Часто в детстве я представлял себе газетный разворот, еще пахнущий
свежей краской, с моим большим портретом посередине (я в шлеме и улыбаюсь)
и подписью:
"Космонавт Омон Кривомазов чувствует себя отлично!"
Сложно понять, почему мне этого так хотелось. Я, наверно, мечтал
прожить часть жизни через других людей - через тех, кто будет смотреть на
эту фотографию и думать обо мне, представлять себе мои мысли, чувства и
строй моей души. И самое, конечно, главное - мне хотелось самому стать
одним из других людей; уставиться на собственное, составленное из
типографских точечек лицо, задуматься над тем, какие этот человек любит
фильмы и кто его девушка - а потом вдруг вспомнить, что этот Омон
Кривомазов и есть я. С тех пор, постепенно и незаметно, я изменился. Меня
перестало слишком интересовать чужое мнение, потому что я знал - до меня
другим все равно не будет никакого дела, и думать они будут не обо мне, а
о моей фотографии, с тем же безразличием, с которым я сам думаю о
фотографиях других людей. Поэтому новость о том, что мой подвиг останется
никому не известным, не была для меня ударом; ударом была новость о том,
что придется совершать подвиг.

MbIwa
По простому- самородки...

drewfoxy, да что в этом роде

Но ведь и мы, люди, думал я, вроде бы встречаемся, хохочем, хлопаем друг друга по плечам и расходимся, но в некоем особом измерении, куда иногда испуганно заглядывает наше сознание, мы так же неподвижно висим в пустоте, где нет верха и низа, вчера и завтра, нет надежды приблизиться друг к другу или хоть как-то проявить свою волю и изменить судьбу; мы судим о происходящем с другими по долетающему до нас обманчивому мерцанию и идем всю жизнь навстречу тому, что считаем светом, хотя его источника может уже давно не существовать.

Откуда мне было знать, что самое лучшее в жизни каждый раз видишь как бы краем глаза?

Он сказал тогда: «Какая разница, с какой мыслью умрёт человек? Ведь мы материалисты». Ты помнишь – я сказал тогда, что после смерти человек живет в плодах своих дел. Но я не сказал тогда другой вещи, самой важной. Запомни, Омон, хоть никакой души, конечно, у человека нет, каждая душа – это вселенная. В этом диалектика. И пока есть хоть одна душа, где наше дело живет и побеждает, это дело не погибнет. Ибо будет существовать целая вселенная, центром которой станет вот это…»
Он обвел рукой площадь, камни которой уже грозно и черно блестели.