Над землею когда-то птица
Человека сильней царила.
По утрам выходила рано
К берегам крутым океана
И глотала целые скалы,
Острова целиком глотала.
"Готтентотская космогония" Гумилев

Конец девяностых прошлого века и начало нулевых нынешнего были для русской литературы временем смены приоритетов. Почти почивший соцреализм вздохнул в последний раз "встольными" "Детьми Арбата" А. Рыбакова, "Белыми одеждами" Дудинцева, "Зубром"Гранина, явилась "Плаха" Айтматова с чертами магического реализма, хотя с ней все было сложно: относить к русской или национальной литературе? Евангельская или языческая? О наркотрафике или о непротивлении злу? К тому же, за редким исключением все это было нечитабельно. И вдруг, словно из какого-то параллельного пространства, выплеснулась не волна даже, а вал ярких умных талантливых, а главное — замечательно интересных авторов и книг.

Логинов, Валентинов, Дяченки, Олди, В.Рыбаков с Алимовым, Трускиновская, феерический "Жихарь" Михаила Успенского, которого я оценила, но не полюбила и Лазарчук, ставший на десятилетия моим всем. Это было восторгом абсолютного узнавания с самой первой книги, случайно выбранного на развале, сборника рассказов "Священный месяц Ринь" , а после уже читала у него все, до чего могла дотянуться. И перечитывала, достаточно сказать, что "Транквилиум" и "Кесаревна Отрада" прочитаны трижды, а "Опоздавшие к лету" (больше тысячи страниц на круг) отдельными частями раз семь. Понимаю, что отношение читателя к творцу никому не интересно, но это такая подводка к тому, о чем буду говорить.

"Гиперборейского блюза" не перечитывала до нынешнего января да и теперь не взялась бы, когда бы не Долгая Прогулка на LiveLib. Соавторство Лазарчука с Успенским прекрасно, но не мое, сердцу не прикажешь. Хотя, может и к лучшему, зато могу окинуть взглядом не влюбленным, а трезвым стилистически уникальную, мощную, умную, сложную, экстравагантную трилогию, созданную этим творческим союзом.

Трикнижие открывает роман "Посмотри в глаза чудовищ"(1997), который уже заглавием отсылает к творчеству путешественника, воина, поэта и одной из не только самых знаковых, но и самых жертвенных фигур Серебряного века Николаю Степановичу Гумилеву. Поэт в России испокон веку больше. чем поэт, а Гумилев был совсем не рядовым персонажем в расстановке творческих сил начала прошлого века. Создатель собственной поэтической школы акмеизма, муж Анны Ахматовой и отец Льва Гумилева. Его расстрелом 26 августа 1921 года власть открыла новый виток террора.

Начало гумилевской трилогии по множеству оценочных категорий роман-открытие. Первая книга успешного соавторства Андрея Лазарчука с Михаилом Успенским и, в конце моего бумажного тома были "Стихи из черной тетради" Дмитрия Быкова, тогда "молодого талантливого поэта" - стилизация под Гумилева, по аналогии с завершающими "Доктора Живаго" Стихами из синей тетради, отданными Пастернаком своему герою.

"Посмотри в глаза чудовищ" первое в отечественной литературе использование постмодернистского приема, введения реального исторического персонажа в повествование на роли супергероя. В англоязычной прозе это началось раньше: "Эгипет" Кроули (1987), "Машина различий" Гибсона-Стерлинга (1990), "Словарь Ламприера" Норфолка (1991), "Дом доктора Ди" Акройда (1993), но в русской такого прежде не было, хотя в следующее десятилетие прием использовался часто.

Первый фантастический роман такой степени литературоцентризма; первый, соединивший немыслимое количество эзотерики и конспиролоогических теорий; первый криптоисторический (в отличие от альтернативной истории, которая предполагает. что было бы, если..., криптоистория исходит из посыла, что общепринятая история сознательно искажена на некоем этапе). Первый, в конце концов, о том, что миром правят рептилоиды.

Заглавие - строка из "Волшебной скрипки", стихотворения, которое Гумилев посвятил Брюсову. В основе сюжета утверждение, что расстрел поэта 26 августа 1921 года был инсценировкой. На самом деле он не только уцелел. но был привлечен некоей могущественной организацией "Пятый Рим" ( "- Почему пятый? - Потому что третий Москва, а четвертому не бывать") к работе над созданием стихотворных текстов, имеющих магическую силу - развитие концепции "солнце останавливали словом, словом разрушали города". Личность его отныне строго засекречена, а эзотерические знания, к коим получает доступ, наделяют сверхчеловеческими умениями.

Пути Николая Степановича в предвоенные и военные годы сводят его со множеством культовых персонажей культурного пространства: Марлен Дитрих, Агата Кристи, Ян Флемминг, Владимир Маяковский, Михаил Булгаков. А приключения в стилистике комиксов про супергероев отправляют в атлантический круиз, амазонские джунгли, в Тибет, на Алтай, в Крым и в Антарктиду, где с немногими друзьями штурмует базу Аненербе (успешно, конечно).

Он корит себя за то, что не уберег Маяковского, крутит роман с Дитрих, подсказывает Булгакову зачин "Мастера и Маргариты", а Флеммингу идею Бондианы. И, разумеется, участвует в расследовании преступления, где главным сыщиком выступит леди Агата. Каждая такого рода встреча возрождает стиль очередного автора, и на человека, знакомого с источниками, производит совершенно потрясающее впечатление. Что до стилистики романа в целом, она тяготеет к повествовательной манере Стругацких. Неудивительно, соавторы ученики Мэтров и были участниками их семинаров.

Структурно роман непрост: условный "день сегодняшний", где Н.С. сотоварищи спасает похищенную девочку, перемежается нелинейными флешбэками в двадцатые, тридцатые, etc, и в детство Николеньки. Реалистичное изложение событий сменяется фантастическими и психоделическими эпизодами, все это адресует книгу скорее подготовленному, чем широкому читателю. В совокупности это совершенно убойный коктейль и выдающееся произведение не только своего времени и/или жанра, но современной русской литературы в целом.

Второй том трилогии, преподнесет немало сюрпризов. Если вы рассчитываете на новую встречу с Николаем Степановичем - здесь ее не будет, впрочем, это нисколько не уменьшит удовольствия от чтения. В "Гиперборейской чуме" (1999) совсем другие люди, единственный сквозной персонаж Коломиец (помните. которому чудовище вцепилось в ногу?) Впрочем, новые герои хороши, а их приключения отменно интересны. К тому же, разлука не будет долгой, в третьем томе все линии сойдутся.

В центре основной повествовательной линии работа детективного агентства, которое возглавляет великий сыщик Крис Вулич. Практически такой же гениальный и умеющий найти кого/что угодно, как Холмс, в свободное время, тоже предающийся музыкальным экзерсисам, хотя не на скрипке, а на саксофоне. Суть своего метода, в отличие от Шерлока, объяснить он не может. Просто способность, сродни экстрасенсорной, получать информацию об искомом буквально из воздуха. Что очень удобно для соавторов, которыми в этой книге снова выступают Андрей Лазарчук и Михаил Успенский, но ощутимо щелкает по носу читательский интерес. Впрочем, главный манок здесь не детективный, а фантастический и паранормальный, потому все в порядке.

Помощники Вулича бывший военврач Иван, комиссованный после Афганистана (салют, Ватсон). Прекрасная Ираида, дева-воительница из глубины сибирских руд, по совместительству племянница Коломийца, который ныне в немалых милицейских чинах и обеспечивает агентству силовую поддержку. Правовую обеспечивает старший брат Криса, равно влиятельный и засекреченный (салют, Майкрофт). И, вишенкой на торте Дора Хасановна Шварц, в агентстве секретарша, в прошлом пламенная революционерка и сотрудница секретных подразделений спецслужб, занимавшихся изучением сверхчувственное сферы.

Вторая сюжетная линия романа - путешественники во времени. Машина времени построена на заре советской власти. На разведку в коммунистическое будущее отправляются на трофейных мотоциклетках Марков и Терешков, прошедшие горнило Гражданской войны, и попадают сначала в 2028 год, а затем в 2017. Сведений о первой точки маршрута авторы нам не предоставят. Тут нужно пояснить, что история хрононавтов разворачивается параллельно в реальности и описывается в фантастической книжке, изданной в конце двадцатых и случайно попавшей в руки сотрудников агентства Вулича, которую мы читаем вместе с ними. Очаровательная стилизация под "Аэлиту" и "Гиперболоид инженера Гарина".

Третья линия - история старинного дворянского рода, патриарх которого, сосланный в Сибирь за причастность к восстанию Декабристов совершает побег, попадает в легендарное сибирское племя, которое умеет перемещаться во времени и в тайге живет при вечной ранней осени, когда тепло, много ягод, и жирный зверь в изобилии. Его возвращение из ссылки в обществе демонического шамана, практикующего человеческие жертвоприношения, причем оба они не старятся - это линия антагонистов.

Интересно, стилистически разнообразно, мощно, ярко, сочетает непростую структуру с присущим хорошей беллетристике умением захватывать и удерживать внимание. Воссоздает неповторимую атмосферу лихих девяностых с их ощущением зыбкости, отсутствия ориентиров, утратой четкости вещами, прежде незыблемыми. Однако психоделических сцен чересчур много и дезориентируют они сильнее, чем средний или даже подготовленный читатель готов воспринять, а перманентный дискомфорт - не то состояние, которое способствует серьезному чтению.

"Гиперборейскую чуму", со всем обилием фантастических маркеров, вернее было бы отнести к постмодерну, бывшему на момент написания книги наиболее авторитетным литературным направлением. При удачном стечении обстоятельств соавторы могли бы выйти на лидирующие позиции в отечественной литературе и, возможно, на мировую аудиторию. В делах успеха многое определяет удача, а она выбрала тогда других, И все же роман стоит того, чтобы быть прочитанным.

И наконец, заключительная часть трилогии, вышедшая в 2006 году со значительным временным отрывом от первых двух и задумывавшаяся изначально, как книга, которая соберет воедино все линии, развяжет узлы, приведет действие к логическому завершению. Заглавие "Марш экклезиастов" словесная игра, соединившая самую знаменитую и наиболее часто цитируемую из книг, входящих в состав иудейского Священного писания и Ветхого завета Библии книгу Екклесиаста или Экклезиаста с не менее известным, хотя в куда более узком в географическом и временном смысле советском культурном пространстве - "Маршем энтузиастов" Дунаевского ("В буднях великих строек...")

Николай Степанович с заново воссоздаваемым им обществом "Пятый Рим", пытаются выяснить подоплеку событий, приведших к падению оригинальной организации, с каковой целью устраивает в Барселоне Съезд тайных обществ, во время которого город оказывается в эпицентре апокалиптических катастроф. Спасая себя и близких герой вынужден воспользоваться магическим порталом румом без предварительных вычислений, по каковой причине они оказываются заброшены в Ирэм - проклятый город, описанный в "Некрономиконе".

Миссия спасения родителей ложится на плечи подросшего Степки, помогать ему будут сотрудники агентства Вулича, в свою очередь заинтересованные в поиске похищенной Ираиды — что-то подсказывает Крису, что между этими исчезновениями существует связь и найдя НС, он отыщет также девушку. Основная сюжетная линия перемежается и переплетается с историей многовековой давности, когда по Сахаре в поисках Священного города блуждали арабский поэт и монах-бенедиктинец.

Эта вторая линия очаровательна, она не только воскрешает в памяти сказки "Тысячи и одной ночи", но привычка араба к говорению рифмованными периодами прямо отсылает к персидскому эпосу "Шахнаме", откуда пришли некоторые притчи, приводящиеся в тексте. И пришло, наконец, время сказать о грустном. Николая Степановича больше уже не зовут Гумилевым, что закономерно, потому что первоначальный героический, романтический смысл совершенно вымылся к этому времени, уступая екклесиастическому фатализму "все тщета в этом самом тщетном из миров" и "Летай иль ползай - конец известен".

Само по себе это не плохо и не хорошо, хотя я, грешна, предпочитаю более оптимистичный взгляд на вещи. Однако рядовой читатель вправе рассчитывать на удобопонимаемый финал, который здесь не то, чтобы полностью отсутствовал — при известной сноровке в интерпретации текстов Андрея Лазарчука можно прийти к выводу о том, что все в мире должно идти своим чередом, а любые попытки вмешательства, локально улучшающие некую ситуацию или ее аспект, чреваты глобальными потрясениями апокалиптического толка.

Наверно на этом и закончу. Резюмируя: я рада, что выпал случай перечитать эти книги, хотя полюбить их так и не смогла.

И была она так прекрасна,
Так чертила, пела согласно,
Что решила с Богом сравниться
Неразумная эта птица.