Вопрос 5
Живопись катакомб.
Первые создания христианского искус¬ства — это настенная живопись в римских катакомбах (II—IV вв.) — подземных лабиринтах, где находи¬лись древнейшие христианские за¬хоронения. Основная часть этих фресок сделана в III веке, то есть современна кризисному позднеантичному искусству. Многие христи¬анские образы в росписях ката¬комб исполнены экзальтации, одна¬ко отнюдь не трагической напря¬женности, свойственной языческим памятникам той поры, но экстаза веры, неотступной и сильной, нес¬мотря на нередкие преследования. Молодое христианское искусство обладало страстным пафосом убеждения, но не имело еще твер¬дой программы, как иконографиче¬ской, так и стилистической. Пред-ставления о человеке и природе, свойственные античности, нередко переносятся в новое христианское искусство и звучат в нем как многочисленные «цитаты» из языческой культуры. Причудливо на стенах катакомб соседствуют античные и христианские мотивы. Рядом с изображениями Орфея, Эрота и других мифологических персонажей предстают портреты Христа, Богоматери, апостолов, различных христианских знаков — рыбы, виноградной лозы и др. По¬иски христианской символики еще очень вольны и легко уживаются с привычными языческими образа¬ми. Стены членятся по античным законам на отдельные декоратив¬ные поля и нити, в которых напи¬саны фигуры и сцены. Однако ка¬кие бы то ни было архитектурные или пейзажные, пластические и ил¬люзионистические фоны, столь ха¬рактерные для античных компози¬ций, теперь исчезают, и вся деко¬рация становится совсем не похо¬жей на помпейские росписи, дале¬кой от театрализованной античной наглядности и материальной иллю¬зорности, но впечатляющей своим условным ритмом.
Стиль живописи имеет еще немало античных ассоциаций и в ряде из¬ображений обладает чувственной сочностью и легкостью живого мазка. Однако в большей части росписей стиль грубеет, теряет виртуозный артистизм античного искусства, но приобретает не зна¬комую античности экспрессию. Композиции упрощаются, часто выглядят элементарными по своей ритмической и перспективной структуре. На стенах размещаются часто одинокие фигуры, реже — сцены, составленные из несколь¬ких отдельных, значительных фи¬гур. Аскетическими темными силу¬этами они вырисовываются на пу¬стых, ничем не украшенных белых фонах, создающих иллюзию беско¬нечной глубины пространства. Симметрические композиции по-строены по абстрактному принципу ритмического чередования. Непод¬вижные фигуры предстают в нес¬ложных, часто фронтальных по¬зах. Они не имеют тяжести и ка¬жутся парящими в неограниченных пространственных сферах. Формы утрачивают телесную наполненность и выглядят плоскими, парал¬лельными стене, легко скользящи¬ми по ней силуэтами. Пластическая реальность, осязаемость форм, столь важная для античных масте¬ров, теперь исчезает. Фигуры воз¬никают как тени. Охватывающие их строгие контуры, резкие линии, крупные однотонные плоскости за¬меняют теперь переливчатую по¬верхность античной живописи. Этот новый стиль более соответ¬ствовал спиритуалистическим иде¬алам христианства, чем исполнен¬ный чувственной красоты стиль эл¬линистического искусства. Мастера отказываются от всего, что может напомнить о материальной жизни и телесной красоте. Главным стано¬вится духовное содержание образов. В выражении лиц, в широко открытых глазах, во взорах, устремленных в невидимую даль, в молитвенно распростертых огромных руках передано экстатическое религиозное чувство. В 313 году христианство становит¬ся главной государственной рели¬гией.Скрывавшееся ранее в подзе¬мелье, христианское искусство по¬лучает теперь высокое покрови¬тельство государственной власти.
[I.3. «Поклонение волхвов» в живописи римских катакомб]
Образ Божией Матери является уже в древнейшей христианской иконографии в связи с «Поклонением волхвов», событием торжественного значения для христиан со времени мира их церкви и признания их веры государственною. По той же причине является сомнительным, чтобы эта тема появлялась в искусстве во времена гонений, а потому фрески римских катакомб на эту тему должно относить уже к IV столетию. Апокрифические данные играли важнейшую роль в композиции этой темы уже во фресках римских катакомб и в самых ранних рельефах саркофагов. Мы здесь находим «Поклонение волхвов» или в тесной связи с «Рождеством Христовым», или уже выделенным от него в особое изображение. Первое представление дает буквально точную иллюстрацию Евангелия, по которому (Матф. глава 2) пришествие волхвов было руководимо звездой, появившейся в самый момент Рождества Христова. В отличие от этого, евангелие псевдо-Матфея помещает пришествие волхвов во второй год рождения Спасителя 28-1) и при этом прибавляет, что волхвы, неся с собою великие дары, пришли в Вифлеем «в дом» и нашли Младенца Иисуса сидящим на лоне Матери своей. Таким образом, уже в древнейшей иконографии находим изображение «Поклонения волхвов» именно с этими чертами композиции, и Младенца не в пеленах, лежащим в яслях, но сидящим на коленах Матери и принимающим волхвов.
В живописи римских катакомб «Поклонение волхвов» сохранилось в 10–12 фресках, но из них некоторые уже пропали. Древнейшая относится, по словам Иосифа Вильперта, к началу II века и отличается от позднейших по манере изображения: Дева Мария сидит на стуле без спинки; волхвы подносят свои дары голыми руками, тогда как на прочих фресках, из которых три относятся к III веку, a все прочие уже к IV, кресло имеет всегда высокую закругленную спинку, и волхвы подносят дары на блюдах; во фресках IV века Божия Матерь облачена в далматику с широкими рукавами. Волхвы, обыкновенно, трое числом и представляются в восточных одеждах. Фрески идут в таком порядке: 1. Арка в греческой капелле катакомбы св. Прискиллы — начала II века. Mapия, простоволосая, в безрукавной тунике, сидит, повернувшись наполовину к зрителю, на стуле без спинки, и держит Младенца спеленатого. Прическа ее волос, по указанию Вильперта, имеет сходство с прическами времен Траяна: приблизительное указание времени фрески (для перехода моды в художественную манеру должно отложить, по крайней мере, четверть века). 2. Люнета аркосолия в крипте Мадонны в катакомбах Петра и Марцеллина (Вильперт, таб. 60). 3. Потолок крипты в той же катакомбе и, по-видимому, писанный тем же мастером. 4. Стена (рис. 9) при входе в крипту 14-ую в той же катакомбе. Фреска сохранилась в виде небольшого фрагмента, с двумя волхвами. 5. Ниже разбираемое изображение Божией Матери с четырьмя волхвами в катакомбе св. Домитиллы; относится к первой половине IV столетия. Божия Матерь одета в далматику, имеет небольшое покрывало, и Младенец тунику. Де Росси относил фреску к первой половине III века, тогда как Вильперт относит ее к IV веку. 6. Арка аркосолия Божией Матери в катакомбе св. Каллиста, IV века (Вильперт, таб. 143, 1 и 144, 1). Изображение по своей доступности наиболее пострадало. 7. Фреска над могилой в галерее поблизости базилики св. Петра и Марцеллина, IV века (таб. 147), почти разрушена. 8. Фреска в катакомбе Vigna Massimo, IV века (таб. 212), полуразрушена. 9. Аркосолий в катакомбах Домитиллы, IV века. Мария имеет вокруг шеи жемчужное ожерелье и желтое головное покрывало. 10. Стена крипты волхвов в катакомбах Домитиллы, IV века (таб. 231, 2), полуразрушена. 11. Исчезнувшая фреска в катакомбе Каллиста, и 12 — в катакомбе Домитиллы. Как выше указано, древнейшим изображением «Поклонения волхвов» в римских катакомбах считалась фреска в «Греческой Капелле» катакомб св. Прискиллы, относящейся ко II веку 30-1). И. Вильперт описывает это изображение в следующих чертах: Дева Мария сидит на кресле без спинки и держит на коленях Младенца Иисуса спеленатого; она изображена лицом к зрителю, с головной прическою, напоминающей портреты императриц первой половины II века, но без всякого покрывала. Волхвы в восточных одеяниях, но без мантий, и держат дары прямо в руках, без подносов; их одеяния зеленое, красное и коричневое; два последние цвета употреблены для одежд Марии.
Древнейшим фресковым изображением «Поклонения волхвов» является (рис. 10) ныне (после окончательного разрушения описанной фрески того же сюжета в катакомбе Прискиллы) рисунок в катакомбе свв. Петра и Марцеллина, найденный Бозио в хорошем состоянии и несколько раз изданный в последовательно улучшенных снимках 32-1), но доселе не воспроизведенный с полной точностью. По общему характеру, по стилю, деталям, по живости и простоте движений фреска приближается к лучшим образцам катакомбной живописи и должна относиться еще к III веку. Тем любопытнее, что Божия Матерь представлена здесь Девою-Матерью, с непокрытой головою, и что Младенец изображен в возрасте грудного ребенка, не отрока, а, быть может, даже спеленатого, если верить рисунку (рис. 11) Рого де Флери. Вместо обычных трех волхвов здесь подносят дары только двое, по недостатку места. В деталях любопытны: большое кресло с высоким задком, пурпурные клавы, украшающие далматику Богоматери, и прическа ее волос. Де Росси относит фреску ко второй половине III столетия, на основании надписей, указывающих погребения в этой части катакомб именно в эту эпоху, и руководясь стилем, близким к антику, но уже далеким от совершенства художественных фресок II и первой половины III века. Шульце напрасно отодвигает эту дату назад, к началу III столетия, хотя его мнение, что настоящая фреска древнее «Поклонения волхвов» в катакомбе Домитиллы, ближе к истине, чем обратное суждение, и доказывается не деталями, но самым типом Богоматери.
Ранним памятником является также фреска катакомб Домитиллы 34-1), тоже слегка разрушенная, но достаточно сохранившаяся и характерная, почему, при декоративности прочих изображений этого сюжета на саркофагах и в рельефах, заслуживает разбора в подробностях. Фреска (рис. 13) эта, в виде исключения, исполнена была не в крипте, но в обыкновенной галерее, или в одном из ходов катакомбы, и назначена была, очевидно, украсить собою стену, в которой положены были или два покойника одной семьи, или двое скончавшихся одновременно. Оба места (loculi) были замурованы и заштукатурены, при чем каждое было окаймлено и поверх все украшено каймою, с обычными разводами с виноградными листьями и гроздьями, а в середине, на промежуточной (выш. 0,43 м.) полосе написано (рис. 14), в виде живописного фриза (дл. 1 м. 47), фресковое изображение «Поклонения волхвов». Впоследствии, разыскивая мощи мучеников, открыли оба места и, выламывая разведочную яму в середине, несколько повредили фреску возле фигуры Божией Матери, но все же оставили священное изображение в целости.
Это изображение представляет группу Божией Матери с Младенцем не на краю сцены, но в середине ее, чем достигается торжественность и церемониальность поклонения, впоследствии ставшая обязательной и давшая самому изображению характер иконы. Откуда произошло это построение, мы можем только догадываться: возможно, что оригинал этой темы был исполнен впервые в крипте, подобно мозаике ц. Аполлинария Нового в Равенне. Тема эта, как увидим ниже, наиболее отвечает началу IV века, времени первого торжества христианского учения, и только в этом качестве могла быть исполнена над усыпальницей. Божия Матерь сидит в глубоком (плетеном) кресле и, поднявши слегка голову, приглашает протянутой правой рукою волхвов подойти; Младенец (фигура частью разрушена), сидя на левом колене Матери и охваченный ее левой рукой, также протягивает с приветом правую руку (на саркофагах Он принимает или берет рукой самые дары). Обе фигуры представлены почти лицом к зрителю и только слегка обернулись направо. По сторонам Божией Матери изображены четыре волхва, спешно подходящие к ней с дарами, — четыре, а не три, как обыкновенно, и не два, как иногда приходилось изображать внутри аркосолия, явно по условиям длинного фриза. Фигуры волхвов грубо очерчены коричневыми линиями и оставлены затем совершенно не разработанными, а так как движения их резки, сильны и представлены сравнительно правильно, но тело грубо моделировано, а одежды только расцвечены, залиты краскою, без полутонов, то можно думать (Шульце), что рисовальщик исполнял с известного ему готового оригинала (миниатюра?). То же относится и к фигуре Божией Матери и Младенца, хотя в этой группе, по крайней мере, подробности написаны ясно. Богоматерь облачена здесь в пышную далматику белого или желтовато-палевого цвета; далматика украшена по переду и по каймам пурпуровыми (еще коричневыми) нашитыми полосами. Любопытной принадлежностью убора служит убрус — короткое головное покрывало, спускающееся по плечам концами и окаймленное, подобно далматике, пурпурной полосой. Волосы Божией Матери спереди заплетены косами. Младенец одет в белую рукавную рубашку, с пурпурными каймами и кругами. И Божия Матерь и Младенец одинаково протягивают правую руку, приветствуя приходящих волхвов. Остальные подробности изображения не различимы, вследствие малой сохранности фрески, находящейся на уровне человеческого роста и подверженной порче в узкой галерее. Фон изображения светлый, в нескольких местах представляет слегка намеченные контуры блестящих занавесей, что условно обозначает внутренность дома или двора.
Подобное изображение, но с тремя волхвами, только крайне разрушенное 36-1), находится в галерее катакомб Фразона и Сатурнина; здесь особенно пострадала группа Божией Матери с Младенцем, и потому всякие суждения о стиле и времени фрески для нашей задачи совершенно бесполезны.
Несравненно более сохранилась главная группа Божией Матери с Младенцем в известной фреске катакомб Каллиста 38-1), написанной в аркосолиуме одной из галерей, рядом с образом Доброго Пастыря и другой, исчезнувшей фреской. Но так как вся левая часть картины (рис. 15) была уже разрушена в древности, то Бозио оставил ее без описания. Мария сидит здесь (рис. 16) в высоком кресле, окутанная в красноватую одежду и с легким белым покрывалом на голове; на ее коленах сидит одетый в красноватую тунику Младенец, подобно Матери протягивающий правую руку волхвам. Фреска относится к IV веку. Прочие фресковые изображения «Поклонения волхвов» в катакомбах свв. Петра и Марцеллина, св. Кириаки, Каллиста, Бальбины, в музее Катании и прочее или совершенно ныне разрушены и существуют только в мало достоверных снимках, или не сохранили главной группы 38-2).
[II.1. Первые образы «Орант»]
Наиболее условный и в то же время первый иконописный образ Богоматери в виде Оранты возник, несомненно, еще в древнехристианскую эпоху, но не в первые три века, а только в IV веке и в конце его, и следовательно, под влиянием мыслей нового времени, а не веков гонений, и не в связи этого образа с древнейшими идеями христианства. Пользуясь первыми общими впечатлениями, открывавшими в древнехристианском искусстве символическую основу, католические богословы навязывают христианской археологии 60-1) искусную сеть гадательных толкований: образ Оранты представляет блаженную душу верующего, затем саму христианскую веру в ее земной церкви и отсюда стал образом Божией Матери, как символического воплощения «церкви» «в переносном смысле». С другой стороны, то голое отрицание в древнехристианском образе Оранты всякого значения, кроме «простого орнамента», «общей декоративной темы», которое проводят или поддерживают протестантские историки (Шульц, Беллерман), также далеко от научно-исторических выводов. Основная ошибка того и другого воззрения — в излишнем обобщении древнехристианского археологического материала: так, католические писатели протягивают древнехристианский период на восемь веков и находят в нем все фазы художественной символики и, в частности, образ Божией Матери Оранты, но разбирать, какому именно времени отвечает данный образ, им препятствует, прежде всего, принятая вера, что христианское искусство воплощает апостольское учение, а затем и необходимость точно определять время памятников и развитие христианских идей. Образ «Моления» в виде женской фигуры с поднятыми руками представляется, как отныне уже установлено, в иконографии греко-римских древностей сравнительно редким и даже исключительным, и сближение с ним христианского типа у Карла Зитля, на основании монеты Адриана, о которой скажем далее, является слишком поспешным обобщением. 61-1) Статья Г. Виссовы в лексиконе Рошера 61-2) на слово Pietas приводит ряд мелких памятников, относящихся к понятию «благочестия». Все эти памятники относятся исключительно к римским древностям и древнейшие из них к I столетию до Рождества Христова: это динарии Геренния, и представляют благочестивых братьев Катаны, из которых один спасает отца от извержения Этны, унося его на плечах. Образом добродетели является голова самой богини «Благочестия» на другой стороне монеты, в типе Минервы. На другом динаре богиня «Благочестия» представлена с рогом изобилия и рулем в правой руке. На динариях Антония консула, брата известного триумвира Марка Антония, богиня держит в левой руке скипетр, в правой масличную ветвь. Со времен Тиверия установилось особое понятие Pietas Augusta и, соответственно ему, изображение богини, возлагающей руки на детей. Такое понятие благочестия относится уже к женщинам императорского дома и воспроизводит богоугодные дела их, воздавая честь приютам и даровым столовым для беспризорных детей, императрицами учрежденным. Понятие собственно благочестия представляется точным образом в женской фигуре, совершающей возлияние из патеры на огонь, возожженный на алтаре. Таким образом, монеты Адриана, изображающие женщину с поднятыми руками, в сопровождении той же надписи, являются своего рода исключением. Приводимые для сравнения с этой фигурой бронзовые статуэтки или не имеют в большинстве точной позы Оранты, или не сохранили рук и атрибутов, или даже считаются иными за христианские произведения. Собственно, обычная поза моления в классической древности представляется только одной, слегка приподнятой рукой, в положении так называемой адорации, но, конечно, даже на ликийских надгробных стелах встречается в виде исключения женская Оранта. Еще менее подтверждается попытка производить христианскую фигуру Оранты с Востока по тем немногим примерам, которые доселе указаны. Единственное указание египетского происхождения можно видеть в известной, указываемой и Зиттлем, иероглифической фигуре «жизни» в виде схемы человека с обеими поднятыми руками. Общеупотребительная формула ἀνατείνειν, προτείνειν τὴν δεξιὰν указывает, что принятая в древности образная фигура моления и просьбы выражалась одной, именно правой, поднятой рукой 62-1).
В настоящее время трудно установить с полной вероятностью значение христианского образа Оранты в древнейшую эпоху: были ли первой формой реальные образы умерших (мужчин и женщин) (рис. 45) на стенах катакомбных крипт, или же, согласно с общим характером их живописи, это была аллегорическая, декоративная форма, которая представляла то христианскую молитву, то христианскую душу, пребывающую после смерти в блаженном состоянии вечного единения с Богом. Декоративный характер большинства Орант, изображенных на потолках крипт, не подлежит сомнению, и было бы странно, вместе с Шульце, полагать, что пять Орант на потолке и аркосолии могут представлять образы похороненных. Равно, бесполезно перебирать ряды живописных изображений во фресках и скульптурных на саркофагах (перечень см. в лексиконе Крауса) и пытаться по месту их: в нише, аркосолии, на потолке и прочее, или по атрибутам: сосуду, голубям, пальме и т. д., утвердить различие собственно декоративного типа Оранты от идеального образа души; еще менее в эту эпоху дают указания костюмы: колобий или далматика. Однако, точное указание дается (для известной эпохи) уже самой надписью над подобными фигурами: и потому, например, для эпохи собственно гонений и, еще точнее, для III века нельзя отрицать явной тенденции в римских росписях влагать более глубокую мысль в принятые типы и отмечать ее если не новыми формами, то различными сочетаниями известных образов или композициями. Ведь и фигура «Доброго Пастыря» была первоначально аллегорией, декоративным образом, но со временем стала в столь тесной связи с мыслью о Спасителе, что образовала особый идеальный Его образ.
Итак, первым значением «Оранты» был образ христианской молитвы, отвечавший языческому образу pietas, но избранный самостоятельно христианским искусством в обширном арсенале художественных форм антика.
Само имя Оранты, как верно замечает один из новейших обозревателей древнехристианского искусства 64-1), достаточно для ее определения: это образ молящегося, христианской молитвы. Рядом с гробницей христианина, дается образ его бессмертной души (рис. 46) в виде женской фигуры, воздевшей руки и скромно одетой в белую классическую тунику и с покрывалом на голове и на плечах, согласно с обычаями Востока 64-2). Но на стенах римских катакомб идеальный образ окрашивается позднее реалистическими (рис. 47 и 48) подробностями женских элегантных мод: простой хитон скрывается под тяжелой далматикой, украшенной орнаментами, пурпурными клавами, а голова пышным шиньоном и жемчугом. Таковы вкусы времени, и акты свв. Петра и Марцеллина так истолковывают наши олицетворения: «по свидетельству палача, он видел, как души их исходили из тел в образе юных дев, украшенных золотом и драгоценностями, покрытых блестящими одеждами, возводимых на небо ангелами».
Наиболее ясно олицетворение души в образе Оранты — на рельефах саркофагов, хотя надо иметь в виду, что этот род произведений начинается только в IV веке, вместе с миром церкви. Важнейшие памятники этого рода принадлежат Риму. Мы видим на саркофагах, собранных в музее Латерана, изображение Оранты по середине лицевой стороны саркофага, в особой нише, впереди завесы, закрывающей арку. У ног Оранты сидит птица, по-видимому, павлин, образ бессмертия (№ 122, 127, 148). Иногда рядом представлены два пастушка среди деревьев (№ 153). Иногда слуги отдергивают завесу, и Оранта поднимается из земли до груди (№ 154). Иногда птица помещена на дереве, подобно фениксу. Сама Оранта украшена иногда жемчужным оплечьем (№ 179), иногда она держит свиток (№ 163). По сторонам Оранты стоят иногда Петр и Павел (№ 148, 163); в pendant к Оранте изображается Добрый Пастырь. Греко-восточный тип образа «Молитвы» (по надписи εὐχή) весьма своеобразен во фреске погребальной капеллы в Эль-Багавате (в Большом Оазисе в Египте): при обычной позе этой Оранты, она имеет белое покрывало, ниспадающее почти до земли, и ее белая туника украшена клавами 66-1). Ныне, на основании надгробных надписей, установлено твердо, что «Оранты» суть образы блаженного успокоения (рис. 46) души умерших, которые задуманы в виде молящихся об оставленных ими на земле, дабы и они достигли того же успокоения. Иос. Вильперт утвердил это положение 66-2), рассмотрев все живописные изображения «Орант»: сопровождающие их надписи заключают в себе обращение и просьбы к блаженно-почивающим о молитве; их сопровождают агнцы, символ избранных душ. Путем исключения всяких иных объяснений устанавливается также, что молитва «Орант» по существу просительная, за своих близких, оставшихся на земле, ut inter electos recipiantur. На том же основании Вильперт отказывается и от толкования де-Росси, который и после трактата Вильперта еще пытался отстоять прежнее положение, что древнейшие изображения Оранты дают образ христианской церкви, будучи тесно связаны с Добрым Пастырем и притом изображены не рядом с могилой или на ней, а на потолке. Если во II столетии на потолке греческой капеллы изображены были в первый раз Оранты, и сохранившаяся между ними фигура является как раз мужской, нет надобности, чтоб она непременно представляла умершего. Равным образом, и в III веке изображения на потолке рядом мужских и женских Орант вовсе не требует видеть в них непременно образы умерших. Гораздо естественнее толковать их изображения как образы молитвы вообще и христианской в частности. При этом, конечно, остаются во всей силе возражения Вильперта против мысли видеть здесь христианскую церковь (Mater ecclesia). Таким образом, Вильперт видит в Орантах символ церкви только в одном примере: в крипте Луцины, в двух образах женских Орант, чередующихся с Добрым Пастырем; прочие примеры относятся к III и еще более к IV веку. Равно точно и указание Вильперта, что образ церкви, впоследствии даваемый в аллегорической женской фигуре, не имеет основного положения рук «Оранты» 67-1). Вильперт насчитывает в живописи катакомб 153 изображения Орант, и одно это обилие их, по его мнению, доказывает, что мы имеем в этих Орантах представление души умерших, так как тому отвечает и само место росписей. Между тем, это обилие изображений гораздо более говорит в пользу общего декоративного значения этих образов, сопровождающих роспись катакомбы на правах обычных христианских эмблем. Тому же обстоятельству отвечает и отсутствие всяких атрибутов обстановки: по указанию Вильперта, лишь со второй половины третьего столетия Оранты окружаются деревьями или цветами, — эмблемами рая, иногда даже огражденного, как представлялась идея рая впоследствии 67-2).
Любопытным, но не вполне ясным примером является (рис. 49) изображение Оранты в таблинуме «Целиева дома» или дома Паммахия, ныне церкви Иоанна и Павла, недавно открытого под этой церковью на холме Целии в Риме 67-3). По обычаю, представлена женская фигура, с распростертыми руками, одетая в золотистую далматику, с широкими рукавами и пурпурными клавами. Покрывало падает с ее головы, открывая пышные темно-каштановые волосы, свитые над челом. Однако, какое значение может иметь образ христианской души, умоляющей небо за себя и церковь, в таблинуме дома Паммахиев, который, правда, наполнен религиозными эмблемами среди обычных декоративных тем? По-видимому, обсуждаемый нами сюжет имеет значение только общего христианского символа, изящного и ясного знака христианской веры.
Как известно, важнейшее место надгробной надписи еп. Аверкия, начала третьего века или даже конца второго, относится именно к Чистой Деве, извлекающей большую чистую рыбу, которую вера подает страннику в пищу, вместе с хлебом и вином. Как бы ни был окончательно истолкован этот знаменитый ныне, хотя темный, текст 68-1), удостоверенный в одной части надписью, в другой рукописями, — в пользу ли обще-языческих, не вполне известных мистерий и обрядов синкретизма, или же в определенном смысле христианских обрядов и правил, — во всяком случае идеал «Чистой Девы», руководительницы верующих, оказывается главенствующим в первые века христианской веры.
Однако, извлекать из этого общего почитания веры в образе Чистой Девы и священного девства совершенно специальный вывод, что древнехристианское искусство создало идеальный образ церкви, в виде Оранты, и только на основании места в апокалипсисе — XII, 1–5 69-1), доказывая точность этого толкования надписью папы Сикста III (442–450), значило бы погрешить против основных требований исторической науки. Молитва, представляемая образом Оранты, относится исключительно к типу интимному, внутреннему, и для того, чтобы образ этот представлял молитву «церкви», прежде всего приносимую за всю церковь (Oremus in primis pro ecclesia sancta Dei) 69-2), необходима была бы иконная композиция, а мы не встречаем таковой, как увидим ниже, paнее византийского периода.
Наконец, все попытки найти в живописи катакомб сколько-нибудь ясное изображение «церкви» не привели ни к чему, несмотря на остроумие знаменитого де-Росси и обильное богословствование некоторых его сотрудников. Самая идея образа христианской церкви явилась впервые с торжеством церкви.
Сперва тип Оранты в изображении Божией Матери установился в композиции «Вознесения Господня» и затем уже, как увидим, по связи этого сюжета с идеями «Славы Господней» и торжества Земной Церкви, Им созданной, послужил основой образа «Божией Матери Церкви» в византийской храмовой росписи.
Вложение: 3767914_Vopros_5.docx
Вложение: 3767918_Vopros_4.docx
Знаете, я иногда вам даже завидую. Хорошо, если всегда есть кто-то рядом, есть с с кем поговорить.. Ну да, вы часто спорите и даже распускаете руки, лупцуете себя по мордасам, особенно одна из ваших ипостасей. Думаю, достаточно просто примирить вас друг с другом, сделать вас поспокойней и поуравновешенней, правда? Вы ведь не хотите расставаться друг с другом? Посетите наши курсы "НЦПЗ против насилия" и "Поделись улыбкою своей" и примерьте, пожалуйста, вот эту рубашечку. А рукава мы аккуратненько завяжем:)
