Во все времена во всех человеческих сообществах язык изменялся, хотя разные части языка изменялись в разных человеческих сообществах по-разному.

Есть у вас мечта нематериального свойства? В смысле, не яхта, Ferrari, отель в Дубае в собственность - не то, для чего нужны, главным образом, деньги. Я мечтала понимать сказанное-написанное на чужих языках и всегда думала, что это нереально, нужно с детства воспитываться в двуязычии и/или окончить языковую спецшколу, и/или долго жить в чужой стране с возможностью глубокого погружения. А без того, оставь надежду, всяк...

Пока однажды не взяла себя в руки, хорошенько пнув собственную лень и неуверенность, и занялась, наконец, языками. Многими, за тот период прошла в общей сложности четырнадцать языковых курсов, в том числе такие не самые популярные, как португальский, датский, венгерский. На каждом стараясь прочитывать хотя бы небольшую книжку. Эксперимент длился три года с небольшим, оказался насыщенным, хотя непростым периодом личной истории. На испанском и английском я теперь читаю, польский понимаю с голоса, при необходимости пойму написанное на любом индоевропейском. Неожиданным побочным результатом стало быстрое чтение на русском.

Это вступление было к тому, что , случись "Язык как инстинкт" со мной в тот период, книга наверняка произвела бы большее впечатление и послужила источником немалых читательских радостей. Подумать только, тебе авторитетно, на шести сотнях страниц объясняют, что язык встроен в человека врожденной функцией, как плетение паутины в паука и умение строить плотины в бобра. Как минимум, вдохновляющее чтение.

Сегодня, когда роман с лингвистикой отошел в область нежных воспоминаний, я воспринимаю такого рода книги как занятный нон-фикшн, но с изрядной долей критичности. То есть, к Теории универсальной грамматики Ноама Хомского, популяризации которой Стивен Пинкер посвящает этот труд, я с большим уважением. Идея встроенного на генетическом уровне механизма инстинктивного постижения языка мощнейший стимул для желающих изучать.

Печально, что времени на активацию отводится всего-то до двенадцати лет, но может быть как-то можно активировать и по истечении этого срока? Многие литературные переводчики, я знаю, приходили к серьезным занятиям в куда более зрелом возрасте. И значит, не стоит сбрасывать с корабля современности функциональный и когнитивный подход к лингвистике, олдскульные и не столь яркие, как порождающая лингвистика Хомского, но многое объясняющие в механизмах осознанного овладения языками.

Тем более, что достичь уровня убедительности, как это было с "Лучшим в нас. Почему насилия стало меньше" на сей раз Пинкеру не удалось. Книга чрезвычайно неровная с точки зрения стиля. Все время не покидало чувство, что он растекается мыслию по древу, мечется во все стороны, одновременно полемизируя с оппонентами, присаживаясь поболтать за чашкой чая с единомышленниками (говорящими с ним на одном языке), продолжает объяснять не до конца понятое студентами в ходе спецкурса, и лишь в последнюю очередь вспоминает собственно о читателе.

Еще один нюанс, исходя из которого я не рекомендовала бы этот томик русскому читателю, в то время, как англоязычному эта особенность подарит много радости. Книга выражено англизированная. Для иллюстрации своих идей автор приводит массу замечательно интересных примеров историко-географических, социально-обусловленных, стилистических трансформаций английского языка.

Немало страниц посвящены восхитительным игрищам с идиомами, когда, буквализацией значения расхожие выражения доводятся до абсурда. Кроме того, "Язык как инстинкт" это еще и разговор о литературном стиле. Где наряду с универсальными советами о том, как следует работать с текстом, сколько раз вычитывать и редактировать его, немалую роль играют и такие специфически английские темы, как насколько приемлемо использование тех или иных слов и выражений. Вы найдете их полезными, если собираетесь писать книги на английском, в остальных случаях вряд ли.

Резюмируя: книга представляет интерес для очень ограниченной и специфичной читательской аудитории, и практически невозможна для адаптации к руксскоязычным реалиям.