Вот бы встретиться с такими старцами, подумалось ему вдруг. Тогда, возможно, он и пить перестал бы, и работу себе нашел получше, и семьей обзавелся. И вспомнилось ему разное: покойный отец, смертным боем избивавший мать по пьяни, загулы старшей сестры, вечный поиск денег на выпивку. Стало ему горько — и тут он сам заплакал, как совсем недавно Сыч.

А тот принялся утешать Леху, бубнил что-то. Они обнялись как собутыльники — и оба уснули. Утром в сторожке Сыча не оказалось — Женька сказал, что тот в город поехал, в храм. Леха кивнул и поехал на стройку.

Но все уже было как-то не так. Обрывки ночных разговоров с Сычом не выходили из его головы, и это заметили в бригаде, принялись шутить: уж не заколдовал ли тебя Сыч?

Прошло несколько дней. Леха, протрезвев, пытался заговорить с Костей, но тот на разговоры не велся, а вскоре и вовсе заявил, что бросает работу и уезжает далеко.

И вот тут-то Леху что-то подтолкнуло: он попросился с Сычом за компанию, и тот, странное дело, не отказал.

Они поехали на остров Валаам, о котором раньше Леха и понятия не имел. Устроились в монастырь трудниками. Поначалу было очень непривычно. С одной стороны, вкусная еда, пироги с грибами и ягодами. С другой — и это Леху сильно напрягало! — никакого вина. Однако понемногу он втянулся.

Началась у него какая-то другая жизнь. Убирали картошку, помогали на кухне, работы было глаз не поднять. Зато чувства после этой работы были совсем другие, чем раньше, на шабашках, где заколачивал он немалые деньжищи. А тут бесплатно — но почему-то радостно. Недалеко лес, красота неописуемая. Монахи, молодые и старые, с добрыми лицами, всегда готовы помочь. Будто в семью попал!

А вот с Костей-Сычом было неладно. Из храма тот всегда выходил в слезах, ничем не мог утешиться. Лехе так жалко его стало, что пошел к старому монаху, которого называли прозорливым. Рассказал ему все, что знал о Сыче, спросил — как же ему помочь? Может, обратно в монахи принять, чтоб не мучился? Старец улыбнулся в бороду, а потом серьезно сказал: «Не о Сыче ты сейчас должен думать, а о своих грехах. А Константина поблагодари за то, что открыл тебе себя самого. И молись за него. Может, Господь и смилуется, как над апостолом Петром. Богу все возможно».

Леха понял одно: назад Сыча не примут, и начал возражать: как же так? Погибает же человек. И тогда старец произнес печально и твердо: «Он сам оставил Христа, сынок. Насильно ко Христу никого привести нельзя».

Только тут до Лехи дошел весь ужас драмы Сыча. Тот потерял всё. Остался совершенно один. Тем более нельзя его бросать! А что можно сделать? Старец советовал молиться, но как? Леха ведь не монах, не умеет…

…Пролетело два года. Вместе с Сычом Леха трудился в монастыре, научился молиться утром и вечером, ходил на церковные службы, исповедовался и причащался… и как-то вдруг понял, что хочет стать монахом и остаться здесь, на острове. О том, чтобы вернуться к прежней беспутной жизни, уже и помыслить не мог. Его благословили принять иноческий постриг, только не на Валааме, а в другом монастыре, в глубинке, куда Леха вскоре и уехал.

Теперь он уже не Леха, а инок Леонид.

   

   

Что же до Сыча, тот остался трудником на Валааме — хотя, быть может, там его сейчас уже и нет. Через несколько месяцев после отъезда инок Леонид получил от него открытку, где написано было только «Слава Богу, я жив».

Что это значит? Быть может, он был прощен и трудится где-нибудь во славу Божию? Не зря же Господь свел его на жизненном пути с Лехой…