Суварин с пренебрежением пожал плечами. Свидание? На что оно ему? В женщине он готов видеть соратника, товарища, если она отважна и способна оказать братскую поддержку. А для чего нужно чувство любви? Нет, - ни жены, ни друга, никаких уз! Он будет свободен от волнений крови - своей и чужой.

Он вскинул глаза и, обратив к Этьену лицо, тихо сказал:
- Я тебе не рассказывал, как она умерла?
- Кто?
- Моя жена. Там, в России.
Этьен знал только, что у Суварина была возлюбленная и что её повесили в Москве.
- Дело у нас не шло, - начал Суварин. - Мы провели две недели поводя мину под железнодорожное полотно; но взорвался не царский поезд, а обыкновенный пассажирский. Аннушку арестовали: она и зажгла фитиль бомбы... Судебный процесс занял шесть долгих дней...

Два раза Я чуть было не бросился к ней через головы зрителей. Зачем? Одним бойцом стало бы меньше. И когда Я улавливал взгляд её больших глаз, Я читал в них: "Нельзя".

- Был Я на площади... Шёл сильный дождь, палачам мешал этот ливень. Им не сразу удалось повесить приговорённых. Аннушка всё стояла и ждала. Я взобрался на каменную тумбу, тогда она меня увидела. И когда ей накинули на шею петлю, она всё ещё смотрела на меня... Потом Я ушёл.
- Это судьба покарала нас, - продолжал Суварин жёстким тоном. - Мы виноваты были в том, что любили друг друга... Теперь моё сердце стало неуязвимым. Рука не дрогнет в тот день, когда мне придётся отдать свою собственную жизнь.

Суварин добавил, не протянув ему руки:
- Я ухожу.
- Совсем уходишь?
- Да, совсем. Взял расчёт. В другое место ухожу.
Этьен был изумлён... Суварин только сейчас говорит, ему, что уходит, да ещё сообщает это спокойным голосом... Ведь они так сблизились, вместе работали; всегда бывает грустно расставаться с другом.
- Так ты уходишь? А куда же?
- Туда... Ещё не знаю...
- Но ты вернёшься?
- Нет, не думаю.
Оба умолкли и стояли друг против друга, не зная, что ещё сказать.
- Так, значит, прощай?
- Прощай.