Ей даровал Бог слишком много!
И слишком мало - отпустил.
О, звездная ее дорога!
Лишь на холсты хватило сил...
Я с этой девушкой знакома
Увы, конечно, не была!
Но, как она - сидела дома
И золотой узор ткала.
В привычной клетке одиночеств,
Где и живет одна - душа,
Как много в дневниках пророчеств,
Когда Любви тебя лишат!
Ей даровал Господь так много!
А Жизнь - крупинками считал.
О, звездная ее дорога!
И Смерть - признанья пьедестал!

М.Цветаева



Феномен ее очарования еще долго будет вызывать споры и, по-видимому, так никогда до конца и не будет познан. Ее обаяние незримо присутствовало в русском "серебряном веке", во французском экзистенциализме, воздействует оно и на современный авангардизм. Это таинственное притяжение искусства, возможно, связано с драмой невыраженности ее души при необычайном таланте.
Путь художницы Марии Константиновны Башкирцевой ( 11 ноября 1860 года - 31 октября 1884 года) был коротким - всего 24 года. Но, кажется, что в эти 24 года уместилась не одна, а несколько жизней.
Анастасия Цветаева вспоминала, что в 1910 году они с сестрой "…встретили в гостях художника Леви, и эта встреча нас взволновала: он знал — говорил с ней в Париже — Марию Башкирцеву! Как мы расспрашивали его! Как жадно слушали его рассказ!"
Марина Цветаева долго переписывалась с матерью Башкирцевой, и свою первую книгу стихов "Вечерний альбом" она посвятила Марии:




С той девушкой у темного окна
— Виденьем рая в сутолоке вокзальной —
Не раз встречалась я в долинах сна.
Но почему она была печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может ей — и в небе счастья нет?

В 1860 году в Гайворонах Полтавской губернии в семье отставного офицера и предводителя местного дворянства родилась дочь. В честь этого события ровно неделю палили пушки, установленные во дворе особняка.
Для счастья здесь, на земле, Мария имела, кажется, все: знатное происхождение, богатство, красоту, заботливых и блестяще образованных родственников. Правда, спустя два года после свадьбы родители Муси (так ее звали в детстве) развелись, что было большой редкостью для тех лет, но девочка воспитывалась в семье деда, поклонника Байрона и англомана, окруженная заботой и дружеским участием.
Болезненность Муси послужила причиной того, что Башкирцевы в 1870 году надолго уехали за границу. Они живут в лучших отелях, нанимают самые дорогие виллы, самые роскошные квартиры, но комфорт кажется Марии, которая уже стала вести свой знаменитый дневник, всего лишь золотой клеткой, где особенно остро чувствуется одиночество человека. Не было ни одного музея, ни одной картины в Европе, которые бы Башкирцева не осмотрела, она живет в каждодневном общении с искусством, его сила одухотворяет любой порыв юной аристократки.

­
Автопортрет.

Всюду Марию окружали роскошь и всеобщее обожание. Мария жадно схватывает все новое и много, слишком много для юной девочки учится - иностранные языки и философия, история и литература, музыка и пение - и во всем, во всем она хочет быть первой, потому что цель Марии Башкирцевой не выгодное замужество с графом или бароном, а ни много, ни мало - покорение мира.
Английский критик Гладстон писал: "С ее страстью к искусству могла бы соперничать… только ее любовь к явному поклонению. Вечер в театре, хотя она смеялась беспрестанно, был для нее потерянным вечером, потому что в этот вечер она не занималась и ее не видели".
В шестнадцать лет достижение цели было связано с прекрасным, редким сопрано Башкирцевой. Однако в судьбе Марии просматривается нечто мистическое, словно какой-то заранее предупрежденный рок сопротивляется проявлению ее таланта. Как только девушка начинает достигать высоты, ее останавливает сила, неподвластная разуму, будто Мария способна была возноситься туда, где непозволительно пребывать человеческому гению. В восемнадцать Башкирцева начинает глохнуть, а в девятнадцать теряет свой уникальный голос.
Но дарования ее были блистательны и всесторонни. Языки она усваивала с поразительной легкостью, латынь и древнегреческий выучила самостоятельно, память имела уникальную: наизусть знала огромные отрывки из Гомера. Когда читаешь дневник Башкирцевой, то с трудом верится, что перед нами размышления совсем еще девочки, почти подростка. Способность работать у нее была громадной, притом как будто все окружавшие предметы были пищей для ее ума: из-за политики она могла лишиться сна.

­
Автопортрет.

В конце 1877 года Башкирцева пришла в частную академию рисования, и это увлечение полностью изменило ее, стало одержимостью, чуть ли не сумасшествием, завладевшим сознанием: "Я хочу от всего отказаться ради живописи. Надо твердо помнить это, и в этом будет вся жизнь". И этот отказ от внешнего мира был настолько решительным и хладнокровным, что Анатоль Франс позже заметил: "Это было одно из тех внезапных превращений, примеры которых мы встречаем в житиях святых".
После первых же занятий профессор Жулиан отмечает успехи новой ученицы. "Я думал, что это каприз балованного ребенка, но я должен сознаться, что она действительно работает, что у нее есть воля и она хорошо одарена. Если это будет продолжаться, то через три месяца ее рисунки могут быть приняты в Салон".
В два года осваивает семилетний курс академии блестяще одаренная, но не менее трудолюбивая Мария. Она работает, полубольная, по 12-14 часов в день, почти ночует у мольберта и холстов.

­
В мастерской школы-студии Жулиана.

Учителя в изумлении смотрят на профессиональные холсты начинающей ученицы, оскорбительно выпытывают, ей ли самой принадлежат все эскизы и рисунки...

Мария пренебрегает советами врачей, играет на рояле по многу часов в день. Но она всегда игнорировала свою физическую слабость, не говорила о болезни вслух, презирала заботу о телесном, вышучивала свой кашель и согласилась серьезно лечиться лишь, когда все уже было запущено.
Нечеловеческое трудолюбие и работоспособность создают огромное количество картин - они находятся сегодня в Русском музее, Музее Башкирцевой в Ницце, в Третьяковской галерее и Санкт-Петербурге, Сумах и Днепропетровске, многочисленных частных коллекциях.
Ее картина "Жан и Жак" хранится в Лувре как национальное достояние Франции. Из всех российских и украинских живописцев, добившихся признания в этой стране, Мария Башкирцева - первая, чьи работы помещены в Лувр и Люксембургский дворец.

­
картина " Жан и Жак".

Многие исследователи сегодня спорят о картинах Башкирцевой; что это — новое слово в искусстве, наивное отражение девического мира, гениальное озарение? Признают, что ее творчество созвучно работам Бастьена-Лепажа, художника с трагической судьбой, но довольно посредственного. Однако сегодня картины Лепажа лишь экспонаты в музее истории живописи, а полотна Башкирцевой продолжают волновать зрителя. Возможно, потому, что есть в них что-то необузданное, тайное, запретное, невысказанное.
Мир картин Башкирцевой - это мир парижского предместья, мир служанок, работниц, беспризорных детей. Ее окружает Париж импрессионистов, Париж бульваров, Париж кафе, салонов и театров.

­
картина " Парижанка".

Но ее влекут к себе не крыши и шпили этого города, а его булыжные мостовые, по которым ступают и деревянные башмаки, и изящные туфельки.

Близость смерти Марией ощущалась особенно остро. Ее мироощущение напоминает дурное предчувствие перед катастрофой. Собственно, так это и было. В культуру приходило декадентское искусство, в России расцветал терроризм, наступал XX век, век катаклизмов и бурь. По возрасту она могла бы дожить до 1917 года, но по тонкости понимания окружающего она должна была стать только провозвестником, предтечей перемен.
Больше всего Марию терзала мысль о бесследности, полном исчезновении. Если "душа чувствует, любит, ненавидит, желает, если, наконец, одна только эта душа заставляет нас жить, каким же образом происходит, что какая-нибудь царапина этого бренного тела, какой-нибудь внутренний беспорядок, какой-нибудь излишек вина или пищи каким образом все это может заставить душу покинуть тело?"
Этим вопросом Мари озабочена постоянно, сколько бы не было ей лет... Может быть, поэтому у девочки, постоянно окруженной врачами, их советами и порой слишком навязчивой опекой родных, развивается стремление заявить о себе, развить свои недюжинные таланты - в музыке, пении, рисовании, покорить ими, этими талантами, Мир?
Многие потом писали о сильно развитом у Башкирцевой чувстве тщеславия, самолюбования и гордыни.
Но просто-напросто, как все недюжинные натуры, она быстро перерастает уровень, окружающих ее людей - пусть и беззаветно любящих, пусть и преданных, - и начинает осознавать свою обреченность на одиночество.
Насколько богатой была ее душевная биография, настолько блеклой представляется ее фактическое существование. Она так и не познала большой, земной любви, хотя вся ее внутренняя организация, казалось, была подготовлена к этому чувству. Правда, был у Башкирцевой один не слишком страстный роман в Италии, но он закончился разочарованием, вся энергия которого была перенесена в живопись.

­
" Осень".

Сложные отношения связывали Башкирцеву с ее учителем Лепажем. Французский художник меньше всего походил на Дон Жуана. Он был прост и сдержан, маленький с невнушительной фигурой, молодой человек не мог, конечно, заинтересовать амбициозную, требовательную Башкирцеву. Но она была уже очень больна, чахотка прогрессировала, и встречи с Лепажем становились ее единственной отдушиной в борьбе с тяжелым недугом. Именно в этот период были написаны самые значительные работы Башкирцевой, приобретенные Люксембургским музеем.
Башкирцева, конечно, не любила Лепажа, но он дал ей возможность реализовать ее желание о преклонении перед ней, о преданности, о беззаветной любви. Тяжелая болезнь приковала Лепажа к постели, но и тогда, когда он не мог двигаться, потребность видеть Марию каждый день вынуждала его близких приносить художника в дом Башкирцевых. Он неотлучно находился у постели девушки и в последние предсмертные месяцы. С обернутыми подушками ногами, пока не наступала ночь, Лепаж сидел у изголовья Марии. Они почти не говорили, но он не мог уйти и с тоской наблюдал, как умирает любимая женщина.




Образ Башкирцевой последних месяцев вспоминает подробно в предисловии к каталогу ее картин известный в свое время критик Франсуа Коппе. Это была девушка небольшого роста, худая, очень красивая, с тяжелым узлом золотых волос, "источающая обаяние, но производившая впечатление воли, прячущейся за нежностью… Все обличало в этой очаровательной девушке высший ум. Под женской прелестью чувствовалась железная, чисто мужская сила, и невольно приходил на память подарок Улисса юному Ахиллу: меч, скрытый между женскими уборами".

­
Мастерская Марии Башкирцевой.

В мастерской гостя удивили многочисленные тома книг: "Они были здесь все на своих родных языках: французы, немцы, русские, англичане, итальянцы, древние римляне и греки. И это вовсе не были книги "библиотечные", выставленные напоказ, но настоящие, потрепанные книги, читанные-перечитанные, изученные. Платон лежал на столе, раскрытый на нужной странице".
Во время беседы Коппе испытал какую-то необъяснимую внутреннюю тревогу, какой-то страх, даже предчувствие. При виде этой бледной, страстной девушки ему "представлялся необыкновенный тепличный цветок — прекрасный и ароматный до головокружения, и тайный голос шептал в глубине души слишком многое сразу".

­
панно " Весна".

Как бы прощаясь с жизнью, Мария начала писать большое панно "Весна": молодая женщина, прислонившись к дереву, сидит на траве, закрыв глаза и улыбаясь, словно в сладчайшей грезе. А вокруг мягкие и светлые блики, нежная зелень, розово-белые цветы яблонь и персиковых деревьев, свежие ростки, которые пробиваются повсюду. "И нужно, чтобы слышалось журчание ручья, бегущего у ее ног, — как в Гренаде среди фиалок. Понимаете ли вы меня?"
Дневник, в котором Мария успела блистательно описать свою короткую жизнь изданный впервые в 1887 году во Франции, на французском языке вызвал настоящую сенсацию.
Дневником болели, восторгались, его отрицали, над ним посмеивались и даже сомневались в подлинности, но не оставались равнодушными!Дневник написан предельно откровенно, подобных ему почти нет в истории, и может быть, поэтому он подвергался столь яростной критике...




"Мне кажется никто не любит всего как я люблю - пишет Мария на сокровенных страницах: искусство, музыку, живопись, книги, шум, тишину, смех, грусть, тоску, шутки, любовь, холод, солнце, всякую погоду, все времена года, спокойные равнины России и горы вокруг Неаполя, снег зимою, осень с ее дождями, весну с ее тревогой, спокойные летние дни и прекрасные ночи, наполненные сверкающими звездами... Я люблю все до обожания."
Она писала о жизни, о красках и тонах, которые правдивы и поют, она получала медали и призы на выставках, она познала вкус прижизненной Славы, но не была ею прельщена: "Радости от побед нет, потому что это достигнуто долгим и кропотливым трудом, в них нет ничего неожиданного, а также я чувствую себя на пути к более высокому и совершенному, и содеянное уже не удовлетворяет".
Впечатление от ее дневника часто сравнивают с впечатлением от произведений Пруста. Прустовская эпопея об отрезке бытия напоминает дневник вообще, а дневник Марии напоминает — вообще — рассказ об отрезке человеческого бытия. Причем оба автора продвигаются наугад, среди случайностей и непредсказуемых событий, пусть о чем-то догадываясь, но до конца все же не зная своей судьбы.
Умерла она осенним дождливым днем, 31 октября 1884 года.

­
Могила Марии Башкирцевой в Париже.

Что осталось от Башкирцевой? После нее осталась книга в тысячу с лишним страниц, да несколько полотен во французских музеях - Люксембургском, Лувре, музее Ниццы. После кончины Марии мать перевезла в Россию, в имение на Полтавщине, основную часть живописных работ дочери. В роковом 1917-м коллекция сгорела вместе с подожженной усадьбой... Остальные картины, уцелевшие во флигеле, погибли во время бомбежки в 1941 году… И осталось самое главное — таинственное воздействие ее личности через годы и расстояния. Некогда Люксембургскую галерею в Париже украшала аллегорическая скульптура "Бессмертие": молодой гений умирает у ног ангела смерти, в руке которого развернут свиток с перечнем замечательных художников, преждевременно сошедших в могилу. На этом свитке есть русское имя — Мария Башкирцева.




источник:книга " 100 великих женщин",
http://blogs.mail.ru/mail/olga_zak777/313e65ab83ca9175.htm