У Санта-Клауса лучше просить пару тапочек, чем мир во всем мире. Их, по крайней мере, можно получить. Веселые бородатые толстяки не отвечают за мир. Этим нам придется заняться самим. И в это время года лучше всего начать с собственных соседей.

Он был рыцарем, сэр Терренс, им и остался Незримо сопровождая, опекая и поддерживая всякого ребенка, заблудившегося в сумрачном лесу. С незримостью у него богатый опыт обращения, шутка ли - создать целый Незримый Университет, поневоле поднатореешь. Уточню на всякий случай, что имею в виду не буквальных младенцев, а внутреннего ребенка, который живет в каждом из нас, даже тех, что уже седеют или лысеют. Такого, какому нужен старший друг. Надежный, ироничный доброжелательный без соплей, умный. в Пратчетте все это было. И есть. У писателей перед прочими смертными то преимущество, что они до конца не уходят (душа в заветной лире мой прах переживет и тленья убежит...)

"Опечатки" могут служить недурной иллюстрацией. Это даже не художественная проза Терри Пратчетта, но сборник эссе, статей, преди- и послесловий к произведениям других авторов, выступлений на конвентах и благодарственных речей на вручении разных наград. И что, такого рода солянка сборная может быть интересной? Это безумно интересно и ни в коем случае не кажется свитком ерунды. Спасибо редакторам и составителям книги, она производит абсолютно цельное впечатление, стилистикой более всего напоминая катаевский мовизм "Алмазного венца": значительный пласт автобиографии, много размышлений о литературе, интересные рассказы о личном знакомстве и сотрудничестве с другими литераторами.

Может стать источником немалой радости для тех, кто ценит окололитературный нон-фикшн, но поклонников Пратчетта с этой книгой ждет время чистого наслаждения. Я из числа давних - в личной табели о рангах сэр Терренс значился одним из трех ныне здравствующих литературных гениев еще в те благословенные времена, когда о болезни не было известно. Дай нам Бог не утверждаться в собственной правоте на подобном материале, но пришлось, к несчастью. Гении избыточны и они изменяют мир. Он исподволь, на протяжении жизни менял к лучшему, будучи в здравии. А в болезни, когда жизнь стала съеживаться куском шагреневой кожи и времени осталось исчезающе мало, сумел сдвинуть такие пласты в коллективном бессознательном, каких до него и коснуться никто не смел.

И я сейчас не только о социальной стигматизированности болезни Альцгеймера, к которой в стареющем мире он один своей разъяснительной работой во многом сумел изменить отношение. Иначе, чем подвигом служения этого не назовешь. Полвека назад подобным образом относились к раку, потом к СПИДу - вокруг заболевшего образовывался социальный вакуум и неуловимый оттенок отношения: сам-виноват-должно-быть-что-то-не-то-делал - витал над человеком. Теперь многое изменилось, не скажу, к лучшему, потому что лучшего тут не может быть по определению, но в сторону большей терпимости. Однако к больным возрастной деменцией продолжали относиться как к старым пердунам (это не мое, так в книге). Так вот, Пратчетт сломал еще один дурной стандарт.

Но сейчас я не об этом. О праве человека отказаться длить жизнь, не приносящую ему и его ближним ничего, кроме страданий и боли. О выборе, который каждый может сделать для себя, не становясь отверженным и о возможности для врачей помогать уйти тем, кто не может продолжать, не становясь объектом уголовного преследования. Он сделал и это. Примерно четверть от общего объема книги составляют статьи, объединенные в раздел "Дни гнева", и воздействие этого кластера информации на читателя сопоставимо только со впечатлением от фильма "Выбирая умереть", снятого писателем в две тысячи одиннадцатом.

Резюмируя: книга, которая может стать отличным новогодним и рождественским подарком. Не только развлечет, но и много о чем позволит подумать, как прежде вы не думали.