Ошо - Мессия. Книга первая

20

Преступление: психология толпы

18 января 1987.

 

Возлюбленный Мастер,

 

Потом вышел городской судья и просил: «Скажи нам о Преступлении и Наказании». И сказал он в ответ: «В тот час, когда ваш дух странствует по ветру,

Вы, одинокие и беззащитные, причиняете зло другим, а значит, и себе.

И потому вы будете стучаться и ожидать, оставаясь незамеченными, у врат благословенного.

Подобно океану ваше божественное Я;

Оно всегда остается незапятнанным.

И, как эфир, оно подъемлет лишь окрыленных.

Самому солнцу подобно ваше божественное Я;

Оно не знает ходов крота и не ищет змеиных нор.

Но не одно лишь божественное Я обитает в вашем существе.

Многое в вас уже человек, и многое в вас еще не человек, а лишь уродливый карлик — сонный, блуждает он в тумане в поисках своего пробуждения.

О человеке в вас хочу я сейчас сказать.

Ибо это он, а не ваше божественное Я и не карлик в

тумане, знает о преступлении и наказании за преступление.

 

Я постоянно чувствую печаль и сожаление за Халиля Джебрана. Он действительно не принадлежит толпе. Он принадлежит высочайшим вершинам человеческого сознания, но он не знает пути.

Похоже, в сути своей он поэт, но время от времени, в грезах, он видит залитые солнцем вершины своего сознания. Он старался как можно лучше передать то, что его грезы раскрыли ему, — но грезы не открывают истину.

Лучшая греза — самое большее — не что иное, как полнолунная ночь, полная теней, отраженная в озере. Если озеро тихо — нет ряби, нет ветра, который дует и поднимает волнение, — оно становится зеркалом, и в этом зеркале можно увидеть луну. Но это не настоящая луна, это только отражение. Небольшой камень, брошенный в озеро, — и лунное серебро рассыпается рябью по всей поверхности, а сама луна исчезает.

Такой случай, к несчастью, и с Халилем Джебраном.

Когда он описывает луну, он на самом деле описывает отражение луны. Отражение почти в точности подобно луне — а иногда даже более прекрасно. Озеро еще больше усиливает красоту, и тишина, окружающая озеро, также делает грезу богаче. Но как бы богата ни была греза, это всего лишь греза.

Снова я могу провести различие между поэтом и мистиком: поэт, в лучшем случае, видит отражение, а мистик видит луну. Так что они очень близки, и иногда поэт умудряется описать луну настолько реалистично, что почти все могут заблуждаться. Кроме того, у поэта есть красноречие, что не обязательно для мистика, поэтому вы можете обмануться. В своем способе выражения мистик может выглядеть заурядно, а поэт способен украсить свои грезы благодаря собственному красноречию.

Я чувствую печаль и сожаление из-за того, что Халиль Джебран удовлетворился отражением в озере. Он никогда не думал над тем, откуда берется отражение. Он был великий мечтатель, и его грезы принесли магию в его слова. Снова и снова вы видите, как он подходит совсем близко к истине, но продолжает упускать суть.

Потом вышел городской судья и просил:

«Скажи нам о Преступлении и Наказании».

И сказал он в ответ:

«В тот час, когда ваш дух странствует по ветру, вы, одинокие и беззащитные, причиняете зло другим, а значит и себе».

Такое никогда не может быть сказано человеком, который пробудился, который узрел настоящую луну. В действительности, он будет говорить прямо противоположное.

Позвольте мне повторить Халиля Джебрана и показать вам, как он продолжает — не будучи Гаутамой Буддой — упускать суть снова и снова. Я не чувствую печали и сожаления из-за каждого, но у Халиля Джебрана есть потенциал и есть неосознавание этого потенциала. Он говорит:

В тот час, когда ваш дух странствует по ветру,

Вы, одинокие и беззащитные, причиняете зло другим, а значит и себе.

Вот истина: когда ваш дух странствует по ветру, вы, одинокие — совершенно одни — впервые узнаете, что есть добро.

Человек никогда не совершал преступлений по отношению к другим и себе в своей полной самостоятельности. Он совершает преступления в толпе и с толпой, — потому что в толпе и с толпой он не чувствует ответствен­ности за то, что делает. Он просто зубчик в механизме. Он может спокойно сказать: «Я делал то, что делали все другие».

В Индии почти каждый день то здесь, то там вспыхивают беспорядки среди индусов и мусульман, джайнов и мусульман... Я прежде жил в городе, известном только своими беспорядками. Небольшой предлог — и весь город в огне, потому что в том городе было почти равное количество мусульман и индусов. А пустяковые и глупые вещи, которые считались религиозными, духовными... Например, если вы — со своей музыкой, барабанами, песнями, флейтами, — проходя мимо мусульманской мечети, не прекратите музыку, этого будет достаточно, чтобы убить сотни людей, испепелить дюжины домов.

И первая жертва всех этих беспорядков — женщина. Если ее изнасило­вали и выгнали, индус не сможет принять женщину, которую изнасиловал мусульманин. Даже если он и не насиловал ее, но женщина оставалась в доме мусульманина только одну ночь, этого достаточно для первобытного индусского ума, чтобы осудить ее: она лишилась своей души, своей духов­ности, она не может быть принята.

Я наблюдал эти беспорядки около двадцати лет беспрерывно и удивлялся — милые, прекрасные, очень любящие люди — как внезапно они меняются! Довольно просто слуха, и начинается резня, убийство, насилие.

В университете был один профессор — очень милый, любящий человек, — и когда я увидел, как он поджигал индуистский храм, то не смог устоять перед искушением задать ему вопрос. После того как беспорядки закончились и комендантский час был отменен, я сказал: «Я мог бы поверить, что кто угодно может быть таким безобразным и насильственным, только не вы. Я хочу задать несколько вопросов; во-первых, могли бы вы сами сжечь индуистский храм, который не вредил ни вам, ни кому бы то ни было?»

Он спросил: «Почему вас интересует это?»

Я ответил: «Хочу понять психологию преступления».

Слезы навернулись ему на глаза, и он произнес: «Самому это невозмож­но, но в толпе становишься просто частью толпы. А когда столько людей поджигают храм, всплывает какое-то бессознательное побуждение к наси­лию, разрушению, животности».

Забывается полностью собственная индивидуальность, человек стано­вится просто зубчиком в механизме. Все, что он делает, — не его действие, это действие бессознательной толпы. И он втянут толпой.

Халиль Джебран, кажется, абсолютно не осознает, что странствуя с ветром, в полной самостоятельности, становишься просветленным, а не преступником. Преступление как таковое есть часть психологии сборища. Сознание похоже на воду — вода всегда поддерживает одинаковый уровень, и когда вы часть толпы, вашему сознанию приходится поддерживать тот же уровень, ту же слепоту, что и у сборища.

Люди в своей самостоятельности становятся Эверестами, высочайшими вершинами сознания. Но толпа никогда не поднималась к сознанию; никто никогда не слыхал о просветленной толпе. Только индивидуальность способ­на подняться на крыльях, словно одинокий орел, летящий прямо через солнце к все большей и большей свободе.

Сборище всегда состоит из рабов, запуганных людей, — людей, чье существо наполнено страхом. Львы не собираются в толпы. В своем благо­родстве и гордости, в своей славе и великолепии они стоят одиноко. Только овцы, трусы, полные страха, всегда озабоченные своей смертью, остаются в толпе. Вы не увидите овцу одну. Одна, она начинает ощущать потерянность. Она не знает, что делать, куда идти. Психология толпы всегда доминировала в ней.

Преступление не рождено самостоятельностью человека. Оно порожда­ется трусами, которые не в состоянии быть самими собой.

Толпа дает определенную безопасность, некоторый уют — понаблюдай­те за стадом овец, как они движутся. Между ними даже нет просвета. Касаясь телами друг дружки, они движутся так, будто у них общее сознание. И они счастливы в своей неиндивидуальности.

Преступление исходит не от индивидуальностей, оно исходит от тех, кто не может вынести самостоятельности и высотных ветров, кто не в силах раскрыть свои крылья из-за страха потерять их. Идея Халиля Джебрана — абсолютное заблуждение, она категорически неверна.

Но последняя часть его утверждения, отделенная от всего, несет отражение луны — когда он говорит, что, совершая преступление против других, вы совершаете преступление также и против себя. Я говорю, что это отражение, поскольку в отражении происходит подмена. Когда вы стоите перед зеркалом, ваш правый глаз в отражении становится левым глазом; ваш левый глаз в отражении становится правым глазом. То же случилось и с этим изречением, которое несет некое отражение; оно является отражением, оно не может точно передать истину. Он говорит, что, если вы совершаете преступление против других людей, вы также совершаете преступление против себя. Однако истина в том, что перед совершением преступления против других вы уже совершили преступление против себя. Пока вы не совершили преступления против себя, невозможно совершить преступление против других.

Это доказывает мое предположение, что он смотрит на отражение. Как вы можете быть полны ненависти к другим, если вы не полны ненависти к самому себе? И как вы можете любить других, если не любите самого себя? Сперва идете вы — а потом вы делаете другим людям то же самое, что делаете себе. Так что в действительности все почти наоборот.

В одиночестве рождена ваша свобода, ваша независимость. В одиночестве вашему сознанию нечем заняться — оставаясь в одиночестве, оно начинает обращаться к самому себе: идти некуда. А когда сознание становится кольцом, возвращается к истоку, из которого произошло, то ваша жизнь — уже больше не ваша прежняя бессознательная жизнь. Потому что возвраща­ясь, сознание продолжает рассеивать всю тьму в каждом уголке и закоулке вашего существа. А когда вы наполнились светом — вы впервые вкусили божественное. Самостоятельно никто не совершает преступление — просто не может совершить преступление.

И потому вы будете стучать и ожидать, оставаясь незамеченными у врат благословенного.

Нет нужды ожидать у врат благословенного, потому что в своем одиночестве вы становитесь благословенны. Это и есть значение санскрит­ского слова bhagwan — благословенный человек.

Но даже такие люди, как Иисус, не осознают, что они говорят и что делают. Всю свою жизнь он говорил людям: «Вы овцы, а я ваш пастух». Это же унижение! Назвать человеческое существо овцой означает отнять все его достоинство; вы разрушили его свободу, вы сделали его частью толпы.

Так делали все религии — говорят они об этом или нет — по одной простой причине: ведь если люди не овцы, как же быть пастырям? Священ­ники, теологи, политики, — всем им необходимо, чтобы вы оставались овцами — просто толпой. Было сделано все возможное, чтобы разрушить вашу индивидуальность и уничтожить самостоятельность, ведь если вы сами — вы лев, а львам не нужны никакие пастухи.

Разве что иногда на завтрак...

Я пытаюсь вывести вас из вашего обычного состояния, в котором вы — часть толпы; нет, вы — это просто вы. И вы не овцы, вы львы.

Вот где вы можете увидеть разницу между Иисусом и Гаутамой Буддой. Гаутама Будда обычно говорил, что всякий раз, когда человек посвящается в медитацию, входит в свою собственную душу — куда не может войти никто другой, где он будет совершенно один, — внутри него возникает львиный рык. Будда дает вам достоинство, он трансформирует вас из мира овцы во славу львиного бытия.

Я хочу, чтобы мои люди были львами.

Вы можете быть вместе — не как толпа, но как собрание львов; каждый, отдельный и индивидуальный, предоставляет пространство для всех других.

Из-за таких людей, как Иисус, — которые во многом прекрасны — мир страдает всеми видами подавления, эксплуатации. Ибо что может овца? Вы когда-нибудь слыхали, чтобы какая-нибудь революция произошла в толпе овец? Овцы очень покорны толпе. Они очень покорны пастуху.

Пастух не собирается спасать их: он уже уничтожил их. И звать себя пастухом, а всех других людей просто овцами — это демонстрация глубоко укорененного эго, но не просветления, в котором эго исчезает, в котором человек есть, но не существует Я, нет эго, нет стремления, быть выше и святее, чем другие.

Неверное понимание у Халиля Джебрана глубоко связано с тем, что неверно понимает и Иисус Христос. Он любил Иисуса — его язык отражает Иисуса, его утверждения отражают Иисуса, хотя он гораздо более поэтичен. Намного прекраснее и его способ выражения — но никогда не обманывайтесь выражениями, как бы прекрасны они ни были. Проанализируйте все те прекрасные выражения, и вы не обнаружите ничего внутри них. Или же вы найдете там темноту, неверное понимание, невежество.

Люди, которые искали истину, всегда шли в уединение. И люди, которые стремились найти смысл жизни, всегда уходили в себя, куда никто другой не может войти.

Уединение снаружи... уединение внутри... и вы приходите к точке, где можете зарычать, как лев. Разумеется, миллионы овец будут раздражены вами, потому что они не могут рычать, как лев, и не могут парить, как орел. Их научили просто верить толпе, в которой они случайно родились.

Личность, остающаяся частью толпы, никогда не достигнет своей под­линной индивидуальности. Она остается подделкой.

Вы слыхали выражение, существующее почти во всех языках: овца, скрывающаяся под львиной шкурой. Эта пословица не от мудрости веков, она от векового невежества. Мне хотелось бы предложить верную поговорку: истина в том, что вы — лев, вынужденный жить в овечьей шкуре.

Не требуется и не существует такого места, куда вы должны стучать, чтобы найти благословенного. Да, есть пространство, где благословенный уже ждет вас, — и оно внутри вас. Ни Иисус, ни кто-либо другой не может привести вас туда — никто, кроме вас самих. Если вы восстанете против овечьего существования, и наберетесь мужества рычать как лев, и двигаться как лев, вы будете благословенным.

Подобно океану ваше божественное Я, оно всегда остается незапят­нанным.

В этом красота Халиля Джебрана: падая снова и снова, он снова подымается...

Он прожил почти всю жизнь в Америке, где девиз каждого американца: пробуй, пробуй и пробуй еще раз! Бедный парень старается изо всех сил, но он падает — вы должны помнить об этом, и должны быть очень внимательны, очень бдительны, когда читаете Халиля Джебрана или кого бы то ни было.

Великое бедствие произошло с человечеством. В умах людей установи­лась идея, что если кто-то прав, он всегда прав, а если кто-то ошибается, он всегда ошибается. Если кто-нибудь свят, он всегда свят — днем и ночью; а если кто-нибудь грешен, он всегда грешник — днем и ночью. На самом деле это не так. Даже у грешников бывают моменты, когда они святы, и даже у святых есть выходной.

Это бедствие ходит по пятам за Аристотелем, отцом западной логики, потому что он признает только две категории: либо вы правы, либо вы ошибаетесь. Он забывает, что существует возможность множества позиций между правильным и ошибочным. Он к тому же забыл о том простом факте, что вы можете быть правы в одном и ошибаться в другом.

Но требуется величайшая бдительность — особенно с такими людьми, как Халиль Джебран, чьи слова гипнотизируют, даже если они и ошибочны. Вы находитесь под таким впечатлением от них, что теряете весь свой потенциал трезвости, осознания, бдительности.

Подобно океану ваше божественное Я... Это верно. Ваше существо не ограничено вашими костями. Ваше существо не ограничено мешком из кожи, в котором вы живете, — вы зовете его своим телом. Ваше существо так же огромно, как океан.

Все реки мира продолжают приносить всевозможный хлам, чепуху, грязь, сор, ведь они прошли миллионы миль. И в течение миллионов лет они впадали в океан, и все же океан остается незапятнанным. Запомните эту истину. Она должна быть записана золотыми буквами.

Вы совершали всевозможные поступки, хорошие и плохие. Вы бывали правыми и ошибались, вы видели все дни и ночи своей жизни, вы побывали в храмах и у проституток — но ваше существо остается незапятнанным, совсем как океан. Вы настолько огромны... в конечном счете, те незначитель­ные вещи вообще не имеют значения.

Поэтому я говорю вам: никогда никого не судите за каждый незначи­тельный поступок, который он совершил. Кто-то украл, кто-то убил, кто-то солгал, — все это незначительные поступки. Не судите человека и всю его жизнь на основании незначительного поступка.

И запомните окончательную истину — что бы вы ни делали, ваша сокровенная суть остается незапятнанной. Нет способа осквернить ваше существо, испортить вашу душу за секунду... если вы осознаете свое внутреннее существо, то будете поражены: «Меня осуждал каждый, я осуждал сам себя, но мое подлинное существо осталось незатронутым. Всегда девственное, всегда чистое».

Мне хочется рассказать вам замечательную историю.

Тысячи лет тому назад был человек. Его звали Валмик; по профессии он был грабитель. И если приходилось, он не колеблясь убивал людей. Если они сопротивлялись, не отдавая ему свои деньги, свои ценности, он убивал их, не задумываясь ни на мгновение. Это был сильный человек.

В то время он не был известен как Валмик, его звали Валья Бхила; бхилы — это аборигены, первобытные племена. Кто же назвал Валья Бхила «Валмик», ведь Валмик означает то же самое, но с почтительным отношени­ем, а он был грабитель и убийца, и каждый знал это.

Очень редко случалось, чтобы кто-то пошел через лес, где он жил. Дорогой почти совсем перестали пользоваться, потому что кто бы ни проходил тем путем, был ограблен или убит.

Музыкант, поэт и очень замечательный человек, Нарада, всегда — даже на ходу — продолжал играть на самом простом музыкальном инструменте, — запомните, чем проще инструмент, тем сложнее сочинять великую музыку на нем. Он всегда носил простой инструмент, эктару — однострунную ситару. Когда струн много, легко сочинять музыку, потому что разными струнами вы можете создавать разные ноты. Эктара имеет только одну струну, это и значит эктара. «Эк» - значит один, «тара» — струна. Она стала почти символом Нарады, вы не найдете его статуи или картины без эктары. Он был мастер-музыкант и великий поэт — и, быть может, единствен­ный человек в Индии, который знал ликование существования, который привык смеяться...

И когда Нарада намерился пойти через лес Валья Бхилы, люди говорили ему: «Не ходи — иначе потеряешь свою эктару. Этому Валье безразлично кто ты, и если ты попытаешься спасти свою эктару, то лишишься головы. Лучше следовать другим маршрутом, даже если он немного длиннее».

Нарада сказал: «Если бы я не знал, я мог бы пойти другим маршрутом, но теперь это вызов, вызов Вальи — Нараде. Я очень хочу видеть этого человека, который сделал вас всех трусами, такими запуганными. Всего один человек, и все движение на дороге пропало. Должно быть, лев живет в лесу... а по этой дороге обычно проходили тысячи людей. Теперь никто не ходит там; дорога закрыта — не на ремонт же!»

Нарада пошел, потому что он верил в музыку больше, чем в кровожад­ность человека. Что же это за музыка, которой не под силу трансформиро­вать кровожадный животный инстинкт в человеке?

Валья услыхал музыку — она очаровывала, обладая магией. А когда он увидал одинокого Нараду — без оружия, без имущества, всего одна эктара, — человек оказался еще прекраснее, чем его музыка. Так и должно быть, ведь творец чего угодно всегда больше, чем его творение; творение не бывает больше творца.

Впервые Валья ощутил нерешительность, неопределенность — позво­лить ли этому прекрасному человеку пройти? Но делать исключение было бы неверным, это был вопрос его репутации, — никому не удавалось пройти по этой дороге без того, чтобы не быть ограбленным или убитым.

Поэтому он предупредил великого музыканта и пророка: «Умоляю тебя, возвращайся. Если не вернешься, мне придется отнять твою собственность, все, что у тебя есть. Если же ты воспротивишься, то можешь потерять свою жизнь, а я не хочу ничего делать тебе — ни отнимать твой инструмент, ни лишать тебя жизни. Не говори потом, что я не предостерегал тебя».

Но Нарада шел, играя на своей эктаре, и вместо того чтобы идти по дороге, он подошел и уселся рядом с Вальей, который точил свой меч. Нарада сказал: «Ты замечательный человек, но отчего ты занимаешься таким делом?»

Тот сказал: «Что же я еще могу? У меня нет никакого образования, я — неприкасаемый; это низший и самый осуждаемый класс индусов. Я не могу пойти в храм, я не могу пойти в город — а я должен позаботиться о моей жене, старой матери, отце и о детях».

Нарада сказал: «Если дело только в этом, то отправляйся домой и поговори с каждым из них. Ты совершаешь бесчеловечные дела ради них, а кто понесет наказание? Ты, совершающий все эти дела ради своей старой матери и отца, спроси их: «Вы можете разделить со мной наказание?» Спроси свою жену и своих детей: "Все, что я делаю, я делаю ради вас — вы собираетесь разделить со мной наказание?"»

Валья засмеялся и сказал: «Ты, похоже, большой ловкач и хитрец! Я уйду домой, а ты исчезнешь. Валью никому не провести».

Нарада сказал: «Обман здесь ни при чем. Можешь привязать меня веревкой к дереву — ты ведь знаешь, сюда никто не приходит. Я никуда не денусь, и все, что ты пожелаешь потом сделать, ты сделаешь, — но сначала принеси мне ответ».

Об этом Валья еще никогда не думал. Он отправился домой и спросил своего отца и мать, свою жену, своих детей — никто не был готов разделить наказание. Они заявили: «Это не наше дело. На тебе лежит забота о своей семье, и нас не интересует, как ты это делаешь. То, что ты делаешь, лежит целиком на твоей ответственности».

Это было великое потрясение. Он не мог поверить, что родители, которых он любил так сильно, жена, которую он любил так сильно... его собственные дети, ради которых он совершал всевозможные преступления... — все они категорически отказались. «Это твой долг — заботиться о нас. Вопрос о разделении твоего наказания нас не касается».

Он возвратился со слезами на глазах, развязал Нараду, коснулся его стоп и сказал: «Всего одним вопросом ты преобразил меня. У меня нет семьи. Если они не желают разделить мое наказание, если они не любят меня, значит, я жил в иллюзии. Они любили только деньги, которые я приносил им, но когда возник вопрос о наказании, ни один не сказал: «Я разделю его с тобой». Теперь у меня нет никакой семьи».

Он зашвырнул свой меч в лес и попросил Нараду: «Посвяти меня, чтобы однажды я тоже смог почувствовать ту же музыку, ту же поэзию и ту же радость, что вижу на твоем лице».

Нарада сказал: «Многого не нужно — просто имя Бога. Ты должен начать петь имя Бога, Рам».

Помните, это очень запутывает, — это не то же самое имя, которое я обсуждал раньше, короля Рамы, который вел себя со своей женой очень примитивно, грубо и безобразно. Рам старше, чем Рама, которого я обсуждал с вами; хотя, и вправду, Рама получил свое имя от имени Рам, которое существовало до него. Это индуистский эквивалент имени Бога.

Нарада сказал: «Делай так: сиди тихо и повторяй — «Рам, Рам, Рам», — так, чтобы все, что происходит в твоем уме, постепенно заменилось на Рам. И в этом своя красота — когда все будет заменено, Рам тоже исчезнет. То же происходит, когда вы зажигаете свечу: пламя невозможно без свечи, однако постепенно пламя сожжет свечу, а когда свеча сгорит, пламя исчезнет само собой».

Здесь есть нечто очень важное. Он сказал: «Занимайся простыми вещами. Не вовлекайся ни в какое сложное дело, ведь ты человек простой, смелый человек. Через несколько месяцев я вернусь и посмотрю, что происходит. Если понадобится какая-либо другая помощь, я всегда буду в твоем распоряжении».

Но это был необразованный, темный, первобытный человек — нециви­лизованный, некультурный. Он начал с доверия — а этот вид простых людей всегда доверяет. Он принялся повторять: «Рам... Рам... Рам... Рам...», и Нарада сказал ему: «Продолжай повторять быстрей и быстрей — не оставляй никакого промежутка между двумя Рам».

Бедный парень попал в беду. Все повторяя «Рам, Рам, Рам...» — а он был необразован и никогда не слыхал этого имени — он перепутал; он начал повторять «Мара, Мара, Мара...». Рам означает Бог, но если повторить Рам дважды подряд — необразованный человек может перепутать. Мара означа­ет: «смерть, смерть, смерть...».

В некотором смысле эта история многозначительна. Если вы на самом деле хотите достичь состояния божественности, смерть вашего эго, безусловно, необходима. Так что, хоть сюда и вкралась ошибка, когда через три месяца Нарада возвратился, Валья был трансформированным существом. Он излучал свет, новой энергией пульсировала вся атмосфера. Даже Нарада почувствовал поражение: всю свою жизнь он повторял, декламировал, распевал имя Божье, играя на своем музыкальном инструменте, но его достижение не было таким большим, как у Вальи. Тот сам стал почти светом, вокруг него сияла светлая аура... Нарада не мог называть его Вальей опять, так как это было бы непочтительно. Он заменил Валья на Валмик и сказал ему: «Ты совершил чудо, ведь то же самое имя я повторял всю свою жизнь, а ты всего за три месяца оставил меня далеко позади. Мне потребуются жизни, чтобы догнать тебя».

Тот ответил: «Я не делал ничего, кроме того, что ты сказал мне. Я повторял "Мара, Мара, Мара..."»

Нарада воскликнул: «Боже мой! Я никогда не говорил тебе такого — я сказал тебе Рам».

Он ответил: «Я человек необразованный, совершенно несведущий ни в какой религии и ни в чем другом. Вся моя жизнь была просто грабежом и убийством. Я забыл — вместо Рам порядок поменялся; М из Рам стало перед Р. Прости меня».

Нарада сказал: «Нет нужды прощать тебя. Ты и так невинен: безо всякой жадности, безо всякого желания награды на небесах, даже повторяя «Мара, Мара», ты стал новым человеком. Не беспокойся, продолжай; все, что ты делал, — правильно».

«Но, — сказал тот — как это может быть? Как же мои убийства? Я не умею считать, так что не могу даже сказать, скольких людей я убил. Как же мои грабежи?»

Нарада сказал ему: «Забудь все это. Ты достиг океана своего существа. Это излучается отовсюду; даже слепец может видеть, или, по крайней мере, чувствовать это — радость, благоухание. И не размышляй о том, что ты делал раньше. Те поступки незначительны. Небольшие речки, мутные, грязные впадали в океан, но океан никогда не загрязнялся этими речками. Он остается незапятнанным».

И, как эфир, оно подъемлет лишь окрыленных.

Даже солнцу подобно ваше божественное Я.

И, как эфир, оно подъемлет лишь окрыленных... Все, что вам нужно, это крылья, смелость быть самому в огромном небе — без провожатого, без карты, без дорог, без указателей, без километровых вех. Требуются только смелость и крылья — и все небо ваше.

Даже солнцу подобно ваше божественное Я. Иначе говоря, ваша сокровенная сущность подобна солнцу.

Оно не знает ходов крота и не ищет змеиных нор. Оно восходит для каждого, и каждый может разделить и воспринимать новизну жизни ежеднев­но. Но оно не знает ходов крота и не ищет змеиных нор. Оно доступно — змея может выйти из своей норы, крот может выйти из своей норы.

Ваше Я тоже подобно солнцу — оно доступно, но вы живете в норе, во всевозможных норах.

Солнце не постучит в ваши двери. На самом деле оно внутри вас. Вы должны открыть все двери и все окна так, чтобы благоухание жизни начало изливаться на вас, так, чтобы свет, который всегда был в вас, начал излучаться.

Все эти предшествующие строки я поддерживаю всем своим существом. Но дальше он говорит:

Но не одно лишь божественное Я обитает в вашем существе.

Это тоже верно — все, что обитает в вашем существе, обитает в каждом существе. А полнота всех существ — это океан сознания. Вы можете называть это Богом — я предпочитаю слово божественное, потому что оно большего достоинства, чем существительное. Это больше присутствие, чем личность.

Многое в вас уже человек, и многое в вас еще не человек... Многое в вас спит — ваша человечность, ваша гуманность. И многое в вас еще даже не человек... ваши животные начала тоже там.

В Индии у индуистов есть прекраснейшее представление одной из их Божественных инкарнаций — наполовину человек, наполовину животное. Весь мир смеялся над этим: «что за глупость?». А это — просто символ вашей внутренней психологии.

Наполовину вы человек, а наполовину все еще животное. И беда в том, что животное полностью пробуждено, а человек полностью спит.

...а лишь уродливый карлик, который, сонный, блуждает в тумане в поисках своего пробуждения.

Человек в вас пытается пробудиться. Вам это знакомо — порой в кошмаре вы хотите проснуться, но не можете. Вы не можете открыть глаза, не можете шевельнуть руками — как будто все парализовано. Влияние кошмара так сильно, что несколько мгновений вы почти мертвы. Вы посмеетесь над этим, когда проснетесь, но во время сна вы дрожите от страха; даже после пробуждения вы обнаружите последствия пережитого. У вас возможна испарина — ночь могла быть прохладной, но кошмар настолько силен, что ваше тело приняло его за реальность. Тело слепо, оно начинает потеть от страха. Вы обнаружите, что ваше сердце бьется сильнее; хоть вы и проснулись, эффекты кошмара могут быть заметны. Слон прошел через дверь, а его хвост до сих пор в комнате.

О человеке в вас хочу я сейчас сказать.

Ибо это он, а не ваше божественное Я и не карлик в тумане, знает о преступлении и наказании за преступление.

Здесь он становится гипотетичным. Он не знает; он сам идет наощупь. То, что он говорит... в этом есть кое-что правильное и кое-что ошибочное.

Ибо это он, а не ваше божественное Я и не карлик в тумане, знает о преступлении и наказании за преступление.

Он делит вас на три части: первая — карлик, животное; вторая — человек, который спит, идет ощупью и пытается пробудиться; и третья — божественное Я. Это разделение ошибочное.

Там нет божественного Я — только пробужденный человек. Божествен­ное Я — это еще одно название для пробужденного человека. Вот отчего такой человек, как Гаутама Будда, сказал, что Бога нет. И вы можете игнорировать атеистов, которые никогда не исследовали свое внутреннее существо, но не можете игнорировать Гаутаму Будду или Махавиру. Оба заявляют, что Бога нет.

Или другими словами: когда Бог спит, мы зовем его человеком, а когда человек пробужден, мы зовем его Богом. Пробуждение человека — это его божественность; нет другого бога. Так что разделение не тройное.

Вы разделены на животное и человека — животное должно уйти спать, а человек должен прийти к пробуждению. И обе вещи происходят одновре­менно. Пробужденного человека вы можете называть богом.

Г. Уэллс писал о мировой истории. Когда он подошел к описанию Будды, он изучил многое о Будде и был очень сильно озадачен: что сказать об этом человеке? То, что он сказал, настолько значительно, что, наверное, трудно найти более значительное изречение, сделанное в этом веке. Он сказал о Будде: «Гаутама Будда — самый безбожный человек, и все же самый одухотворенный».

Нет нужды ни в каком Боге, когда вы пробуждены.

Ваше пробуждение, ваше просветление рассмешит вас: «Я разыскивал Бога в небесах, а он скрывался внутри меня».

Небольшая сказка... Это просто сказка, но полная смысла и сути.

Когда Бог сотворил мир, он жил в этом мире. Но он устал, потому что с утра все обычно шли с жалобами: кто-то не может родить ребенка, чей-то ребенок болен, чей-то ребенок умер; кто-то влюблен, но родители не позволяют ему жениться на женщине... миллионы проблем. И всего один несчастный Бог! А те, кому не удавалось добраться до него днем, обычно мучили его ночью — он не мог даже поспать.

В конце концов, он спросил своего советника: «Что же мне делать? Эти люди убьют меня! Они не дают мне отдохнуть и приносят тысячу и одну проблему. Те проблемы должны решать они. Я дал каждому из них способ­ности и разум для решения всех их проблем, но они хотят сбросить всю ответственность на меня: "Чего нам беспокоиться? Во-первых, зачем ты создавал нас? И во-вторых, если уж ты создал нас, тогда позаботься о наших проблемах"».

Советник прошептал ему на ухо: «Есть место, куда эти люди никогда не придут».

Тот попросил: «Только покажи его мне».

И он сказал: «А ты скройся внутри самих этих людей. Они будут ходить, и разыскивать тебя по всему свету, но никогда не пойдут внутрь. Ты сможешь отдохнуть, расслабиться». И вот теперь он отдыхает и расслабля­ется там.

Если хотите узнать, подлинная это история или сказка, — войдите!