Я, матерь божия, ныне с молитвою

 Пред твоим образом, ярким сиянием,

 Не о спасении, не перед битвою,

 Не с благодарностью, иль покаянием,

Не за свою молю душу пустынную,

 За душу странника в свете безродного;

 Но я вручить хочу деву невинную

 Теплой заступнице мира холодного.

Окружи счастием душу достойную;

 Дай ей сопутников, полных внимания,

 Молодость светлую, старость покойную,

 Сердцу незлобному мир упования.

Срок ли приблизится часу прощальному

 В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,

 Ты восприять пошли к ложу печальному

 Лучшего ангела душу прекрасную.

1837 г.

М. Ю. Лермонтов.

Она не гордой красотою

 Прельщает юношей живых,

 Она не водит за собою

 Толпу вздыхателей немых.

 И стан её не стан богини,

 И грудь волною не встает,

 И в ней никто своей святыни,

 Припав к земле, не признает;

 Однако все её движенья,

 Улыбки, речи и черты

 Так полны жизни, вдохновенья,

 Так полны чудной простоты.

 Но голос душу проникает

 Как воспоминанье лучших дней,

 И сердце любит и страдает,

 Почти стыдясь любви своей.

1832 г.

М. Ю. Лермонтов.

- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!




- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!









­
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"

­
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
Французы тут как тут.




Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!

­
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.




Повсюду стали слышны речи:
"Пора добраться до картечи!"
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.

­
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.



­
 

Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.




­
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.

­
И молвил он, сверкнув очами:
"Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!"
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.




Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.







Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.




Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась - как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...




­
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны -
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.




Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри - не вы.

­
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!

М. Ю. Лермонтов.