6. О шокистах, второй позиции и шлошим-зузе.

Тиронут – это, знаете ли… Это, знаете ли, курс молодого бойца.
Именно в тиронуте берут восемнадцатилетнего оболтуса и пытаются превратить его в некое подобие солдата.

В принципе, чем серьезнее тиронут, тем меньше в нем маразма. Не абсолютно – относительно. К примеру, в тиронуте тех же парашютистов подавляющую часть времени ребята пашут, как звери, а здоровый армейский идиотизм является лишь приправой. Так что ни над десантниками, ни над летчиками я, с вашего позволения, хихикать не собираюсь.

Совершенно другая ситуация создается в тиронуте джобников, то бишь тыловиков. Ничего особо серьезного им не преподают (ну там автомат, рация, противогаз…), так что всяческие ать-два составляют весьма внушительную долю курса обучения. Вдобавок, весь тиронут проходит под знаком комплекса неполноценности и под девизом «а мы чо – мы тоже крутые».

Считается, что новобранец (то есть тирон) должен быть убежден в полном отсутствии у своего начальства (в частности, у сержантов-инструкторов) каких бы то ни было человеческих качеств. Для создания соответствующего впечатления применяется целый комплекс мер.

Начнем с того, что инструкторы в учебке нормально не разговаривают. Чаще всего они либо орут, либо изъясняются угрожающим змеиным шипением, либо выплевывают отрывистые лающие команды. Соответственно, позвать солдата могут тремя базовыми способами:

1) Сотрясающий стены хриплый рев: «СОЛДАТ!» Сраженный акустическим ударом тирон подскакивает на метр и долго еще потом всхлипывает во сне.

2) Тихо и вкрадчиво: «Солда-ат…» Тирон, уже изучивший эти интонации, затравленно моргает. Негромко и участливо: «Солда-ат? У тебя проблемы со зрением? Ты не видишь, что твои ботинки не начищены? Ай-яй-яй… Будем лечить…»

3) Голосом Терминатора… или, скорее, добермана: «Сол-ДАТ! Сюда! Туда! Сейчас! Быстро!»

Темные очки тирону строжайше запрещены – для начальства же являются чуть ли не обязательной принадлежностью. Чем непрозрачнее, тем лучше: сочетание злобного шипения и неуловимого взгляда сквозь зеркальные очки весьма угнетающе действует на психику. В тиронуте сей предмет заработал прозвище «мишкафей дистанс» (мишкафаим – очки, дистанс – ну, сами понимаете, по аналогии с «держать дистанцию»).

Подобно очкам, есть и «кова дистанс» (кова – шапка). Это когда для все той же сакраментальной непроницаемости взгляда инструктор надвигает кепи или панаму настолько низко, что козырек закрывает пол-лица. Для того, чтобы хоть что-то увидеть, приходится задирать нос до небес. По идее, сие должно внушать священный трепет. На практике это зачастую (особенно когда инструктором оказывается какая-нибудь кнопка полтора метра ростом) выглядит довольно забавно.

Понятно, что все общение тирона с начальством происходит в стиле «Да, командир» – «Нет, командир». Упаси вас Бог пожелать чихнувшему сержанту здоровья – заорет «Я тебе что, приятель?!» и будет дрючить до конца курса.

Интрукторы просто из кожи вон лезут, чтобы никто из новобранцев не увидел их смеющимися, усталыми, сонными или, к примеру, курящими. Такое зрелище будет свидетельствовать об их, инструкторов, человекообразности – а солдат, не забывайте, должен видеть в них грозную, неумолимую и лишенную слабостей высшую силу. Имена инструкторов вообще хранятся в строжайшей тайне от тиронов.

Интересно наблюдать за тиронутом со стороны (как и многие другие вещи, снаружи это куда забавнее, чем изнутри…). Этакий метр-с-кепкой, задрав подбородок, злобно орет хриплым басом на двухметровую оглоблю, мучительно согнувшуюся в бесполезной попытке поймать взгляд из-под низко опущенного козырька. Оглобля по ходу выволочки на глазах уменьшается в размерах. Наконец, вопли кончаются, ошалевший тирон улетучивается. Злобный метр-с-кепкой заходит в вагончик инструкторов… и присоединяется к дружному ржанию наблюдавших за сценой коллег.

 

Как правило, перед началом курса инструкторы с шутками и прибаутками делят амплуа. Стандартные специализации – следующие:

«Сволочь». Ужас, летящий на крыльях ночи. Оживший кошмар новобранца. Вездесущ, всевидящ, злобен и невероятно изобретателен в наказаниях. Безошибочно находит единственный лежащий в неположенном месте окурок в радиусе километра. Или дырочку с недозволенной концентрацией пылинок во внутренностях автомата, который тирон драит уже два часа. После чего «сволочь» устраивает солдату (или всему взводу) на редкость насыщенный вечер. Как правило, вызывает у всего курса лютую ненависть.

«Идиот». Классический случай тупого начальника. Насчет этого типа, правда, существует сомнение – возможно, он по жизни такой… Потому что, во-первых, очень уж естественно у него получается, а во-вторых, не всегда этот тип присутствует. Достает всех не меньше, чем «сволочь», но не столько из вредности, сколько по дурости.

«Отец солдатам». Свет в конце тоннеля. Суров, но справедлив. Приказы осмысленные, прежде чем наказать – разбирается, и даже (ну надо же!) объясняет, за что дает по шее. Вот этого новобранцы, задрюченные двумя предыдущими типами, тихо обожают.

«Супер-трупер». Как правило, офицер, чаще всего взводный. Недосягаемый идеал. Царь и Бог. Крутизна немерянная, челюсть квадратная, решения молниеносные. Тироны смотрят снизу вверх и в глубине души мечтают когда-нибудь стать такими же. При встрече с новобранцами из соседнего взвода – спорят до хрипоты, чей взводный круче.

«Хамелеон». Это амплуа появилось в последние несколько лет. Время от времени (и совершенно непредсказуемо) превращается из одного из вышеперечисленных типов в другой, чем и сводит новобранцев с ума.

Между прочим, система работает неплохо. «Сволочь» исправно вызывает ненависть, «отец солдатам» – любовь, и никто из новобранцев не подозревает, что в следующий набор эти двое поменяются ролями.

 

В тиронуте солдат открывает для себя ранее неведомый пласт иврита.

Мур'аль (отравленный) – это, оказывается, еще и «военная косточка» (или «солдафон» – зависит от отношения переводчика…)

Бизон – не только всем известная крупная рогатая скотина, но и новобранец. Этимология непонятна и загадочна, разве что по ассоциации с бизайон – позорище. Получается, стало быть, что-то вроде «позорник» – что довольно точно характеризует боевые качества тирона в начале курса.

Штинкер («вонючка» на идиш) – стукач.

Фак (именно то, что вы подумали) – любая провинность.

Файтер – крутой мэн. «Вы что, решили, что вы тут все уже файтеры? Вы тут все дерьмо!»

Пантер (пантера) – соответствует, в применении к солдатам, русскому «орел». «Пантерим!» – что-то вроде генеральского «Орлы!» или суворовского «Чудо-богатыри!»

Кохав (звезда) – это уже наша местная специфика. Тот несчастный, который все делает невпопад и вечно оказывается виноватым (и, соответственно, получает по шее).

Шокист – тот, кто по жизни пребывает в шоке. Самый литературный русский эквивалент – «из-за угла мешком прибитый». Короче, придурок.

Пин шабат (субботний штифт) – ма-аленький штифт в автомате М16; за его, заразы, потерю оставляют на субботу без выхода домой.

Кроме того, тирон узнает такие страшные выражения, как КАДАР, шлошим-зуз, мацав штаим и рэд-ле-эсрим. Почему страшные? Да потому, что все они ассоциируются с наказаниями.

 

КАДАР – это не только бывший венгерский генсек, но и аббревиатура от кидум дерех а-раглаим, «обучение через ноги». Проще говоря, за любую провинность тирона заставляют бегать. «Видишь вон тот столб? Тридцать секунд – дотронулся до него, вернулся и встал здесь по стойке смирно! Тридцать – ПОШЕЛ!»

Сакраментальное «Тридцать – ПОШЕЛ!» как раз и звучит на иврите как шлошим-зуз. Это шлошим-зуз тирон слышит постоянно. «Недомыл пол? Тридцать секунд – взял ведро и швабру, добежал до уборной, набрал воды и вернулся ко мне! Шлошим – ЗУЗ!»

Это, кстати, был КАДАР индивидуальный. Бывает еще КАДАР взводный: «Не успели убрать казарму? Тридцать секунд – сделали пять кругов вокруг казармы и встали передо мной шеренгами по трое по стойке смирно! Шлошим – ЗУЗ!»

Довольно часто время дается заведомо нереальное, чтобы был повод погонять еще разок – на сей раз за невыполнение приказа.

Самой распространенной альтернативой шлошим-зузу служит рэд-ле-эсрим (или поль-ле-эсрим). Обе команды являются эквивалентами русского «упал-отжался»: рэд-ле-эсрим – «опустись на двадцать», поль-ле-эсрим – «упал на двадцать». Другими словами, солдат должен принять мацав штаим (вторая позиция – определение ЦАХАЛа для исходного положения при отжимании), и – вперед.

Еще одно наказание, довольно странное поначалу – сочинения. Солдату, замеченному в плохом уходе за автоматом, приказывают сдать к завтрашнему утру сочинение на четыре листа о необходимости поддержания чистоты. И так далее в том же духе. Сомневаюсь, кстати, что кто-то эти произведения читает. Иногда доходит до полного абсурда: ваш покорный слуга, провинившись в ненаписании сочинения (не помню о чем) в срок, должен был писать сочинение о пользе писания сочинений.

Одно из самых ненавистных наказаний – ПАКАЛЬ. Заключается примерно в следующем: «Ах, ты забыл носилки в казарме? Так теперь это будет твой ПАКАЛь!» Все, теперь тирон будет везде разгуливать со сложенными носилками за спиной – и на построениях, и в наряд, и в столовую. Пулемет МАГ, как правило, навьючивают на самого/самую маленького/маленькую на курсе. Девочка ростом полтора метра и весом килограммов сорок, везде таскающая дуру длиной метр с четвертью и весом около одиннадцати кило (это в дополнение к автомату) – зрелище неописуемое.

 

Многие наказания уже ушли в прошлое.

Приказом запрещено в качестве наказания надевать на тирона противогаз и заставлять ходить в нем дни напролет.

Нет уже бега четверками с телеграфным столбом на правом плече (не сметь перекладывать!) по пересеченной местности. (Копирайт учебки №4 – на рекость изобретательная была база в плане наказаний.)

Нет и «похорон спички», когда обнаруженную в неположенном месте горелую спичку заставляли торжественно хоронить всем взводом. В могиле размером полтора метра на полтора на полтора. В два часа ночи. А все не участвующие в данный момент в копании салютуют автоматами – на редкость утомительная для рук стойка. (Все та же легендарная в прошлом учебка №4.)

 

Разумеется, базовые наказания можно творчески переосмыслить…

Взвод получает боевое задание:

– Ваша казарма грязна! Это – не казарма! Это – свинарник! Десять минут – вымыли пол, вытерли пыль, выбросили мусор, заправили койки и прочесали землю вокруг казармы! Чтобы в радиусе полутора метров от стен… Ни окурка! Ни спички! Ни бумажки! И выстроились около коек по стойке «смирно»! Десять – ПОШЕЛ!

…Прошло десять минут…

– СМИРРРНА!

Явление отделенных народу.

Первым вразвалочку входит Череп (категория «сволочь», внешностью и манерами страшно похож на актера Филипенко в роли Кащея Бессмертного).

Вторым, выпятив грудь, гордо вносит себя Павлин (категория «идиот», прозвище заработано не прекращающимся ни на мгновение самолюбованием).

И, наконец, последней появляется Лапочка (категория «псевдо-сволочь»: милая девочка, пытающаяся зверствовать, но очень уж неубедительно у нее получается…)

Череп своеобычной раскорячкой проходится вдоль строя.

– Та-а-а-ак, – вкрадчиво шипит он, – Дневальный?

– Да, командир? – молодцевато рявкает старательно тянущийся добрый молодец.

– Что вам было поручено? – умрите от зависти, все кобры мира.

– Помыть, вытереть, выбросить, заправить, прочесать, командир!

– Замечательно, – Череп ухмыляется. Бескровные губы оттягиваются назад, обнажая зловещий вампирский оскал, – Тогда почему я нашел ШЕСТЬ окурков под стенами вашей казармы?

Черт его знает, где откуда он взял эти окурки – тироны ввосьмером просеивали песок вдоль стен. Впрочем, с него, заразы, станется принести окурки с собой.

– Значит, так, первый взвод, – острые белые зубы расходятся, и язык-жало стремительно облизывает тонкие губы, – Вы не выполнили приказ. Ай-яй-яй, первый взвод. Ай-яй-яй. Невыполнение приказа. Это серьезно. Весьма серьезно.

Да не тяни, блин, садист!

– За это вам причитается наказание. И вы будете наказаны. – просыпается Лапочка.

Ну-ну. Тебе бы еще, для большей убедительности, одеяние из черной кожи и плетку. Хотя, впрочем, тебе и это не поможет…

– Значит, так, первый взвод, – опять вступает Череп. – За каждый окурок вы сдадите нам по тысяче собранных окурков и по четыре листа сочинения о необходимости чистоты и вреде грязи. Всего, стало быть, шесть тысяч окурков и двадцать четыре листа сочинения. Хэ-хэ-хэ.

Ну надо же! ОНО еще и считать умеет!

И что вы себе думаете? Мы, как идиоты, три недели собирали везде, где могли, окурки...

 

Тема наказаний приводит нас к теме «звезд». В любом подразделении тиронута всегда есть такое чудо природы, которое очень старается, но в силу… кармы, что ли?… делает все невпопад. А уж «в лоб» от начальства себя ждать не заставит. В нашем взводе «звездой» был Арик. Тощий, неизлечимо серьезный и изумительно бестолковый. Короче, шокист божьей милостью.

 

Время: перед отбоем.

Декорации: казарма.

Реквизит: штаны Арика. Как известно, на любом армейском складе есть два размера – слишком маленький и слишком большой. Здесь был второй случай: в штаны Арика можно было запихать еще минимум пару дистрофиков вроде него.

– СМИРРРНА!

В казарму вдвигается Череп. Все замирают, пялясь в пространство перед собой… То есть, все, кроме Арика. Бедолага не успел застегнуть пояс до подания команды. Теперь он тянется, одновременно конвульсивно подергивая вверх свои чудо-портки.

Череп останавливается перед Ариком.

– Ты двигался после команды «смирно»? – шипит отделенный.

– Никак нет, командир! – браво рапортует Арик.

Череп слегка балдеет от такой наглости.

– Значит, я лгу? – ласково осведомляется он.

– Никак нет, командир! Вы ошибаетесь! – Арик неумолимо серьезен.

– Та-ак? – от удивления Череп не находит более осмысленной реплики.

– Я не двигался, командир! Мои штаны двигались!

Отделенный судорожно сглатывает. Издает нечленораздельный звук. Сгибается пополам и молнией вылетает из казармы. За хлопнувшей дверью раздается истерический хохот.

Через пару минут Череп появляется вновь, нахмуренный и сердитый.

– Та-ак… Штаны Арика, наружу!

– ???

– Вместе с тобой, идиот!

Весь взвод внимательно ловит звуки, раздающиеся за дверью.

– Значится так… Штаны Арика! Тридцать секунд – сделали шесть кругов вокруг казармы, вернулись ко мне и встали по стойке смирно! Шлошим – ЗУЗ!

– …Смирно!

– Явился?

– Так точно, командир!

– Арик! Твои штаны находятся под твоей командой! Понял?

– Так точно, командир!

– А это значит, что ТЫ, как командир, несешь ответственность за любой фак твоих штанов. Понял?

– Так точно, командир!

– Поэтому… Твои штаны мы уже наказали, теперь будем наказывать тебя. Ты знаешь, где находится моя комната?

– Так точно, командир!

– Так вот. Завтра в пять-пятнадцать ты встанешь напротив моей комнаты и будешь кричать: «Доброе утро, командир! Мне не холодно, солнышко светит и птички чирикают!» Будешь кричать, пока я не выйду и тебя не остановлю. Понял?

– Так точно, командир!

...Весь взвод встал на час раньше, чтобы узреть эту сцену...

 

Тот же Арик был героем еще одной истории, достойной упоминания.

Надобно тут пояснить, что в тиронуте полагается тянуться перед строго определенными начальниками, а именно: перед всеми инструкторами своей учебной роты, расаром, командиром базы и его замом. При встрече с ними полагается встать во фрунт и заорать самому себе: «Товсь – смирно, командир!» Всех остальных офицеров и сержантов можно игнорировать.

Итак: Арик засекает вдалеке некую фигуру с нашивками сержанта.

С расстояния метров в сто пятьдесят Арик ревет глубоким басом (непонятно где размещающимся в этом ходячем скелете):

– Смирно, командир!

Обалдевший сержант крутит головой, пока, наконец, не засекает нашего героя. Тяжело вздохнув, подходит к Арику:

– Слушай, ты меня знаешь?

– Никак нет, командир!

– Я – один из твоего начальства?

– Никак нет, командир!

– Ну, и что еще скажешь?

– Пошел в жопу, командир! – все с той же убийственной серьезностью выдает Арик.

Совершенно охреневший сержант находит в себе силы только на:

– Ты откуда такой?!

– Из России, сержант! – молодцевато рапортует Арик, разворачивается на сто восемьдесят градусов и марширует в казарму.

 

В любом тиронуте минимум один раз происходит сцена «узи, стрельбище и шокист».

Здесь мне придется выдать военную тайну. Вопреки своей репутации, пистолет-пулемет «узи» (по крайней мере, те из них, что раздолбаны несколькими десятками лет использования) страдает от двух проблем. Во-первых, его вечно заедает. Во-вторых, он может начать стрелять, когда захочется ему, а не вам: от падения, от рывка, от чиха…

Итак, стрельбище.

Шокист (разворачиваясь с узи наперевес):

– Командир, я жму вот так, а он не стреляет!

Ствол при этом направляется в живот инструктору.

Инструктор (заметно побледнев, очень мягко и тихо):

– Опусти ствол… осторожно… так… так… (орет) ИДИОТ!

 

Быть часовым в тиронуте – тоже штука своеобразная.

К примеру, на вышке полагается сторожить вдвоем: один орлиным взором обозревает окрестности сверху, а второй охраняет его внизу, чтобы коварный враг не подполз.

Курить на посту, разумеется, строжайше запрещено.

У нас сие творчески переосмыслили: тот, что на вышке, курит, а тот, что внизу, смотрит, чтобы не подкралось начальство.

 

Совершенно другой была ситуация с бункером. Там часовые (МАГАВник и два тирона) сидели в бетонном доте, который можно было пробить разве что из пушки.

Палестинцы из соседней деревни ходили по нему стрелять.

Выглядело это примерно так...

Из темноты: бах!

Пуля в стену: тук!

Обрадовавшись хоть какому-то разнообразию, часовые высовывают стволы наружу, переводят оружие на автоматическую стрельбу и начинают, не целясь (все равно ни хрена не видно) садить в ночь очередями.

МАГАВник:

– Ну и хватит, пожалуй. Хватит, я сказал, салаги! Кончай палить! Та-ак… Ну что, мальки, а теперь давайте собирайте гильзы.

М-дя… Интересная у них там в бункере была жизнь…

 

Вообще, шататься около учебки – занятие не для слабонервных. Часовой-тирон – страшный человек.

Во-первых, он боится своего начальства куда больше, чем террористов, суда или загробной кары. И готов на что угодно, лишь бы начальство не разозлить.

Во-вторых, он выдрессирован на автоматическое исполнение приказа (по окончании тиронута это проходит). Ему скажи открыть огонь – он откроет, не раздумывая.

В-третьих, он злой, как сто тысяч чертей, потому что инструктора его уже затрахали. И страшно хочет на ком-нибудь это выместить.

Да вот, посудите сами.

 

Истерические вопли по связи:

– Патруль! Патруль!

Лениво:

– Здесь патруль. Кто вызывал?

В панике:

– Западная вышка! Сюда! Быстрее!

Резко проснувшись:

– Сейчас будем.

Взмыленный патруль подлетает к вышке. Сразу за оградой пасется стадо коз и задумчиво курит старый араб-пастух. Невменяемый «нижний охраняющий» вышки:

– Он это! Череп сказал – нельзя! Пятьдесят метров от ограды! А они это!

– Понял. Прикрывай!

Патруль с автоматами наперевес выскакивает за ограду.

– Ты здесь чего?

Пастух (флегматично):

– Я здесь это.

– «Это» чего?!

– Я здесь пасу.

– Убирай своих коз! Пятьдесят метров от ограды – ближе не положено!

– Зачем?

– Приказ!

Пастух, размеренно:

– Я здесь пас, когда вашей базы не было. Я здесь сейчас пасу. Я здесь буду пасти.

Осатаневший патруль:

– Ты здесь не будешь пасти! Ты сейчас пулю в лоб получишь! Не положено, понял, дубина?!

Пастух (величаво):

– Понял. Отчего ж не понять. Тогда я пошел.

Преспокойно удаляется на положенные пятьдесят метров.

Камикадзе, блин. Ну знает же, что мы идиоты! На фига он нарывается…

 

Именно в тиронуте многие осваивают такой вид спорта, как «ложь во спасение». К примеру, на протяжении всего курса тирон рассказывает родителям, что служит под Тель-Авивом, и только по окончании признается им, что все это время сидел где-нибудь на территориях...