Моё детство научило меня не любви, а скрытности и она сослужила мне добрую службу. Любовь едва ли была бы мне такой надежной опорой.

До последнего времени знакомство с Фолкнером ограничивалось "Особняком" прочитанным лет пять назад едва ли не "на слабо". Заранее знала что окажется не моим, как знала и то, что дочитаю закончу, не брошу. Предчувствие не обмануло, ни в первом, ни во втором случае. Читать было мучительно трудно но история и герои вплавились в память глубже и прочнее, чем это подчас бывает с живыми людьми, которых когда-то знала. А стоило вновь услышать о писателе, воспоминания об "Особняке" взметнулись цепью яростных вихрей. И "Авессалом, Авессалом", названный собеседницей в числе любимых, встал на повестку к прочтению с неотвратимостью категорического императива.

Второй поход за Фолкнером дался проще и легче, если у хорошей литературы есть свойство прорастать в читателя, то гениальная делает это на всю возможную глубину. А может быть, как в случае с установленной в операционной системе программой, обновления прописываются в уже созданную директорию. Как бы то ни было, серьёзного отторжения история взлета и падения Томаса Сатпена не вызвала. Равно как и восторга. Ей не нужно, довольно того что угнездится в уме и сердце. Чтобы лет через пять, когда кто-нибудь так же случайно напомнит, отозваться абсолютным узнаванием.

Но то будет позже, а сейчас, пропущенная через восприятие нескольких рассказчиков история о том как в маленький Джефферсон Миссисипи приезжает человек без роду, без племени в сопровождении двух десятков диких негров, чтобы спустя пять лет стать богатейшим плантатором в окрестностях. Такой Хитклифф американской готики, с той разницей что одержим не любовью и местью, но желанием основать династию.

Хотя отчего не любовью, разве то что он чувствует по отношению Сатпеновой сотне не есть любовь? Разве желание мальчишки из белой голытьбы нагнуть под себя этот мир с лакеями в расшитых золотом ливреях, не стремление отомстить? Невероятная харизма жесткость до жестокости, умение обходиться малым самому и принуждать к этому других; преследуя колоссальную цель, разбивать действие на сотни тысячи микрозадач.

В сути история Томаса Сатпена - Терминатор рассказанный средствами тягучей русской классики. Это как? Это толстовская назидательность, бесконечные шизофренические повторы Достоевского, плюс общее впечатление из некрасовской Железной дороги: "и механически, ржавой лопатою, мерзлую землю долбит". То есть ругаешься? Скорее констатирую: история принесшая автору Нобеля, нехороша с точки зрения здравого смысла, и концы с концами в ней не сходятся; и местами отдает жуткой мелодрамой. Так ведь и жизнь не всегда следует здравому смыслу, небезупречна с точки зрения причин и следствий, а местами бывает жутко мелодраматичной.

"Авессалом Авессалом" не стоит рассматривать как житейскую историю. Лучше попробовать увидеть в романе цепь мифологем Тантала и Сизифа, Орфея и Эдипа, Одиссея и Ахилла, Гектора и Андромаху. И это я сейчас не заступаю границ европейской мифологической традиции А есть куда более древняя иудейская ветхозаветная, к которой отсылает название, но с ней очень мало знакома. Хотя суть не в том чтобы огласить весь список, важнее алгоритм. Согласно которому роман следует рассматривать как погружение в глубины коллективного бессознательного чтобы среди множества рефлексий увидеть своё отражение. Понять что наиболее табурованно для тебя и почему. Ужаснуться. Примириться. Продолжить жить более осознанно.