Я прочитала книгу Максима Д. Шраера «Бегство», где узнала много фактов о евреях – отказниках, проживающих в СССР. Воспоминания написаны человеком, родившимся в 1967 году и принадлежащим к « последнему советскому поколению». Книга написана на английском языке и позже переведена на русский.

Итак, «отказники» - это люди, подавшие документы на эмиграцию и получившие отказ. Автор описывает положение отказников на примере своей семьи. Родителей Максима Д. Шраера в декабре 1978 года заставили уволиться с престижной работы («родители продвигались вперед не по партийной линии, а как профессионалы высокого уровня»), чтоб получить документы на выезд. Получается, документы были поданы в 1978 году, а покинет автор и его родители страну 7 июня 1987 года, - «в этот год эмигрирует 8 тысяч». Причина столь длительного ожидания вызвана вторжением СССР в Афганистан, что привело к ухудшению отношений с Западом. Родители автора получили отказ, потом каждые полгода заново подавали документы, для того, чтобы в очередной раз получить отказ. Итак продолжалось почти 10 лет.

Автор приводит в своей книге такие данные, - «В 1979 году эмигрировало 51 тысяча евреев, в 1980 году - 20 тысяч, но «шлюзы уже закрылись». В середине 80 эмигрировали 1 тысяча человек в год». В 1990 году 200 тысяч евреев покинут СССР». Я думаю – как это много, 200 тысяч - это же, считай, целый город.

Как шла жизнь тех, кого не выпустили из СССР? « В середине восьмидесятых годов в СССР было 50 тысяч отказников, это была замкнутая община, отгороженная от тех евреев, которые не собирались эмигрировать». Отказники, потерявшие прежнюю достойную работу, работали кто сторожем, кто кочегаром. «Нелегко было поддерживать в себе надежду на эмиграцию».

Отец его, врач и писатель, Давид Шраер-Петров переводил с литовского, македонского языков, был членом Союза писателей с 1976 года. Отца автора после подачи заявления на выезд исключили из Союза писателей, «наша семья оказалась в изоляции, отцу тяжело далась трусость собратьев по литературной жизни». Потом он смог устроится работать по своей профессии в районную поликлинику эндокринологом. Материально жизнь наладилась, но начались преследования. Отец автора в книге воспоминаний «Водка с пирожными» вспоминает, как принял решение не идти в прокуратуру, несмотря на присылаемые повестки. «Я не ночевал дома. Прокуратура продолжала слать повестки. Я бродил по улицам Москвы. За мной следовали черные тени лимузинов КГБ». Отец попал в больницу, потом власти его все же оставили в покое.

Отказники организовывали семинары, где изучали иврит, иудаизм. Слушали западные радиостанции, которые глушились в больших городах, в маленьких – нет. Были разные формы протеста. Автор рассказывает о демонстрации 1987 года в поддержку Иосифа Бегуна, преподавателя иврита, активиста еврейского движения. Женщины встали рядом с женой и сыном Бегуна. Мама автора была на этой демонстрации, а он, Максим Шраер – нет. «Маму избили агенты госбезопасности в штатском и повалили на мостовую». Бегуна освободили из тюрьмы. Кроме демонстраций, 70 женщины организовали трехдневную голодовку под лозунгом «Отпусти народ мой», собираясь группой по 10 человек на квартирах, чтобы голодать. Они призывали всех солидарных с ними отправлять телеграммы лично Горбачеву, и с запада посыпался поток протестующих телеграмм.

После избиения мамы Максим вышел из комсомола. « И я хотел разделить с родителями долю отказников, хотел открыто бросить вызов системе».

Автор ходил с отцом в Хоральную синагогу, евреи называли ее горой или горкой. Был риск засветится, ведь везде «были стукачи и соглядатаи из рядов комсомольских активистов». На « горке» пели в хороводе «Хава Нагилу», стоя на месте и раскачиваясь, так как танцевать из-за большого количества людей было невозможно. Это было «слияние с ликующей толпой молодых евреев. Это было «выражением идентичности, еврейским парадом гордости и формой протеста, и бал дебютанток». Отдыхали евреи в эти тяжелые годы в Эстонии, в Пярну. Всей семьей люди ездили в одно и то же место каждое лето на длительный срок. « Отдых среди еврейских сверстников врачевал наши душевные раны». Автор пишет об эстонцах, которые не заставляли детей учить русский, несмотря на требования в школе. «Такая позиция была и протестом, и способом языкового самосохранения».

Автор, пока родители боролись за выезд и просто зарабатывали на жизнь - жил. Жил и учился в русскоязычной среде, ощущая свою «другость». Эстония, синагога – это были небольшие отдушины, нужные для того, чтобы перевести дух. Он рассказывает о том, как его, единственного еврея в классе, преследовали в школе, что он «6 лет дрался». Отец сказал ему, - «Если кто-то обзовет жидом, скажи, - я еврей и этим горжусь. Скажи спокойно. И если обидчик парень, дай ему в нос со всей силы». Похоже, сын не смог выполнить поручение отца, он не смог быть спокойным. Один из его школьных врагов говорил ему - «мне плевать, - еврей ты или нет, мне прикольно смотреть, как ты бесишься, когда тебя обзовешь жидом». «В драках я защищал свою еврейскую честь». Помог выстоять и победить обидчиков совет физрука, который приказал автору подтягиваться каждый день, хоть понемногу, но обязательно каждый день. Максиму Д.Шраеру не дали золотую медаль, его завалил на экзамене по физике человек, присланный из гороно. «У меня школьные воспоминания вызывают горечь и негодования».

Автор хотел поступать в медицинский институт, но от мечты пришлось отказаться. Он прислушался к мнению одного знакомого русского, сказавшего,- «Все лучшие врачи, - евреи, но они удавятся, не пустят вас в медицину. Они считают, что евреи,- неблагодарные люди. Пусть они поработают в этой.. больничке всю жизнь, как наша Раиса Иосифовна." Дети евреев - отказников учились в инженерных вузах, в «Промокашке», в Водном. Он выбрал, посовещавшись с родителями, слывший либеральным факультет почвоведения в МГУ, где на сто поступавших абитуриентов приходился один или два еврея. Поступать в институт нужно было обязательно, иначе - Афган. Сам он, став студентом, учил нелюбимые предметы, но «жизнь была полнокровной», «я погрузился в обычную круговерть .. интеллектуального и любовного соперничества». Впервые он не чувствовал себя одиноким чужаком среди своих однокашников, тем более, что курс был многонациональным. Он, будучи в летней экспедиции по стране, вдруг, сидя у костра, неожиданно для себя запел песню на иврите. Он объяснил недоумевающим однокашникам, что эта песня повествует о тоске по Родине и был удивлен, что однокурсники его не попрекнули. Я поняла, почему он запел. Все знают, что человек поет, когда ему хорошо. Правда, Максим Д. Шраер считал, что «антисемитизм не исчез бесследно, в студенческой среде расовые предрассудки приобрели более постоянные и подколодные формы».

Максим Д. Шраер придумал себе псевдоним и хотел опубликовать свои произведения. Он ходил по редакциям, упрекая сотрудников в том, что его не хотят публиковать, потому что он еврей. Автор сам спрашивает себя - « Почему так стремился опубликоваться в стране, из которой желал уехать навсегда?» Интересно читать о попытках молодого автора опубликоваться. Мне понравилось выражения, которые, вспоминая о начале литературной карьеры, Максим Д. Шраер приводит в книге - о некоем литературном деятеле он говорит, - « это пончик с говном», «жизнь сводила меня с литераторами, не оставившими типографского следа». В Пярну у отца и сына у каждого была своя пишущая машинка.

Автор задает себе вопросы,- «Почему я уехал, а если бы я не уехал». Самыми сильными строками мне показались вот эти, - «Россия, которую я познал в то лето, была провинциальной и деревенской, и, невзирая на нищету и заброшенность, она казалась мне не такой совковой, как жизнь больших советских городов, - словно бы эту Россию не изуродовали десятилетия советской неправды. Россию своего последнего лета я часто вспоминаю и вижу во снах. Эту страну мне уже не суждено разлюбить».

Да, автор тоскует по России. Я это поняла. Получается, что он одну родину покинул, а до другой, настоящей, так и не доехал, потому что живет он в США, в Бостоне. Удостоен национальной еврейской премии США в 2007 году. Большой путь прошел человек – от советского мальчика, которому в детском саду кричали – «Жид, жид, на ниточке дрожит» до профессора в Бостонском Колледже. Замечательно пишет. Я рада знакомству с этим писателем. Очень.

Много что задело за душу. Мрачный анекдот о том, как »Два украинца идут по Бабьему яру и слезы проливают, - «какие эти немцы сволочи, всех наших жидов перебили, а вот когда мы войдем в Германию, то уж мы ихним жидам покажем едрену мать». Запомнила описание чувства вины из-за того, что автор не пошел с мамой на демонстрацию в защиту Бегуна. «Как это нередко случается, когда мы испытываем стыд или смущение от своих собственных поступков, весь этот февральский день в памяти окутан густым туманом, детали размыты, ощущения притуплены. Неужели я на самом деле ничего не знал - или предпочел позабыть, подавить воспоминания?»

Рекомендую книгу.

https://chto-chitat.livejournal.com/14327180.html