МАМОЧКА, ПРОСТИ!

    Я когда раньше слышала, что глубокие старики чаще всего вскоре умирают после перелома шейки бедра, не могла понять: почему?!! Да, операцию им отказываются делать. Но ведь кость-то всё равно со временем (пусть не так быстро, как у молодых!), но должна срастаться! По идее, при нормальном уходе эта травма не должна приводить к смерти! Вот и моя бабушка, папина мама, сломала шейку бедра в 87 лет, и потом ещё ходила (хоть и хромала), и дожила до ста одного года! Правда, у мамы всё оказалось намного сложнее! Кроме шейки бедра со смещением, она сломала (тоже со смещением!) ещё и мощную бедренную кость! И гипс ей наложили не "сапожком", а до самого таза... 

   В первые двое суток её очень беспокоил этот гипс, и пятка загипсованная, видимо, онемела... И лежать надо было на спине... Я пыталась, конечно, растирать ей потихоньку и спину, и руки, и здоровую ногу, но всё равно она протягивала мне руки:

   - Помоги встать, пойдём на кухню! Спина устала лежать!

   В больнице она хоть и беспокойно себя вела, но всё же ОБЩАЛАСЬ. А вот переезд домой, видимо, оказался для неё слишком травматичным...

   У себя дома мне пришлось сделать перестановку: отодвинуть к окну диван, а ближе ко входу в большой комнате поставить раскладную кровать. Она достаточно удобная, с жёсткой сеткой. На неё положила хороший матрас.

   Водитель перевозки вместе с моим сыном занесли маму домой и переложили на постель. И вот тут изменения в её состоянии стали очень заметны! Она перестала жаловаться на то, что неудобно лежать. Очень мало стала есть. И не то спала, не то была без сознания. Лежала с открытым ртом, и порой надо было присматриваться и прислушиваться: дышит или нет... Часто, почти через каждые полчаса,  просила пить. Но и пила всего два-три глоточка воды. От чая, кефира отказывалась. А через несколько дней стала отказываться и от еды... Сожмёт губы и мотает головой: не хочу! На ночь я колола маме анальгин с димедролом, как посоветовали в больнице. Чтобы лучше спала. Но сама я всё равно спала "вполглаза": все ночи прыгала смотреть, не  надо ли чего, укрывала, если она сбрасывала одеяло (дома у нас прохладно), поила.

   Я вызвала участкового врача. Та дала общие рекомендации. И тут оказались сложности: надо было ехать в поликлинику и ставить маму на учёт, потому что она жила в другом районе. Без этого её не имели права обслуживать наши врачи...

   Дни слились в череду какого-то жутковатого ожидания: состояние мамы оптимизма не вызывало...

   То, что из-за отёчности тканей она не могла самостоятельно мочиться и был поставлен катетер с мочесборником, вдруг оказалось большим облегчением и для неё, и для меня . Не нужно было мучить её, подкладывая под неё судно или меняя памперсы. И лежала она всё время сухая.

   Моя подруга по соцсетям посоветовала вызвать священника, чтобы причастил маму. Честно говоря, я в церковь хожу редко, хоть и считаю себя человеком верующим. Мама в церковь не ходила вовсе. Но молилась часто. Особенно в войну. Говорила мне:

   - Когда ночью стреляют, я лежу на кровати, считаю выстрелы и молюсь! И тогда кажется, что не так страшно! И когда ты уходишь, я тоже молюсь за тебя, чтобы ты благополучно домой дошла.

   И даже лёжа в больничном коридоре вдруг время от времени начинала громко читать молитвы..

   А вот как она отнесётся к приходу батюшки, я не знала. Да и будет ли в сознании?

   Мне дали телефон священника, который ведёт службу у нас в студгородке во временном помещении храма. Отец Андрей. Он расспросил по телефону о состоянии мамы. И когда я сказала, что состояние очень тяжёлое, он решил прийти как можно быстрее, перед утренней службой. 

   Как ни странно, мама пришла в себя, и отвечала на его вопросы. Меня он на время попросил выйти из комнаты. А потом пригласил зайти:

   - Давайте вместе помолимся. Принесите растительного масла в баночке и ушную палочку. Я Вашу маму буду соборовать. 

   Соборование длилось не слишком долго. Отец Андрей очень красиво читал молитвы: у него певучий глубокий голос. Мама была в сознании, лежала тихо. А в конце, когда батюшка с ней прощался, посоветовал ей:

   - Вы почаще молитесь: "Господи, спаси и помилуй!"

    И мама повторила:

   - Господи, спаси и помилуй!

   И потом время от времени, придя в сознание, повторяла эту коротенькую молитву. И, как ни странно, она как будто стала немного оживать после соборования. Её сон стал походить на обычный, а не на бессознательное состояние. 

   Прощаясь, отец Андрей сказал, чтобы я позвонила ему в субботу. Если будет все нормально, он придёт ещё маму причастить. Если что-то случится, тоже позвонить... Денег взял совсем мало. А ещё оказалось, что он - наш бывший студент! И меня помнит, хоть я у него и не вела занятия. То-то и мне его лицо показалось знакомым! Правда, он сейчас с бородой. Но память на лица у меня профессиональная. После университета не смог устроиться на работу по специальности. Пошел учиться в семинарию. Служит уже десять лет. Здесь вести службу ему нравится:

   - Все меня знают, и я всех знаю. 

   Когда мама приходила в сознание, я спрашивала:

   - Ты что-нибудь хочешь? 

   - Пить! Пить!

   Даю водички. Пьёт всего два-три глотка. От того, что рот во время сна всё время открыт, губы покрылись корочкой. Я смазываю их маслом, которым маму соборовали.

   - Кушать хочешь?

   - Нет! - мотает головой. 

   - А давай я тебе супчика вкусненького принесу.

   - Не хочу!

   Всё же несу то куриный супчик, то овсяную кашку, то овощное пюре. Она крепко сжимает губы:

   - Не хочу!

   - Мамочка, у тебя что-нибудь болит?

   - Ничего не болит!

   И опять проваливается не то в сон, не то в бессознательное состояние.

   То, что она не чувствовала боли - огромное благо для неё, и для меня! Хотя это и очень странно при такой тяжёлой травме.

   Так мы дожили до субботы. После службы пришёл отец Андрей (как странно называть так бывшего студента!) с кагором в крохотной золотой рюмочке (или не знаю, как она называется). Снова попросил меня выйти ненадолго из комнаты. А затем провёл обряд причастия. Очень аккуратно влил маме в рот Вино - Кровь Христову. Денег не взял совсем. В случае чего велел звонить в любое время.

   А после его ухода мама спокойно заснула. И проспала часа полтора. А когда проснулась, я поняла, что она впервые за дни после больницы адекватно реагирует на происходящее. 

   - Я где? - спрашивает.

   - Ты у меня дома, в большой комнате. Как ты себя чувствуешь?

   - Не знаю...

   И вот тут я сделала то, что хотела сделать с самого начала болезни, то, что порой нам так трудно сделать, а если не успеешь, то это мучит потом всю оставшуюся жизнь. Я попросила у мамы прощения!

   - Мамочка, ты прости меня за всё, ладно?

 Она взяла мои руки, приложила к своим щекам:

    - Я тебя прощаю! И ты меня за всё прости!

   - И я тебя прощаю!

   Фу-у, огромный камень с души упал так явственно, что я, кажется, услышала его грохот!

   Перед глазами пролетели обиды: мелкие, крупные, ВСЕ! Они летели куда-то и сгорали в пламени. Я простила маму за то, что она в детстве, желая мне добра, часто говорила:

   - Закрой рот, а то некрасивой будешь! (у меня были аденоиды).

   И я выросла с комплексом некрасивости... А потом долго его преодолевала. 

   Я простила её за то, что однажды, когда мне было десять лет, отец, не разобравшись, абсолютно несправедливо выпорол меня ремнём (до синяков на попе!), а мама не заступилась за меня.

   Я простила маму за то, что она не позволила мне учиться на медика, а настояла на химическом образовании. За то, что вмешивалась в мою личную жизнь  тогда, когда лезть туда было не надо. За то, что прочитала мои дневники, а потом сожгла их "чтобы отец не прочитал!". Я ПРОСТИЛА МАМЕ ВСЁ!!!

   И очень надеюсь, что и она простила мне все свои обиды! За то, что я порой злилась на неё, когда она часто (через каждые полчаса!) названивала мне по городскому телефону. Я выговаривала ей, что нельзя же мне всё время сидеть у телефона! А она мне говорила:

   - Когда меня не будет, ты захочешь, чтобы я позвонила, а я уже не смогу!

   И вот теперь я понимала, что она уже НИКОГДА мне не позвонит...

   Не знаю, может, у неё на меня были и какие-то другие обиды... Просто я всегда с мамой старалась держать себя выдержано, даже если мне что-то не нравилось. Не грубила, не устраивала сцен. Все последние годы она мне была больше большим беззащитным ребёнком, о котором надо заботиться, которому надо всё прощать. Я старалась приготовить ей что-то вкусненькое, купить пирожное, которое она любит, принести её обожаемую жареную скумбрию без косточек.

   И войну я пережила так стойко только благодаря маме. Я знала, что обстрелы или не обстрелы, а мне надо бежать к ней. Узнать, жива ли, принести воды, отстояв огромные очереди, достать где-то хлеба и каких-нибудь продуктов. Мне некогда было бояться. Мне НЕЛЬЗЯ было бояться! Ведь без меня мама погибнет...

-----------------------------------

   После причастия прошла ещё неделя. Состояние ухудшалось с каждым днём. Я уже понимала, что никакого чуда не будет, что счёт жизни мамы идёт, на дни, а может, и на часы... Я ведь сидела уже с умирающей маминой сестрой, тётей Валей. И сейчас все эти признаки умирания видела у мамы. Последние сутки были ужасными!  Если до этого мама не чувствовала боли, то теперь боль решила на ней отыграться за все дни! Мама стонала и металась по кровати. Обезболивающие уколы не помогали... Пить она уже не могла. Стоило дать ей воды, как начиналась рвота кровью... Я изнемогала от бессилия: это самое ужасное, когда видишь страдания родного человека, а помочь не можешь... Около двух часов ночи она успокоилась и, как мне показалось, заснула. Я тоже прилегла, потому что уже буквально падала с ног. Подремала не больше получаса. А мама уже не дышит... Это было 26 марта в 2.30 ночи...

   Позвонила в милицию. Мне велели маму не трогать (разрешили только подвязать подбородок). Ждать группу экспертов. 

   Я зажгла свечку и села читать "Канон за умершего". Почему-то ни слёз, ни страха, ни паники не было. Все мамины мучения позади. А я сделала для неё всё, что могла.