Язык прозы Леонова - витиеватый, основательный, упругий – самоценен, им можно насладиться, открыв наугад любую, пожалуй, его вещь. "Скутаревский" – не исключение. Приводить много примеров не буду, поскольку затруднительно выбрать самое характерное, а если выписывать понравившееся, то получится объёмистая тетрадь примерно в четверть (оценю так, в рекламных целях) романа. Ограничусь всего одним предложением, которое скорее психологическое наблюдение, а не образец стилистического мастерства. Оно относится к творческому интеллигенту, потерявшему опору под ногами: "Фёдор Андреевич от гнева даже подумывал пойти в добровольцы, но тогда не было никакой подходящей войны". Такая характеристика неустойчивого состояния души отправили меня прямиком к Достоевскому, к его Степану Трофимовичу Верховенскому из Бесов. А, заодно, и установила единство русской литературы.
Но, как бы ни был хорош язык книги, не следует забывать, что он – всего лишь средство для выражения авторского замысла. Роман не толстый, но многоплановый. Точкой опоры для сюжета стала история жизни крупного учёного Скутаревского, работающего над беспроводной передачей электроэнергии. Что-то вроде экспериментов Николы Теслы, приспособленных для нужд советского хозяйства. Но назвать роман производственным я не могу, нет для этого оснований. Научная линия стала стержнем, вокруг которого вращаются все сюжетные линии. Ну, или почти все. Есть там история брата Скутаревского, того самого Фёдора Андреевича, испытывавшего неудобства из-за отсутствия подходящей войны. Фактически, получилась повесть в романе. Под названием, например, "Художник в буржуазном государстве" - о том, как деньги имущие могут позволить себе, следуя капризу или собственным представлениям о пользе и вреде искусства, вынуть из человека душу, обессмыслить всю творческую и, следовательно, личную жизнь. Возвращаясь же к многоплановости, перечислю несколько поднятых тем, помимо относящихся непосредственно к взаимоотношениям внутри научного процесса. Например, достаточно типична семья крупного учёного (военного, служащего, буржуа и т.д.), жена которого, защищённая от необходимости работать прочным материальным обеспечением, превращается в мегеру, погрязшую, как говорили не так давно, в болоте мещанства. Или притяжение с оттенками любви между стареющей знаменитостью и восхищающейся им девчонкой, делающей первые свои шаги во взрослой жизни. И, конечно, тема вредительства и заговора против советской власти – ведь время было такое, без этого никуда.
Не отказываясь от сказанных ранее добрых слов в адрес Леонова, не могу пройти мимо негативных, на мой взгляд, моментов. Роман показался суховатым, сконструированным в голове, как будто бы автор поначалу нарисовал граф, в вершины которого рассадил персонажей, установил связи между вершинами графа, а затем облёк конструкцию в словесную форму. Не "сжился" я ни с одним героем, смотрел на события отстранённо, перипетии сюжета не затягивали меня внутрь книги. В общем, апостол Павел поругал бы меня за это – как читатель романа, я оказался ни холоден, ни горяч. Но взаимоотношения автор/читатель – бритва обоюдоострая, и, в случае не вполне удавшейся коммуникации, традиционный вопрос "кто виноват" не имеет однозначного ответа. А на другой, тоже традиционный вопрос "что делать", отвечу категоричнее – конечно, читать. Это же Леонов.
---

http://chto-chitat.livejournal.com/12268622.html