1. Д. Мерк «Девочка в гараже». Дисклеймер: эта книга написана американской христианской пролайферкой! На каждой странице она воздымает руки к Иисусу, рассказывает, как находит Христа в сердце своем и стремится во всем исполнить волю Его. Будьте за меня спокойны, я читала это для того, чтоб вычурно сменить контент, а не потому что решила черпнуть оттуда истинной веры или смирения. Хотя смирением книга полнится. Сюжет ее чудовищен и горек: американская проповедница, принимающая в свою семью детей-сирот, лишается одной из любимых своих девочек, когда ту убивает ее кровная мать. Но, перешагнув через свои чувства, продолжает посещать мать-убийцу в тюрьме, и обнимать ее, и искать вместе с ней покаяния, и удочеряет ее нового, рожденного уже в тюрьме ребенка, навсегда связав с нею судьбы... К концу книги я преисполнилась странного уважения к ее автору — несмотря на чуждые мне риторику и взгляды, она делает то, чего я — и никто — не сумел и не стал бы делать никогда, а значит, есть в мире только ей уготованное место.

2. И. Якутенко «Воля и самоконтроль». Как гены и мозг мешают нам бороться с соблазнами». Увлекательнейший научпоп. Тема аддиктивности интересует меня сколько себя помню, и я прочла о ней немало, но эта книга практически ни в чем не повторила прежних. В первую очередь потому, что она копает гораздо глубже и не просто рисует связь психологии и поведения, а ныряет на уровень генетики, куда невооруженным глазом не взглянешь. С одной стороны, этот текст показывает человека как очень сложную систему, где за то, пойдете вы после работы в бар или в семью, ударите ли по лицу обидчика (или пройдете ли в четыре годика зефирный тест), отвечает многозначная комбинация букв и цифр. С другой — те же самые выводы заставляют приуныть, что все предрешено. Вот был у меня обаятельнейший сосед, который не платил за комнату, не держал слова и даже не умел проснуться по будильнику. Читая книгу, я всё время в уме поглядывала на него как опытный образец. Дочитав — попросила его съехать. Потому что до этого у меня было ощущение, что он вот-вот исправится, как обещает, а после стало ясно, что он ущербен генетически и что уж теперь.

3. Ш. Идиатуллин «Последнее время». Самый простой способ ввести читателя в систему незнакомого ему мира — закинуть туда попаданца и дать ему учителя, чтоб тот поучал одновременно и читателя, и героя. Идиатуллин легкого пути не выбирает и читающего не жалеет — он сразу бросает его в лесной магический лес, полный незнакомых звуков, понятий, взаимосвязей — и оставляет разбираться в них по ходу действия. Только пусть словосочетание «магический лес» не заставит вас думать, что это волшебная сказка. Много крови — и того, что хуже крови. Много страха, предательства — и почти совсем никакой надежды. Народ мары жил на удивительной своей земле, а теперь она решила согнать с себя человека — не угодили. Теперь мир отравлен, он рушится, и он безысходнее день ото дня.

4. Т. Дитлевсен «Детство». Это первая книга трилогии «Детство — Юность — Зависимость»; я успела услышать о ней много умных и хороших отзывов, но свой написать еще не готова: первая книга оказалась совсем тоненькой и кончилась в тот же вечер, что и началась. Впрочем, я успела соблазниться слогом. «Детство — оно длинное и тесное, как гроб, и без посторонней помощи из него не выбраться». Копенгаген, 1920-е, нелюбящая мать, поэтическое призвание, становящееся предметом насмешек. «Куда бы ты ни повернулся, наталкиваешься на свое детство и ударяешься о него, так как оно угловатое и твердое и прекращается, только когда полностью разорвет тебя на кусочки». В целом я восприняла этот том как затравку для последующих и непременно продолжу.

5. И. Рам «Женщина — не мужчина». Эта книга о палестинской семье, эмигрировавшей в Америку, но сберегающую там свои традиции — и не к добру сберегующую. Тут как: стоит с почтением относиться к разным культурам, но только до тех пор, пока они расширяют мир, а не сковывают. А роман — именно об оковах, и лежит груз оков в первую очередь, конечно, на женщинах, и передается из поколения в поколение: именно механизм этой передачи показался мне в книге самым поразительным. Этакая дедовщина среди женщин. С каждой новорождённой в мир рождается мятеж. Матери и бабушки бдят, чтобы вовремя сломить его и заменить километрами новых внутренних заборов. Голодай, но не выйди за сыром без мужика — что подумают люди! Почему, зачем они учат дочек этому? Ответ парадоксален: заботясь! Они помнят боль разочарования, когда протест задушили в них, — и своих дочерей пытаются заковать как можно раньше, чтобы тем было не так больно разочаровываться. Эта логика — прошедшая тысячи циклов — просто взрывает мозг, когда выходит на поверхность.

6. Л. Чу «Китайские дети: маленькие солдатики». Ленора Чу, журналистка с китайскими корнями, выросшая в США и по большей части вскормленная американской культурой, приезжает с маленьким сыном в Китай и отдает его в местный детский сад — и садик этот рождает в ней столько противоречивых чувств, что становится предметом исследования и темой для этой книги. Поначалу он кажется беспримесно жестоким. Детей, самую младшую группу с невыключающимся пока моторчиком принуждают сидеть на стульчиках, угрожают и запугивают, насильно вталкивают в рот четыре раза подряд одно и то же яйцо, не дают воды. Но с каким бы ужасом автор ни описывала эту систему подавления — лично я бы уже после описанного в первой главе схватила ребенка в охапку и умчалась куда подальше! — Ленора оставляет в ней сына в расчете на то, что система принесет и хорошие плоды. Или это она отдает его в жертву журналистскому эксперименту? Книга достаточно широко покажет образовательную сферу Китая в целом, покажет, как перенаселенность создает мощнейшую конкуренцию, как культурные традиции отражаются на этой бешеной гонке, предъявит свидетельства цветущей коррупции и лицемерия — и лишь самую малость успокоит тем, что «ну как-то же люди все равно в итоге живут».

7. П. Селуков «Как я был Анной». Всё еще очень люблю Селукова во всех его литературных проявлениях, и этот сборник рассказов — дико хорош. Если в двух предыдущих он больше отыгрывал дерзкие пацанские истории, то здесь россыпь персонажей значительно разномастней, они взрослее и серьезней — да все равно с ебанцой. А три заключительных рассказа — годная постапокалиптика. Вот честно, каждый из них можно было бы развернуть до романа и каждый бы вышел что надо.

8. К. Дионне «Дочь болотного царя». Триллер на трудном фоне. Из тюрьмы сбегает опасный преступник, некогда похитивший 14-летнюю девушку и спрятавший ее в хижине на болоте на много лет. Той похищенной уже нет в живых. Но в результате насилия она родила дочь. Этот роман написан от лица дочери. Рожденной на болоте и до 12 лет не знавшей о своем заточении — не знавшей, что мир устроен как-то иначе. Сложнее всего — что в мире из трех человек она всегда предпочитала отца, сильного, многознающего лесного выживальщика, — бесцветной унылой матери. Ценнее всего — то, что она смогла действительно многому у него научиться. Теперь, когда она стала взрослой, а он провел годы в заключении, их силы равны; и погоня за ним, сбежавшим преступником, — одновременно и дочерняя месть, и ее последний дар отцу, научившему ее охотиться.

9. А. Гош «Маковое море». Корабельная и маковая индийская история, происходящая в начале XIX века. Моря в ней больше — хотя, завлеченная названием и первой главой, посвященной маковой плантации, я ожидала иного. Но хотя опийные войны грозят на горизонте, а опийные пристрастники (какое отличное выражение!) встречаются в этой истории несколько чаще, чем в других, главное действие происходит на шхуне «Ибис», следующей из Калькутты на Маврикий, где пересекаются судьбы всего множества героев романа. Дити, похищенная с погребального костра. Захарий, неожиданно для себя сменивший должность корабельного плотника на роль помощника капитана, харизматичный боцман Али, взявший его под своеобразную опеку. Французская девочка Полетт, рожденная в лодке и обманом пробравшаяся на корабль, и ее молочный брат Джоду. Ноб Киссин, по ходу плавания отращивающий себе женскую грудь. И много-много других персонажей — колоритнее не придумаешь. Сильнее всего тронула история раджи Нила, который рожден был провести аристократическую жизнь, полную услад, а на деле оказался в тюрьме среди самых низших каст, — и не сломался унижением, а возвысился.

https://chto-chitat.livejournal.com/14569214.html