В садах Ливадийских поет соловей:
"Чудесное лето! Последнее лето!.."
Читает Княжна "О терпенье скорбей"
И смотрит на море зеленого цвета.

Над яхтою царской кружит альбатрос,
Снижаясь над палубой, залитой светом.
Все в белом — и мичман, и русский матрос...
И смотрит на море зеленого цвета

Татьяна, одна из Великих Княжон, —
Изящна фигурка в батистовом платье!
И жизнь так прекрасна, и факел зажжен
Души, что не мыслит еще о Распятье.

Какая расплата?.. За что?.. Почему?..
Нет, лучшая песня всей жизни не спета!
Но кровь на штыках в благодатном Крыму!..
Но трупы в волнах бирюзового цвета

Привиделись будто!.. О, нет, соловей,
Пропой еще фразу — она музыкальна!
Читает Княжна "О терпенье скорбей"
И смотрит на море светло и печально.

Людмила СКАТОВА

Она молода и прекрасна была
И чистой мадонной осталась,
Как зеркало речки спокойной, светла.
Как сердце мое разрывалось!...

Она беззаботна, как синяя даль,
Как лебедь уснувший, казалась;
Кто знает, быть может, была и печаль...
Как сердце мое разрывалось!...

Когда же мне пела она про любовь,
То песня в душе отзывалась,
Но страсти не ведала пылкая кровь...
Как сердце мое разрывалось!...

Александр Блок.

Опять, забыв о белых стужах,
Под клики первых журавлей,
Апрель проснулся в светлых лужах,
На лоне тающих полей.

Кудрявый мальчик — смел и розов.
Ему в раскрытую ладонь
Сон, под корою злых морозов,
Влил обжигающий огонь.

И, встав от сна и пламенея,
Он побежал туда, в поля,
Где, вся дымясь и тихо млея,
Так заждалась его земля.

Наталья Крандиевская - Толстая.

Нам трубят - гусары в дело 
Быстро на конь, сабли вон, 
Станем дружно, станем смело 
За Царя, за свой закон! 

Мы гусары не из фольги, 
Всяк из нас литой булат, 
Бережем мы имя Ольги, 
Белый ментик и Штандарт! 

В поле брани, в поле чести 
Имя Ольги - нам закон, 
Мы влетим, гусары в дело, 
И исчезнет враг, как сон. 

Если ж ментик наш кровавым 
Зарумянится пятном, 
То с двойною, братцы, славой 
Щеголять мы будем в нём! 

И других не будет пятен 
На почетной белизне, 
Ментик наш и чист и знатен, 
Как и в мире, так в войне! 

Кто посмотрит на полк славный, 
На гусаров удалых, 
Сразу скажет: «Ментик белый... 
Он дрался за четверых!»

Принцесса из древней пленительной сказки
С  красивым, исконно славянским, лицом.
Виола, фиалка, Анютины глазки -
Как схожа она с ароматным цветком.

Атласное, бледно-лиловое платье,
Жемчужная нитка, сережки в ушах,
Изящный браслет  на точеном запястье,
Тесьма золотая,  как нимб,  в  волосах.
 
Но смотрит княжна как-то грустно и строго.
Что видит она в этот час пред собой?
В  роскошном убранстве царевы чертоги?
А может Ипатьевский дом роковой?

О ней говорили,  счастливая будет.
Но как же  жестоко ошиблась  молва!
Свинцовая пуля вонзилась под грудью,
Когда было Ольге всего двадцать два.

Татьяна Буланчикова.

В мир, что так пленителен и звонок, 
В свете дня спокойна и нежна, 
Смотрит с фото царственный ребёнок, 
Барышня, Великая княжна. 

Этот миг уже не повторится, 
Беспощадна времени коса. 
Если бы ей стать Императрицей, 
Ведь порой бывают чудеса! 

Странная фантазия... Но только, 
Хоть в разгаре век уже иной, 
Мне порой мечтается, чтоб Ольга 
Правила великою страной. 

Мы бы всё преодолели с нею, 
Злобный шум в сознании круша. 
Твёрдости и хитрости важнее – 
Сердце, ум и русская душа. 

Дмитрий Кузнецов.

"Здесь будет город Петербург", -
Так говорил новатор.
Шел впереди дрожащих слуг
Российский император.

Под шум волны, под свист ветров
Шагал он величаво.
И от великих дел и слов
Сильней гремела слава.

Темна угрюмая Нева,
И небо, словно сито.
И от холодного дождя
Совсем промокла свита.

Озябший паж, еще юнец,
Хихикнет: "Вон корова!"
Да, что корова, здесь дворец
Весь засверкает скоро.

Пройдут года, окрепнет град,
И вот уж в новом веке
Спешит под липы в Летний сад
Аристократ Онегин.

Жара, и не спасает тень,
Кустов пожухли кроны.
Терзают мысли целый день
Студента Родиона.

А вот молоденький матрос
Целуется с девицей.
Он круглолиц, щекаст и прост,
Живет себе в столице.

Все этот город повидал,
Он шел державным шагом.
Он воевал, он жил, мечтал
Под ярко-красным флагом.

"Здесь будет город Петербург", -
Так говорил новатор.
Шел впереди дрожащих слуг
Российский император.

Стоит теперь он на скале,
На каменном уступе.
Любимый город на Неве -
Красив и неприступен!
 

Ю. Бокарева.

Ты росла настоящей принцессой,
В Царском доме гордились тобой;
Ты всех девушек славной России
Затмевала своей красотой!

С тонким станом, большими глазами,
Обаятельным нежным лицом,
Наделённая сильною волей,
Ты любила беседы с отцом.

Обладая невиданным даром
Всё всегда и везде успевать,
Ты заботой родных окружала,
И стремилась с душой помогать.

Медсестрой в лазарете трудилась,
И хозяйкою в доме была;
Сёстры звали тебя «гувернанткой»,
Но на них не держала ты зла.

Одержав над уныньем победу,
Ты была даже шефом полка!
Что тут скажешь, характер-железо,
Но судьба у тебя нелегка.

Твои серо-зеленые очи
И задумчивый сдержанный взгляд,
На оставшихся фото на память
Сквозь историю нежно глядят.

Ты могла быть примерной женою,
И заботливой матерью быть,
Ты детей окружала б любовью,
Научила б их страстно любить.

Но жестокая сила безвластья
Столько судеб разрушила вмиг...
А судьба не спешила на помощь,
На твой жалобный, стонущий крик.

Тишина… Ни дыханья… Ни стонов… 
И не стало Великой семьи…
И сплоченные сильной любовью,
Все в могилу одну полегли…

Ты, родившись принцессою русской,
Царский статус неся до конца,
Уж не вспомнишь ни сёстер, ни брата,
Ни любимейших мать и отца.

Я тебе этот стих посвящаю,
И с молитвой к тебе обращусь...
Пусть хоть там, в небесах, где живёте,
Никогда не коснётся Вас грусть. 

Анна Приходько

Ваши пальцы пахнут ладаном, 
А в ресницах спит печаль. 
Ничего теперь не надо нам, 
Никого теперь не жаль. 

И когда весенней вестницей 
Вы пойдете в синий край, 
Сам Господь по белой лестнице 
Поведет Вас в светлый рай. 

Тихо шепчет дьякон седенький, 
За поклоном бьет поклон 
И метет бородкой реденькой 
Вековую пыль с икон. 

Ваши пальцы пахнут ладаном, 
А в ресницах спит печаль. 
Ничего теперь не надо нам, 
Никого теперь не жаль.

Александр Вертинский, 1916 год

Девушка пела в церковном хоре 
О всех усталых в чужом краю, 
О всех кораблях, ушедших в море, 
О всех, забывших радость свою. 

Так пел ее голос, летящий в купол, 
И луч сиял на белом плече, 
И каждый из мрака смотрел и слушал, 
Как белое платье пело в луче. 

И всем казалось, что радость будет, 
Что в тихой заводи все корабли, 
Что на чужбине усталые люди 
Светлую жизнь себе обрели. 

И голос был сладок, и луч был тонок, 
И только высоко, у Царских Врат, 
Причастный Тайнам,- плакал ребенок 
О том, что никто не придет назад.
 

А. А. Блок.

Глядит на нас Екатерина, 
На голове – святой венец… 
Не о таком в Александрии 
Мечтал правитель и отец. 

Богатство, знатность и ученость 
Снискали много женихов, 
Но то – земная обречённость, 
Её же путь был не таков. 

Имела дух неколебимый, 
Хоть девой чудною слыла. 
В земном бытье Екатерина 
За веру муки приняла. 

Её отшельник в тайном месте 
Основам веры обучил, 
И сам Спаситель, как невесте, 
Свой перстень благостно вручил. 

И став невестою Христовой, 
Тем обрекла себя на путь, 
Что стал её венцом терновым, 
С пути ей было не свернуть. 

В разгар языческих гуляний 
И страшных жертв для их богов 
Екатерина узкой дланью 
Разорвала путы оков. 

Она звала в Христово царство, 
Не убоявшися ножей, 
И обратила в Христианство 
Весь сонм учёнейших мужей. 

Те были брошены в кострища. 
Сама же дева, не страшась, 
У рокового пепелища 
Познала плахи ипостась… 

Святых мощей Екатерины 
Ковчег хранит гора Синай. 
Всегда твою молитву примет, 
О ней лишь чаще вспоминай. 

И в день простой и в именины, 
Являя веры образец, 
Глядит с иконы Катерина, 
На голове – Святой венец. 

автор Фомина Ольга

Ты говорил слова пустые, 
А девушка и расцвела: 
Вот чешет косы золотые, 
По-праздничному весела. 

Теперь ко всем церковным требам 
Молиться ходит о твоем, 
Ты стал ей солнцем, стал ей небом, 
Ты стал ей ласковым дождем. 

Глаза темнеют, чуя грозы, 
Неровен вздох ее и част. 
Она пока приносит розы, 
А захоти — и жизнь отдаст. 

Николай Гумилёв.

Мне не нравится томность 
Ваших скрещенных рук, 
И спокойная скромность, 
И стыдливый испуг. 

Героиня романов Тургенева, 
Вы надменны, нежны и чисты, 
В вас так много безбурно-осеннего 
От аллеи, где кружат листы. 

Никогда ничему не поверите, 
Прежде чем не сочтете, не смерите, 
Никогда никуда не пойдете, 
Коль на карте путей не найдете. 

И вам чужд тот безумный охотник, 
Что, взойдя на нагую скалу, 
В пьяном счастье, в тоске безотчетной 
Прямо в солнце пускает стрелу. 

Николай Гумилёв.

Посадила яблоньку: 
Малым — забавоньку, 
Старому — младость, 
Садовнику — радость. 

Приманила в горницу 
Белую горлицу: 
Вору — досада, 
Хозяйке — услада. 

Породила доченьку — 
Синие оченьки, 
Горлинку — голосом, 
Солнышко — волосом. 
На горе девицам, 
На горе молодцам. 

23 января 1916

Марина Цветаева.

Я нарву вам цветов к именинам, 
Много пестрых, пахучих цветов: 
И шиповнику с нежным жасмином, 
И широких кленовых листов.

Подымуся я ранней порою, 
Заберуся в густую траву 
И, обрызганных свежей росою, 
Вам лиловых фиалок нарву.

Побегу я в наш садик тенистый 
И по всем буду шарить кустам: 
Есть у нас и горошек душистый, 
И гвоздика махровая там;

Камыши берега облепили, 
Отражаясь в зеркальном пруде, 
Белоснежные чашечки лилий 
Распустились в прозрачной воде.

Я в широкое сбегаю поле, 
Где волнуется нива кругом, 
Где хлеба дозревают на воле, 
Наливается колос зерном;

Где кружится рой пчел золотистый, 
Копошатся проворно жуки, 
Где, пестрея во ржи колосистой, 
С алым маком цветут васильки.

Я обеими буду руками 
И цветы, и колосья срывать 
И со всеми своими цветами 
Вас скорей побегу поздравлять.

ил.: художник Юрий Панцырев

автор стихотворения - К Р ( Константин Романов)

Потерялся в далёких веках 
Тот прозрачный томительный день: 
Таял солнечный луч в облаках, 
Опускалась вечерняя тень, 

Вдаль бежала река, холодна, 
Растворялась во мраке печаль… 
По аллее гуляла Она, 
Пряча взгляд под густую вуаль… 

Тихий шёпот слетал с алых губ, 
Будто стайки рифмованных строк 
Вслед за птицами рвались на юг, 
Чтоб вернуться в положенный срок. 

А на быструю речку в тот час 
Опускалась морозная мгла, 
Над водою чуть слышно неслась 
Ветром сбитая с веток листва. 

Лунный блеск озарял двор и дом, 
Суету уходящего дня, 
Силуэт за прикрытым окном, 
Освещённый сияньем огня. 

В доме ярко горела свеча, 
Падал нежно её тёплый свет, 
Там, пером о бумагу стуча, 
Сочинял смуглокожий Поэт. 

Мысли, чувства свои и грехи 
Рифмовал он всю ночь напролёт, 
Создавая такие стихи, 
Что их слава поныне живёт. 

(1987, 1990, 2000, 2011)

Ирина Яненсон.

Финалом разыгранной драмы
Печально ложатся слова:
Империи первые дамы –
На Сент–Женевьев–де–Буа.

Красавицы, светские львицы,
Кого не убили в "чеке",
Уехали через границы,
Пропав в мировом далеке.

Теперь лишь на старых портретах
Из прошлого смотрят они
В каретах и кабриолетах,
В столетней туманной тени.

Княжны, баронессы, графини,
Любая – имперский алмаз,
Ликёром в хрустальном графине
Мерцают рассказы о вас.

Но здесь ваши шляпки и кольца –
На годы, считай, на века,
Как тряпка, в глазах комсомольца,
Которою дразнят быка.

И, значит, поэзии лира
Теперь безнадежно пуста:
Ушли вы из нового мира,
А с вами ушла... красота. 

Дмитрий Кузнецов

Тает долгий зимний день… 
Всё слилось во мгле туманной, 
Неожиданной и странной… 
В доме сумерки и тень. 

О, мечтательный покой 
Зимних сумерек безбрежных, 
И ласкающих, и нежных, 
Полных прелести немой!.. 

В старом доме тишина, 
Всё полно́ дремотной лени, 
В старом доме реют тени… 
В старом доме я одна… 

Чуть доносится ко мне 
Шумных улиц гул нестройный, 
Словно кто-то беспокойный 
Тще́тно мечется во мгле! 

Ночь крадётся у окна… 
С бледной немощной улыбкой 
Тает день больной и зыбкий. 
В сердце сумрак… Тишина… 


1903 г или начало 1904 г

Уж ночь надвинулась. Усадьба засыпает... 
Мы все вокруг стола в столовой собрались, 
Смыкаются глаза, но лень нам разойтись, 
А сонный пёс в углу старательно зевает.

В окно открытое повеяла из сада 
Ночная, нежная к нам в комнату прохлада. 
Колода новых карт лежит передо мною, 
Шипит таинственно горячий самовар, 
И вверх седой, прозрачною волною 
Ползёт и вьётся тёплый пар. 

Баюкает меня рой милых впечатлений 
И сон навеяла тень сонной старины, 
И вспомнился мне пушкинский Евгений 
В усадьбе Лариных средь той же тишины. 

Такой же точно дом, такие же каморки, 
Портреты на стенах, шкапы во всех углах, 
Диваны, зеркала, фарфор, игрушки, горки 
И мухи сонные на белых потолках. 

1912-1913 годы

Князь Императорской крови Олег Константинович Романов.

Еду. Тихо. Слышны звоны 
Под копытом на снегу. 
Только серые вороны 
Расшумелись на лугу. 

Заколдован невидимкой, 
Дремлет лес под сказку сна. 
Словно белою косынкой 
Повязалася сосна. 

Понагнулась, как старушка, 
Оперлася на клюку, 
А под самою макушкой 
Долбит дятел на суку. 

Скачет конь, простору много. 
Валит снег и стелет шаль. 
Бесконечная дорога 
Убегает лентой вдаль.

Сергей Есенин.

А я вот не был на войне, 
Пришлось потом родиться. 
Но знаю, что у нас в семье 
С войны письмо хранится. 
Ещё, наверно, не женат 
Тогда на нашей маме, 
Писал отец, простой солдат, 
Влюблёнными словами: 

"Центральный фронт, июньский день, 
Умытых листьев шорох, 
И пахнет юная сирень 
Сильней, чем старый порох. 
Ты далеко, тебя здесь нет, 
Но для тебя я снова 
Собрал трепещущий букет, 
Прохладный и лиловый. 

В снарядной гильзе он стоит 
В землянке батальонной, 
Холодным пламенем горит, 
Как будто спирт зажжённый. 
Придут усталые друзья, 
Им тут светлее станет. 
Любовь моя, сирень твоя, 
Сияет и не вянет ". 

...А я вот не был на войне, 
Пришлось потом родиться. 
Но знаю, что у нас в семье 
С войны письмо хранится. 
И каждый год в июньский день 
Та память - рядом с нами, 
И мы с отцом несём сирень 
В подарок нашей маме. 

Евгений Долматовский.

Здесь Пушкин вечным властелином 
Царит во всем, живет во всех. 
И в птичьих трелях по долинам 
Звенит его задорный смех. 

Его с природой не поссорить. 
И, кажется, была пора, 
Когда он сам придумал Сороть 
Игривым росчерком пера. 

Сын, ты знаешь волшебное слово,
Что придаст тебе веры и силы?
Что превыше чего-то иного,
Что пребудет с тобой до могилы.

Что утешит в минуты печали,
Что поможет по жизни идти.
А его бесконечные дали
Помогают покой обрести.

Ты ему посвящай свои мысли,
Как молитву шепчи каждый день.
Без утайки, без зла, без корысти.
Это слово – Всевышнего сень.

Это слово, как будто мессия,
А еще безотказный пароль.
Это слово – «Святая Россия»,
Где тебе суждена своя роль...

Павел Бодряков

Эти руки женские,
Ласковые, нежные.
Доброту вселенскую
Раздавали бережно.

Жертва бескорыстная
В услуженье страждущим.
Человечность высшая
Благородством названа.

Ирина Ревякина

Художник Виктор Иванов.

Вздыхает ветер. Штрихует степи 
Осенний дождик – он льёт три дня… 
Седой, нахохленный, мудрый стрепет 
Глядит на всадника и коня. 
А мокрый всадник, коня пришпоря, 
Летит намётом по целине. 
И вот усадьба, и вот подворье, 
И тень, метнувшаяся в окне. 
Коня – в конюшню, а сам – к бумаге. 
Письмо невесте, письмо в Москву: 
«Вы зря разгневались, милый ангел, – 
Я здесь как узник в тюрьме живу. 
Без вас мне тучи весь мир закрыли, 
И каждый день безнадежно сер. 
Целую кончики ваших крыльев 
(Как даме сердца писал Вольтер). 
А под окном, словно верный витязь, 
Стоит на страже крепыш дубок… 
Так одиноко! Вы не сердитесь: 
Когда бы мог – был у ваших ног! 
Но путь закрыт госпожой Холерой… 
Бешусь, тоскую, схожу с ума. 
А небо серо, на сердце серо, 
Бред карантина – тюрьма, тюрьма…» 
Перо гусиное он отбросил, 
Припал лицом к холодку стекла… 
О злая Болдинская осень! 
Какою доброю ты была – 
Так много Вечности подарила, 
Так много русской земле дала!.. 
Густеют сумерки, как чернила, 
Сгребает листья ветров метла. 
С благоговеньем смотрю на степи, 
Где он на мокром коне скакал. 
И снова дождик, и снова стрепет – 
Седой, все помнящий аксакал.

Юлия Друнина.