Февраль оказался богат на чтение, хоть и не было тогда всех этих изоляционных тревог, вспоминаю с теплом.


1. Людмила Петрановская «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка». О Людмиле Петрановской я когда-то узнала, прочитав ее статью «Травма поколений», в которой семья, в которой я выросла, была описана с такой фотографической точностью, что это казалось чудом, а не просто аккуратным попаданием в «типичные случаи», и с тех пор я прониклась к автору уважением, но читать ее всерьез начала только сейчас, когда жду ребенка и хочу к этому как-то подготовиться. И да, то, что она пишет, — очень откликается внутри. Книга «Тайная опора» — это изложение этапов взросления, изменения потребностей ребенка и родительской роли согласно теории привязанности. От периода донашивания, «четвертого триместра», когда младенцу необходимо как можно больше физического контакта, до сепарации, которая ступенчато длится с момента перерезания пуповины и до самого совершеннолетия — и этапы сменяются тем верней, чем надежней закрыты потребности предыдущей стадии, потому не нужно торопить ход времени или бояться, к примеру, «приучать к рукам»: ребенок слезет с них сам, когда будет готов и при условии, что будет уверен в том, что обнимающие его руки никуда не денутся. Каждая глава книги посвящена новому возрасту, новому кризису, это, в общем, такое поуровневое прохождение квеста. Теория звучит очень разумно и непротиворечиво; на практике — ну что ж, скоро проверим.

2. Фредрик Бакман «Здесь была Бритт-Мари». Если честно, не нашла в этой книге особенных различий со «Второй жизнью Уве». Зловредный старикан вынужденно сталкивается с толпой раздражающих его личностей, поневоле начинает с ними взаимодействовать, а параллельно мы выясняем, что не такой уж он и зловредный, и вообще не он такой, а его таким сделала нелегкая жизнь. Мужского пола старикан или женского, сами понимаете, особенной разницы нет. Но Бритт-Мари намного, намного неприятнее Уве, потому что он хотя бы был искренним в своем негативизме, а она полна пассивной агрессии, которая мощным потоком льется с каждого разворота, — а этой неприятной субстанцией не хочется наполняться даже понарошку. В общем, половину я осилила, от второй отказалась. Если там в финале было что-то, чего не стоило упускать, — расскажите?

3. Кэти Уильямс «Скажи машине „спокойной ночи“». Представим, что изобретена машина, дающая полезные советы. Не как рекомендации ВОЗ, инструктирующие всех одинаково мыть руки перед едой, но советы, созданные только для вас, основанные на тонком и загадочном расчете. Одному машина посоветует развестись с женой, другому отрубить себе палец. Палец, может, рубить и не хочется, но машина не делает ошибок — без пальца вы станете намного, намного счастливее. Ну и, в общем, из этой книги получилась бы неплохая серия «Черного зеркала»: здесь так же любопытно раскрываются отношения людей и машин и этика новых технологий. И вопрос счастья как таковой.

4. Джанет Уинтерсон «Не только апельсины». Это автобиографический роман, в котором писательница рассказывает о своем взрослении в религиозной семье — обнаружив в юности свою гомосексуальность, она оказывается в серьезном конфликте с взрастившей ее средой: с родителями-ханжами и с общиной миссионеров-пятидесятников, которые еще недавно казались ей своими, а теперь и она у общины, и община у нее вызывают все больше вопросов. Впрочем, как ни странно, она оказывается достаточно свободна внутренне, чтобы не возненавидеть «неправильную» себя, а смело выглянуть за пределы тесного и закоснелого религиозного мирка. Книга не особенно богата какими-то художественными особенностями, но, вышедшая в 80-х, для своего времени оказалась довольно значимой. А еще по ней есть фильм. Я уже скачала фильм, но еще не посмотрела.

5. Томас Бруссиг «Солнечная аллея». А вот тут — время страшноватое, а книжка о нем легка и весела. Период, когда Берлин был разделен стеной — и подростки, живущие совсем рядом с ней в ГДР, само собой, увлечены мечтами перебраться на ту сторону, в мир заветной свободы. Но не только ими — а, как все подростки, еще и музыкой, любовью, шмотками; они живут под государственным и полицейским гнетом, но гнет этот — не тяжелый камень безысходности на шее, как это было, скажем, в «По ту сторону синей границы», а просто еще одно умеренно забавное приключение.

6. Брант Рэфол Ривка «Скажи волкам, что я дома». Странно называть что-то «лучшей книгой года», когда год едва-едва перекатился за февраль, но очень хочется дать ей какой-нибудь значимый титул, потому что таких сильных чувств книги не вызывали у меня уже давно. Причем я вряд ли смогу раскрыть ее волшебство — сюжет ее не слишком хитёр или авантюрен: конец 80-х, девочка, немножко не вписывающаяся в свое время и предпочитающая мечтать в лесу о Средневековье, хоронит бесконечно любимого дядю-художника, умершего от СПИДа, болезни, которая тогда только-только начала открыто забирать жизни, — и оказывается в таком пронзительном, таком одиноком мире потери. У нее есть сестра, есть родители и немного грустных семейных секретов — нет, никаких раздутых тайн и сенсаций, просто маленькие истории о людях. Книга вызывает очень много сопереживания, позволяет проникнуть внутрь так глубоко, что вся эта история оказывается прожитой лично.

7. Стивен Кинг «Чужак». Эта книга начинается как детектив без загадки: вот зверское преступление, вот свидетельства очевидцев, вот убийца, вот его отпечатки пальцев, вот его ДНК на теле убитого мальчика. Слишком гладко для того, чтобы быть правдой: и когда появляется вторая часть ничуть не менее надежных свидетельств того, что подозреваемый в это время был в совершенно другом месте, — тут-то и ломается всякая бытовая и криминалистическая логика и начинается Стивен Кинг. Мне сложно назвать эту книгу удачной из-за ее ритма и объема: с самого начала, с первых же бесед со свидетелями обращаешь внимание на то, как каждый из них то и дело соскакивает с темы: «— Что вы делали вчерашним утром? — Завтракал, жена приготовила яичницу, знаете, она раньше всегда готовила с беконом, а потом врач запретил, и теперь приходится без него, но я потихоньку привыкаю…» — я всегда в такие моменты морщусь: ну какой бекон, о чем ты говоришь, речь об убийстве, а не о тонкостях семейной кулинарии. Все время хотелось понять, специально ли автор перегружает этими излишествами речь буквально каждого персонажа. А потом принцип экстраполировался на книгу в целом — и я поняла, что она больше чем на 50% состоит из этих чрезмерных яичниц. Рассказ из этой истории вышел бы отличный. Роман — пожалуй, все-таки нет.

8. Роман Сенчин «Елтышевы». Это самая депрессивная книга, которая доставалась мне в жизни. И нет, не в хорошем смысле слова. На протяжении повествования я не раз вспоминала, как спешно запретили только вышедший на экраны фильм «Четыре» — «за очернение быта российской деревни». И хотя я никоим образом не занимаю позицию цензоров, ровно по той же статье мне хотелось закрыть эту книгу — вот только бросить чтение не удалось. Эта тяжкая, вязкая безысходность затянула меня так же, как героев: их забросило в село, в неустроенный быт, к неприятным соседям, и начало перемалывать некрасивой реальностью — и меня вместе с ними. Здесь все нехороши, вся семья: неумны, недобры, невеселы и склонны опускать руки. Каждая их неловкая попытка хоть ненамного улучшить жизнь приводит на новый круг ада: безденежья, болезней, свар. Даже родившийся в деревне младенец, третье поколение Елтышевых, вызывает только брезгливость, не несет ни умиления, ни надежды. Автор, конечно, очень силен в передаче отвращения и безнадеги, он может даже летний ветерок описать несколькими фразами так, что захочется повеситься. На третий день чтения я так переполнилась этой тоской, что не могла поутру подняться. Тут книга, к счастью, кончилась.

9. Алекс Гарленд «Пляж». Кажется, я нашла идеальный порядок восприятия книги и ее экранизации! Надо сперва посмотреть фильм — в юности, раз пять, с искренним восхищением. Спустя лет десять съездить в места, о которых происходит действие. Выждать еще десять лет и наконец взяться за книгу. Вот теперь вы готовы — никаких сравнений «книга лучше», только чистейшие флешбэки! Текст становится максимально объемен, когда вслед за словами в памяти всплывают красочные киносцены, а реальная память дополняет всё это запахами, голосами, личным опытом — и при этом текст все-таки много больше, чем кино, поэтому каждая страница несет и свежие впечатления, и важные подробности . И-де-аль-но. Масса удовольствия. Если же вам «Пляж» не знаком ни в качестве книги, ни в киноформате, обмолвлюсь о сюжете: Таиланд, дух странствий, чуваку случайно достается карта закрытого для туристов острова, где на берегу живет хипповская коммуна, — но на деле все оказывается не так утопично...

10. Алан Глинн «Области тьмы». А вот второй раз фокус с последовательностью фильм–книга не прокатил. Повесть о чуваке, которому случайно досталась большая партия суперстимулятора, в экранном формате меня в свое время заворожила — так захватывающе было показано это фантастическое ускорение скорости мысли, эти сверкающие золотые буквы, заполняющие пространство на приходе, — и побочные эффекты, когда мир начинает стираться… — о да, киноязык пошел на пользу этой истории. И в литературной версии мне уже этого не хватало: оказалось, что без спецэффектов сказка довольно скучная: человек, чей мозг работает на полных оборотах, может всё! писать книги, разбираться в искусстве, за ночь научиться играть на фортепиано! — но герой выбирает путь биржевого трейдера, а что может быть скучнее денег.

11. Светлана Шенбрунн «Розы и хризантемы». Легка на ненависть, грязна на язык, назвать дочь поганой сволочью раз плюнуть, она сыплет ругательствами и претензиями, ведет себя глупо и по-скотски — такова мать героини. К сожалению, это автобиографическая книга, и автору действительно пришлось провести долгие годы в этой атмосфере — послевоенные годы и сами по себе были нелегки, а оказаться запертым в них с такой сокамерницей, имеющей над тобой полную власть, — такого и в страшном сне не увидишь. Главное, что спасает Светлану, — детский возраст и неумение судить. Ей не с чем сравнивать, поэтому она может воспринимать такую мать как данность, почти не сопротивляясь ее поступкам и, что очень важно и совершенно поразительно, — не осуждая ее и теперь, в тексте книги. Вся эта летопись написана живо и увлекательно, но при этом совершенно нейтрально — только факты, никакой ненависти, никакого яда в строках. Читатель осудит сам.

12. Кристина Ханне «C жизнью наедине». Просто потрясающая книга. Большая и очень непростая. Она о семье, которая переезжает в 70-е годы на Аляску, будучи совсем не готовой к тамошней суровой жизни. Тринадцатилетняя дочь — замечательная смышленая и ответственная девочка. Отец — едва вернулся с войны во Вьетнаме с ПТСР, которое сделало его неконтролируемым. Мать — хороший, но слабый человек, чья любовь к мужу болезненно сильна, но с каждой новой его выходкой все больше походит на созависимость. Это роман о выживании — и в суровом краю, и в дисфункциональной семье, здесь много дивной дикой красоты Аляски и много страха, боли и злости. Я с этой книгой впервые, кажется, поняла, как искреннее сопереживание переламывается в злость по отношению к жертве — из-за кромешной беспомощности помочь кому-то против его воли. Здесь много и других сложных тем и шокирующих перипетий, так что чтение становится громадным таким путешествием.

13. Туве Янссон «Шляпа волшебника». Захотелось перечитать что-нибудь из муми-троллей — и снова вспомнила, какие же они прекрасные! Славные, но не слащавые; мне так нравится, как они ехидничают и сердятся! Но что касается сносок про маму… Помните, там написано «Если ты хочешь знать, во что превратились вставные вставные зубы Ондатра, спроси у мамы»? В детстве я решила, что они превратились во что-то неприличное, раз об этом нельзя писать в детской книжке, и спрашивать на всякий случай не стала. Теперь, когда мне 35, решилась, позвонила маме. Мама сказала, что я рехнулась. Но мне кажется, она просто не знает. И я не знаю! А ведь через несколько лет придет мой черед отвечать на вопрос. Как же быть?!

14. Максим Ильяхов, Людмила Сарычева «Пиши, сокращай». Это по сути своей не учебник — но у этой книжки есть чему поучиться. Главный фокус внимания авторов — речевая избыточность окружающих нас вспомогательных текстов. Не художественных, а самых банальных бытовых: объявлениях на дверях подъезда, рекламных воззваний, официальных уведомлений. Они часто наполовину состоят из воды, на другую половину — из невнятных и уклончивых канцеляризмов. Вот о том и урок: как отжать все лишнее, оставив чистую и дружелюбную суть, и как ориентироваться на читателя-человека. У меня эта книга затронула много личного. С одной стороны, я еще в школе занималась тем, что переводила тексты из учебников на человеческий язык, и тогда наконец даже двоечникам становилось все ясно, так что мне эта тема «перевода с русского на русский» очень близка. С другой — я прекрасно знаю о своей собственной склонности к многословию, а в канцеляризмах, особенно примененных не по делу, чувствую особый шарм, и не уверена, что хочу немедленно изменить привычки и начать писать кратко и по существу. С третьей — мне пришлось очень критически взглянуть на свои копирайтерские работы и заметить в них весь спектр упомянутых в книге ошибок — я бы и рада заменить воду на живые факты, да ведь не дают заказчики достаточно фактов! В общем, книга ценная: много поводов поразмыслить, много примеров поизучать, много рецептов — на случай, если захочется стать более внятным.

https://chto-chitat.livejournal.com/14053164.html