Моя статья для сайта "История государства". Примечания в пост не влезли, но если кого-то вдруг интересуют источники, то их можно найти по вышеприведенной ссылке.:)

История советско-финских отношений знает не одну войну. И хотя столкновения СССР и Финляндии в 1939-1940 и 1941-1944 гг., ввиду своих масштабов, конечно же, оставили куда более заметный след в памяти двух народов, но конфликт 1918-1920 гг. остается не менее примечательным для историков хотя бы потому, что никогда судьба Россия не была в такой зависимости от Финляндии, как в этот период. Как отмечал В.И. Ленин, "нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи [белым формированиям – Прим. П.С.] Финляндии… было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда",[1] а вместе с тем, возможно, и судьбу русской революции. И хотя финский поход против Петрограда так и не состоялся, влияние данного конфликта на дальнейшее развитие советско-финских отношений трудно переоценить. Именно в этот период сформировалось то взаимное недоверие, та неприязнь двух правительств друг к другу, которая в дальнейшем сопровождала советско-финские контакты вплоть до окончания Второй мировой войны. Именно Тартуским мирным договором, завершившим советско-финское противостояние 1918-1920 гг., была юридически закреплена советско-финская граница, проходившая в 30 километрах от Петрограда, которая, по признанию возглавлявшего финскую делегацию в Тарту Ю.К. Паасикиви, "была пригодна в качестве границы между различными территориями одного и того же государства, но не подходила в качестве границы между двумя суверенными государствами".[2]

Однако, несмотря на всю актуальность данной темы, к сожалению, в отечественной историографии ей уделено крайне скромное место, даже по сравнению с другими эпизодами советско-финских отношений. В результате этого историки, в той или иной степени затрагивавшие в своих работах описываемую проблему, к сегодняшнему дню не сумели прийти даже к единому мнению относительно статуса отношений РСФСР и Финляндии в 1918-1920 гг. На протяжении многих лет в советской исторической литературе вооруженные действия Финляндии против Советской России упоминались преимущественно в контексте иностранной военной интервенции.[3] Не останавливаясь на недостатках подобного подхода в целом, необходимо отметить, что с точки зрения статуса советско-финских отношений, сложившаяся в них в 1918-1920 гг. ситуация серьезно отличается от отношений с Советской Россией стран Антанты и ее союзников. Если в отношении последних еще можно сказать, что поводом для их вторжения в Россию являлась поддержка более легитимного, с их точки зрения, правительства, то в случае с Финляндией ситуация обстоит иначе. Гельсингфорс признал правительство большевиков еще в декабре 1917 года самим фактом обращения к нему за признанием собственной независимости. Причем финская делегация намеренно была направлена именно к СНК, а не к Учредительному собранию, хотя возможность обращения к последнему в Финляндии также рассматривалась.[4]

Более серьезные советские и современные российские исследователи или вообще обходят вопрос о характере советско-финских отношений в означенный период, или же используют для его описания разнообразные эвфемистические определения. Говоря об "агрессивном характере политики правительства Финляндии"[5] и "неправомочных действиях с финской стороны",[6] большинство историков не идут дальше дефиницирования советско-финского конфликта как "периода неурегулированных отношений".[7]

И лишь немногие авторы прибегали в своих работах к термину "война". Первым таким историком стал известный скандинавист В.В. Похлебкин. Отмечая, что данные события имели ряд особенностей, как-то: ведение боевых в основном добровольческими частями, отсутствие четкой линии фронта и эпизодичность столкновений – автор, тем не менее, подчеркивает, что "это все же была советско-финская война, тем более, что существует даже официальная дата ее объявления Финляндией".[8]

Вслед за Похлебкиным именно как войну трактовал события 1918-1920 гг. в советско-финских отношениях Б.Ф. Сафонов.[9] Аналогичное мнение высказывает и историк А.Б. Широкорад,[10] присовокупляя к событиям "первой советско-финской войны" еще и участие финских добровольцев в Карельском восстании 1921-1922 гг.[11] Однако необходимо отметить, что в данном случае использование термина "война" стало следствием скорее общей тенденциозности работы и стремления автора обосновать свой тезис о крайней агрессивности "фашистской Финляндии"[12] в отношении России в первой половине XX в., нежели следствием научного осмысления данной проблемы.

Вслед за сторонниками определения статуса советско-финских отношений в 1918-1920 гг. как войны, появились и критики подобной трактовки. В 2009 году вышла статья профессора РГПУ А.В. Смолина, в которой автор сделал вывод о "неуместности такой интерпретации".[13] Однако, несмотря на категоричность сделанных заключений, Смолин в своей работе не привел никаких аргументов в опровержение позиции Похлебкина и Сафонова. Историк лишь усомнился в "международно-правовом характере"[14] приказа Маннергейма о начале войны с Финляндией, который, по утверждению самого Похлебкина, "практически перестал действовать спустя всего две недели после его издания", ввиду отставки инициировавшего его финского регента.[15] Как отмечает Смолин, "советская сторона, судя по всему, никакого официального извещения об объявлении войны Финляндией не получала. Скорее всего, этот приказ появился по частной инициативе финской стороны и как международно-правовой акт нигде не фигурировал. В связи с этим использование его в качестве доказательства объявления Финляндией войны Советской России является неправомерным".[16] Однако столь формалистский подход историка к градации документов по возможности их использования в качестве доказательств существования военных действий вызывает лишь недоумение. История знает множество примеров, когда воюющие стороны обходились без официального объявления войны. Вторгшись в 1939 году в Финляндию, Советский Союз не только не объявил Хельсинки войну, но и заявлял, что "не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает войной финляндскому народу".[17] Президент Финляндии К. Калио в свою очередь 30 ноября ограничился решением "о вступлении в силу военного положения" и передал командование армией Маннергейму, который уже отдал приказ о начале военных действий.[18] При этом Финляндия разослала иностранным дипломатическим ведомствам разъяснение, что она "не объявляла войны и не является воюющим государством".[19] Следует ли из этого, что констатация финским президентом состояния войны не является "международно-правовым актом" официального ее объявления и, как следствие, использование этого документа для доказательства состояния войны между СССР и Финляндией в 1939-1940 гг. неправомерно?

Необходимо отметить, что и в 1918 году, в ходе августовских переговоров в Берлине, Финляндия заявляла, что находится в состоянии войны с РСФСР.[20] Причем советские дипломаты не преминули напомнить финнам об этом выдвинутом ими тезисе уже в 1920 году во время столкновений с финскими войсками в районе Печенги, заявив, что "Финляндское Правительство, которое само через посредство своих представителей на конференции в Берлине в 1918 году настойчиво поддержало положение, согласно которому Россия и Финляндия в состоянии войны… не вправе выражать никакого протеста, если Русское Правительство и к тому же на территории, не уступленной им Финляндскому Правительству использует вооруженные силы против финляндских войск".[21] О. Стенрут, возглавлявший в 1918 году внешнеполитической ведомство Финляндии, также позднее отмечал в своих мемуарах наличие "военного положения" между двумя странами.[22] Таким образом, безотносительно существования приказа о начале войны и его "международно-правового" статуса, финская сторона вполне официально высказалась о существовании состояния войны с Россией.

Однако является ли односторонняя констатация факта ведения войны достаточным основанием для признания оного факта историками? Каковы вообще критерии определения того или оного столкновения как войны? К сожалению, ни историческая, ни военная науки на сегодняшний день не в состоянии дать ответа на этот вопрос. Разные авторы, приводя те или иные градации межгосударственных военных столкновений, сходятся лишь в том, что "грань между войной и вооруженным конфликтом условна".[23] Да и "критерии отличия военно-политического кризиса от вооруженного конфликта" также "до сих пор не выявлены".[24] В итоге в условиях терминологической неопределенности на первый план при определении вооруженного противостояния между государствами как войны выходят политические конъюнктурные соображения и складывающаяся вслед за этим историческая традиция. И в этом отношении освещение советско-финского конфликта подверглось серьезному идеологическому прессу как с советской, так и с финской стороны. В первом случае советский официоз отказывался от термина "война" в пользу таких очевидно тенденциозных характеристик советско-финского конфликта, как "белофинская авантюра", "белофинские набеги", подчеркивая тем самым преступный, классовый характер финских акций и снимая любую ответственность с большевистской России за возникновение этого конфликта. В свою очередь в финской историографии в первые десятилетия после обретения независимости укрепился термин "heimosodat" ("братские войны"), который объединяет в себе не только события в Восточной Карелии и Ингерманландии в 1918-1920 гг., но и эстонскую войну за независимость и Карельское восстание 1921-1922 гг. При этом самим названием подчеркивается внутренний характер этой борьбы, в ходе которой выразилось стремление финно-угорских народов к автономии, а влияние Финляндии на эти конфликты якобы проявляется лишь в участии небольших отрядов добровольцев. Очевидно, политическая ангажированность подобных трактовок не способствовала взвешенной оценке проблемы советско-финских отношений и не позволяла дать им объективное определение, и вполне логично, что сегодня этот вопрос вновь обретает актуальность.

В то же время нельзя не признать, что обсуждаемый советско-финский конфликт имел целый ряд особенностей в сравнении с большинством прочих войн. В первую очередь здесь, конечно, следует отметить тот факт, что боевые действия с обеих сторон преимущественно велись не регулярными формированиями, а добровольческими отрядами. Тем не менее, практически все столкновения даже иррегулярных формирований стали результатом властной инициативы той или иной стороны конфликта. Так, например, вторжение в советскую Карелию в марте 1918 года было осуществлено в соответствии с планом, подготовленным финским генеральным штабом по приказу главнокомандующего Маннергейма и под руководством офицеров финской армии.[25] При этом в состав отрядов для проведения данной операции были включены и военнообязанные финны.[26] 15 октября регулярные финские части были введены в Реболы.[27] Олонецкий поход 1919 года, начинавшийся как добровольческая акция (хотя и финансируемая с мая финским правительством),[28] привел к введению финских войск в Поросозерскую волость,[29] а в феврале 1920 финская армия заняла район Печенги.[30] И хотя финское военное присутствие во всех этих районах практически не вызывало сопротивления со стороны советских войск, тем не менее участие финской армии в событиях 1918-1920 гг. в Восточной Карелии очевидно.

Не стоит, впрочем, локализовывать события советско-финского противостояния 1918-1920 гг. до пределов Восточной Карелии. В действительности данный конфликт, не ограничиваясь территориальными притязаниями финнов в этом регионе, имел гораздо более глубокую основу. Как большевики, так и финский Сенат были недовольны нахождением друг друга у власти еще до начала гражданской войны в Финляндии. Финское руководство, заявив в начале декабря 1917 года о независимости страны, не имело, однако, никакого желания обсуждать этот вопрос с большевистским правительством. Последний министр-статс-секретарь по делам Великого княжества Финляндского и в дальнейшем первый посланник Финляндии в России К. Энкель в тот момент советовал избегать любых контактов с правительством Ленина.[31] Получив отказ от всех европейских держав в признании своей независимости до того, как это сделает Россия, руководство Финляндии намеревалось обратиться с этой целью к Учредительному собранию, однако давление Германии и Швеции привело к тому, что в конце концов финская делегация отправилась к СНК.[32] Как отмечал финский посланник в Скандинавии А. Грипенберг: "Нам было приказано прежде всего договориться с русскими; нам нужно следовать этому указанию, хотя к большевикам мы не испытываем симпатии".[33]

Большевики, в свою очередь, отвечали финскому Сенату взаимностью, поддерживая революционно настроенную Социально-демократическую партию Финляндии и в дальнейшем оказав помощь красным в финской гражданской войне. Однако если большевики после поражения финской революции, готовы были к сотрудничеству и с Белой Финляндией (уже в мае 1918 г. Ленин отмечал, что "многое бы дал" за ускорение мира с ней,[34] и в дальнейшем Россия не раз обращалась к Хельсинки с мирными инициативами), то финское руководство было склонно скорее к устранению советской власти в России, нежели к переговорам с оной. Так, уже в феврале 1918 г. Маннергейм опасался, что финны "не успеют в Петербург" раньше немцев.[35] 22 апреля того же года германский посланник в Финляндии Брюк писал, что в финской ставке разрабатывают планы наступления на Россию с целью свержения большевистского правительства.[36] Сам Маннергейм позднее объяснял: "Я считал, что Финляндия… не имела причин оставаться в стороне от общей борьбы против большевиков. Участие в военных действиях, которые для Финляндии могли бы ограничиться захватом Петрограда, создавало предпосылки для прихода в России к власти твердого и здравомыслящего правительства".[37] Той же позиции придерживался и регент Финляндии в 1918 г. П.Э. Свинхувуд: "Финляндское правительство считает большевизм опасностью для Финляндии и для всего мира и поэтому склонно выступить против большевиков в России, если бы только имело достаточно сил для этого".[38] В результате в 1918-1919 годах весьма влиятельными кругами Финляндии активно лоббировались и обсуждались с различными антибольшевистскими силами идеи похода на Петроград. Ближе всего к практической реализации подобных прожектов Финляндия подошла весной-летом 1919 г., когда в войска был разослан подробный план финского Генерального штаба по наступлению на Петроград,[39] а командующий Северо-Западной армией Н.Н. Юденич и регент Финляндии К.Г. Маннергейм разработали проект военно-политического соглашения, предусматривавшего "безусловное признание независимости Финляндии",[40] что позиционировалось финнами как главное условие для начала полномасштабных действий против Советской России. И хотя целый ряд факторов так и не позволил Финляндии реализовать желаемое, Хельсинки, тем не менее, так или иначе поддерживали большинство антибольшевистских сил в регионе. С конца 1918 года Финляндия оказывала поддержку Эстонии в ее борьбе с Красной Армией. Туда были отправлены добровольческие части численностью до 3700 человек под общим командованием генерал-майора Ветцера,[41] 24 орудия, более 5000 винтовок, 17 пулеметов, боеприпасы, а также Таллину были предоставлены займы на сумму 20 млн финских марок для закупки вооружения.[42] Помощь оружием, добровольцами, военными специалистами и финансированием оказывалась и восставшим в районе Кирьясало на Карельском перешейке ингерманландцам, хотя и не в том объеме, на который рассчитывали последние.[43] Британскому флоту для действий против Кронштадта были предоставлены порт и аэродромы в районе Койвисто, а королевским ВВС – аэродром в районе Терийоки.[44] Финская авиация также бомбила Петроград, Кронштадт, Сестрорецк и советские корабли на Балтике и Ладоге как самостоятельно, так и совместно с англичанами.[45] Финляндия также присоединилась и к блокаде советского побережья, задерживая суда с грузами для России.[46]

Неоднократно имели место случаи обстрела финской береговой артиллерией советских судов и укреплений,[47] количество же вторжений небольших финских отрядов в приграничные районы Советской Карелии и Карельского перешейка и нападений на советских пограничников исчисляется десятками.[48] При этом необходимо отметить, что советские войска также проводили ответные бомбардировки и обстрелы финской территории.[49]

Таким образом, можно заключить, что столкновения между Россией и Финляндией по своей эпизодичности и низкой интенсивности действительно не похожи на классическую войну, однако масштаб и характер этих столкновений, их подготовленность и запланированность, сопутствующий им уровень напряженности между двумя странами ровно в той же степени не позволяют низводить их до уровня пограничных стычек.

Столь же неопределенным является и характер дипломатических контактов между двумя странами. Официальная связь между Россией и Белой Финляндией была разорвана в феврале 1919 года с закрытием большевиками статс-секретариата по делам Финляндии в Петрограде, выполнявшего роль финского представительства в России после объявления Финляндией независимости.[50] В июне-июле 1918 года финские отделения были открыты при германских дипломатических миссиях в Москве и Петербурге,[51] и в дальнейшем финны избегали установления прямых дипломатических отношений с Советской Россией. Так, финской делегацией на переговорах в Берлине в августе 1918 г. было проигнорировано советское предложение об установлении консульских отношений.[52] При этом Финляндия не отличалась и сколь-либо уважительным отношением к советским официальным лицам и дипломатическим представителям. В марте на Аландах был захвачен Л.Б. Каменев, возвращавшийся в Россию из дипломатической поездки в Англию.[53] Аресту подверглись также советский представитель в Финляндии К. Кованько и другие лица.[54] После взятия финской Белой Гвардией Выборга в апреле 1918 года в числе сотен прочих расстрелянных русских граждан оказались также, по крайне мере, 62 члена ликвидационных комиссий, обеспечивавших вывод русских войск с территории Финляндии.[55] Однако ни отсутствие официальных отношений между двумя странами, ни декларируемое Финляндией состояние войны с Россией, ни вялотекущие боевые действия не помешали отдельным ведомственным контактам между Москвой и Хельсинки. Так, в 1918-1919 гг. велись переговоры между Наркоматом торговли и Финляндским временным экономическим комитетом, в ходе которых было заключено несколько сделок.[56] Не была полностью закрыта и граница между двумя странами. Как отмечают историки А.И. Рупасов и А.Н. Чистиков, "несмотря на постоянные конфликтные ситуации, возникавшие на российско-финляндской границе, на отсутствие прямых контактов между государствами на правительственном уровне, легальные поездки через границу продолжались, хотя и были чрезвычайно затруднены".[57]

Как видно, в наши дни перед исследователями стоит столь же сложная задача определения статуса советско-финских отношений 1918-1920 гг., как и перед современниками тех событий. В 1919 году шведский посланник в Финляндии охарактеризовал их как состояние "полувойны".[58] И сегодня историческая наука при трактовке тех событий находится в столь же пограничном состоянии. Впрочем, решение данной проблемы лежит скорее в плоскости исследований политологов и военных специалистов, требуя в первую очередь более четкой формулировки термина "война". Тем не менее, даже сейчас очевидно, что советско-финский конфликт в этот период выходил далеко за рамки "неурегулированных отношений".

https://gezesh.livejournal.com/39736.html