И будет целебный хлеб,
Словно нипочем, словно многоточие.
И напроломное лето мое
Однофамильное,
Одноименное.
Губы в трубочку,
Нить в иголочку.
Не жисть, а Сорочинская ярмарка
Заскорузло любили, освинело горевали,
Подбрасывали вверх догорелую искорку.
Раскрашивали домики нетрезвыми красочками,
Назывались груздями, полезали в кузова.
Блуждали по мирам, словно вши по затылкам,
Триумфально кочевали по невымытым стаканам,
По натруженным умам,
По испуганным телам,
По отсыревшим потолкам.
Выпадали друг за другом, как молочные зубы,
Испускали дух и крик.
Пузырились топкой мелочью
В оттопыренных карманах деревянных пиджаков.
Кипучие, могучие, никем не победимые,
Словно обожженные богами горшки.
А за спинами таились лыжи в сенях,
Санки,
Салазки,
Сказки,
Арабески.
На седьмой день ему все остопиздело!
Пускай все бурно расцветает кишками наружу
На север, на запад, на юг, на восток!
Пусть будет внезапно!
Пусть будет неслыханно!
Пусть прямо из глотки!
Пусть прямо из зеркала!
Безобразно рванет из-под кожи
Древесно-мясные волокна!
Моя самовольная вздорная радость!
Чудовищная весна!
Чтоб клевать пучеглазое зерно на закате,
Целовать неудержимые ладони на заре,
Топни ногою, и вылетят нахуй все стекла и двери,
Глаза,
Вилки,
Ложки,
И складные карманные ножички.
Еще одна свирепая история любви.
Грустная сказочка про свинью-копилку.
Развеселый анекдотец, про то как Свидригайлов собирался в Америку.
Везучий, как зеркало, отразившее пожар.
Новогодний, как полнолуние, потно зажатое в кулаке.
Долгожданный, словно звонкое змеиное колечко.
Единственный, словно вскользь брошенное словечко.
Замечательный, словно сто добровольных лет одиночества.( Г.О.)