"Сюрреализм — это я".©Сальвадор Дали
Дали и кино: от Луиса Бунюэля к Альфреду Хичкоку
В историю кино Сальвадор Дали входит, будто делая неожиданный выпад, движением резким и быстрым, длящимся лишь мгновение. Легко понять, почему и зачем он, хоть и на короткое время, но все же связал свою судьбу с этой «второй реальностью», с новым видом зрелища, столь полюбившимся массовой аудитории. Дали, как всегда, рассчитывает, что может сделать совсем уж незабываемый жест, потому что он, Дали, больше всего на свете боится одного: быть забытым.
Он же знает, чего хочет, и сразу бракует сюжет, над которым ему предлагает подумать Буньюэль в 1928 году. Дали нашел идею слабой, да еще и сентиментальной, заявив другу-режиссеру, что его собственные намерения представляют собой нечто иное. К тому времени он уже опубликовал эссе Киноискусство, антихудожественная часть. Текст увидел свет 15 декабря 1927 года, его обнародовала Gaceta literaria, и более всего напоминал оду киноискусству, способному и развеселить, и растрогать именно потому, что оно дерзко дистанцируется от так называемых «художественных проблем», традиционно тяготеющих над сценическими зрелищными формами.
Дали сказал — Дали сделал. Он стал создавать «свое кино», да еще и подвигнул Буньюэля к сотрудничеству именно в этом. Вместе они придумывают имя будущему общему детищу: Un chien andalou и вместе снимают в Париже Андалусского пса. Оба равнодушно относятся к сюжету, к достоверности персонажей, к логике событий, развертывающихся на экране: они просто хотят запечатлеть на пленке незабываемое. Показать нечто, не похожее ни на что. Взломать все, к чему привыкли и экран, и здравый рассудок.
Так и вышло: в нашей памяти фильм Андалузский пес (Un Chien Andalou) остается навсегда,
благодаря ударным кадрам, будто врубающимся в мир привычной повседневности,
но никак не благодаря эпизодам, непосредственно тянущим нить сюжета.
Достаточно вспомнить этот, действительно незабываемый, глаз, разрезаемый бритвою.
Или — руку, превращающуюся в муравейник.
Читать далее...
