Звучит двусмысленно, но я под «русским роком» понимаю «советский рок», не так важно, что он в лице ныне здравствующих представителей существует и после СССР, поскольку природа его «там», и там она уже и останется просто в силу отсутствия, на мой взгляд, какого-либо эволюционного продолжения. Честно говоря, я не являюсь любителем этого направления или, например, бардовской песни вообще, музыка у меня «в активе» была, в основном, другая, но какие-то ценные или хотя бы интересные для меня маячки впечатлений на этом поле присутствуют. Вот о них тут и речь.

Так вот, некоторые мои впечатления о персонажах ли, явлениях ли… Словом, завершённые гештальты и закрытые страницы.



БГ. Группа Аквариум.

С него я начинаю просто потому, наверное, что от него у меня меньше всего музыкальных впечатлений по сравнению с тем, чего он, по моему разумению, заслуживает. Гребенщиков, в основном, прошёл мимо меня, во-первых, потому что я был мелкий, как горох тогда, а чтобы врубаться в его творчество, надо было, с одной стороны, быть в курсе веяний в западной музыке, с которой оно всё делалось, что фактически означало быть в тусовке, с другой стороны, иметь некий сформированный вкус к поэзии именно как к поэзии, а не как к… этому… как его… Диску Урсу. Вот. Вообще-то, одного из этих пунктов было бы достаточно, но это мы всё полагаем, а они располагают обратно. Так вот, мне как-то сам БГ как личность или персонаж и автор интереснее, чем он же в музыкальном плане. Он очень поднаторел в играх в слова, что заметно по высказываниям и интервью, говорит какими-то притчами, афоризмами, в общем, выдаёт некий эзопов текст, через который ещё нужно продраться, все его эти буддийско-индуистские дела только добавляют антуража таким образом, что в этом антураже его речь кажется естественной. Кстати, неплохой приём, позволяющий не «портить карму» почём-зря и сохранять атмосферу бесконфликтности, (честно говоря, до меня дошло, что он делает, только, когда сам стал примерно так вести себя.). Я бы это назвал стилем брызг уходящей волны, суть в том, что если человек, начав что-то говорить, наталкивается на принципиальное непонимание или враждебность, предвзятость, агрессию и т.п. обращает всё, если не в шутку, то в игру ума, игру со словами, этакий риторический джаз, короче говоря, это способ быстро дать задний ход, заметив, что едем не туда, подобно волне, которая, натолкнувшись на препятствие, рассыпается и стекает, откуда пришла, чтобы «пойти другим путём». С каламбурами, афористическими сентенциями и всяческим лингвоцентричным обыгрыванием контекста. В стихах же у него прямо россыпи афоризмов, выдаваемых за мысли или за метафоры, метафор, скрывающих мысли, иносказаний и тому подобного, всё заэзоповано и заметафорено до такой степени, что часто второй самый страшный вопрос учителя литературы оказывается весьма актуальным, ну и, как я уже сказал, надо иметь уже готовый вкус к авангардной поэзии с её здоровой долей нездоровой склонности к шизофазии, чтобы это как-то понимать связно, а не ловить ключевые слова. Причём, читать его текстом из букв мне, скорее, неинтересно, чем интересно, надо слушать, а слушать — не слушается, уже по каким-то музыкальным причинам. Но при всём при этом — поэт, настоящий, без дураков. Да и прямые его вещи типа «поезда в огне» многими «ценителями» воспринимались как «попсовые» и «неглубокие», так, что, может, и он и рад бы яснее, да сразу воздуха начинает нехватать. Поклонники сам толкают своего кумира в туман. Охраняет товарищ себя от шибко усердного понимания. Чтоб лоб не расшибли :)


Юрий Шевчук. Группа ДДТ.

Просто полная противоположность предыдущему герою: тот витиеват, а этот прямолинеен до брутальности; в того надо вслушиваться, этот не даст пройти мимо — оглушит и не спросит, как звали; тот хранит воздух, этот прёт тараном, тому подавай гармонию сфер, а этот —дай бог не побьёт кого при случае. Как-то я о нем слышал высказывание, верное, на мой взгляд: «он ищет и борется за что-то разумное, доброе, вечное, но вот такое правдоискательство, как раз, и свойственно людям, которые ищут и борются за нечто разумное, доброе, вечное, но плохо себе представляют, что это такое». Это своего рода солдат, а может, даже полевой командир (имеется ввиду настоящая армия) потерявший связь со штабом, зачем он на войне, он знает чётко, где свои, где чужие — ориентировочно-приблизительно, но более-менее, свою задачу — представляет, но теперь только в общих чертах, а уж общее положение дел — вряд-ли. Был ещё в истории реальный случай, про который слагают легенды, когда японский солдат три десятка лет был на войне после её окончания; такая аналогия — конечно, перебор, но в качестве небольшого штриха к портрету, пожалуй, пусть будет. Стремление бороться с голиафом власти для него, по-моему, аналогично стремлению куда-то «выбиваться» и «пробиваться» для Высоцкого, какие-то обсессивные дела внутриличностной природы. Как Высоцкий, получив всенародное признание и возможность колесить по заграницам, почти понял, что это ему не помогает в бегстве от себя, причём, с собой же наперегонки, вот только бежать теперь некуда, так и на веку Шевчука случилось, дай бог памяти, три смены власти и распад государства, а он — в ту же дуду, только постарел на четверть века. Убери Голиафа со сцены — и Давид не будет знать, что делать со своей жизнью и как себя организовать. При этом, опять же, и поэт, и артист — настоящий. Звучит он, как самородок, то есть хорошо, если не сказать «великолепно». Но недобрая агрессия в голосе, интонациях всё портит (ну, по-моему, портит). Мне кажется, к нему применимы известные слова о позднем (советском) Маяковском, мол, «Маяковский человек постепенно убивал поэта Маяковского»; также можно сказать «Шевчук человек постепенно разрушает Шевчука артиста». Послушать его хочется очень редко, недолго, зато с удовольствием. Кстати, о недавно наделавшей шуму встрече с Путиным: Шуму, и правда, было много, причём, многоликая «уважаемая публика» повела себя буквально по сценарию из классово нелюбимой героем песенки: «кто ругает снег за снег, дождь за дождь ругает, и конечно, лучше всех всё на свете знает»… Выголосы были прямо противоположные, от «Шевчук слил» до «молодец, поставил Путина на место». Лично мне кажется, что большинство высказанных суждений, точнее, трактовок, резких и не очень, вообще, никак не связаны с действительностью, просто люди как-то прореагировали на триггеры в виде ключевых слов «Шевчук», «Путин», «встреча», «папка», «критика» и т. п. и выдавили из себя наружу немного «слов по поводу», как пасты из тюбика: давить-то на тюбик можно в разных местах, но паста наружу полезет одна и та же независимо от того, на какое место кто и зачем надавил. Как вышло на самом деле, разумеется, понимаю только я :D
Так вот, всё произошло так, как только могло произойти, почти наилучшим из возможного образом: ну собрался наш бывший Главный потрясти стариной с бывалыми кумирами, с кем не бывает, Шевчук, понятное дело, был в своём амплуа пассионарного оппозиционера, пришёл с папкой дел к рассмотрению, высказался о насущном корректно, соблюдая субординацию и прочий этикет, бывший Главный ему ответил, что мог ответить, сам себе подпортив всю малину тем, что не смог вовремя остановиться и понёс ерунду про недопустимость марша несогласных толи перед детской больницей, толи прямо в ней… но это — просто оттого, что Остапа Путина понесло, у него бывает — язык вперёд головы, тут ничего удивительного, это общая беда, тут каждому с себя начинать только… вот и тут — стал «дожимать», понёс дикий бред про «недопустимый марш несогласных в детской больнице» — и вышел конфуз. Ну а не понесло бы — так обоим был бы респект. А так — хоть и премьер, а сам-себе злобный буратина. Впрочем, лучше Жванецкого об этом никто не сказал. Мочить в сортирах научился, надо продолжать обучение и приступить к науке следить за базаром. Шевчука — не понесло, и хотя на вторую встречу (уже с целым тянитолкаем) его не позвали, он-таки «выиграл по очкам». И власти не только пришлось «мужественно выслушать вопрос», как выразился Жванецкий, но и заочные оправдания, что даже эхомосковцы признают в интервью через сутки после встречи, вспомнив, как Путин жаловался, мол, как только кому-то дашь палку, сразу начинают ей размахивать.
А вот остановиться вовремя не умеют у нас очень многие, это, думаю, острая социокультурная проблема. Эта общепринятая у нас, и только ещё более укоренившаяся в обществе за постсоветский период манера воспринимать оппонента как врага, манера «развивать успех», демонстративно «дожимать» и «показывать, кто тут главный Шерхан», несовместимая с уважением к личности, ещё долго будет сносить на рифы этот корабль, даже если он, и правда, куда-то осмыслено направится.
А ещё, Шевчук — настоящий пират. Эх, если б не его, скажем так, творческая одноплановость… Фентези-и-адвенчюр-литератюр по нему плачет, наверное, горькими слезами, честное слово. Некоторое время назад была радиопередача с участием Екатерины Ачиловой, так сказать, презентация её пиратского альбома, я слушал по интернет-радио — и у меня прямо автоматически эти пиратские песни в голове звучали голосом Шевчука и с девяностовым звуком ДДТ.
«Революция, ты научила нас верить в несправедливость добра. Сколько миров мы сжигаем в час во имя твоего святого костра!..» — Сколько миров артиста Шевчука сжёг Шевчук человек?... Кто знает… Дай бог, чтобы это — хотя бы во имя чего-нибудь святого, хотя бы для него самого...


Андрей Макаревич & Машина времени.

В звучании Машины времени всегда было что-нибудь, что мне отчётливо не нравилось, а то и раздражало, причём, дело тут даже не в музыкальном содержании, а непосредственно в звуке, в чисто техническом аспекте, и я не только о своего рода «визитной карточке» этой группы советских времён — «фирменном» нарочито некачественном звуке, но и о чём-то, неуловимо присутствующем и по сей день, несмотря ни на какую аппаратуру. Но несмотря на это, МВ — это, пожалуй, единственное из всего «русского рока» вообще и упомянутого в этом тексте в частности, что я, хоть и выборочно, но регулярно не прочь послушать. К самому Макаревичу, на мой взгляд, вполне применимо выражение «поэт должен быть голодным», в том смысле, что не должен быть пресыщенным, впрочем, точнее, так: «у поэта должны быть потребности/цели… а не желания», иначе он начинает стремительно переставать быть поэтом. Я не говорю, что это свойственно поэтической натуре вообще, а говорю только, что, по-моему, это свойственно конкретному поэту Макаревичу. Разница в том, что в отличие от желаний, потребности и цели (потребности, просчитанные на перспективу) не выбирают — есть путь, его можно пройти, можно не пройти, но нет пути другого; а желания — на выбор многие разные пути. Например, в СССР, чтобы быть «официальным» артистом, надо было выпустить пластинку на Мелодии, быть персоной гратой на Гостелерадио и вести легальную концертную деятельность, это «вообще», а индивидуально для Макаревича — быть официальным автором, то есть получать отдельные авторские гонорары; соответственно, цели очевидны, пути, в общем, тоже, а дальше можно сколько угодно оптимизировать своё поведение в заданных условиях для максимизации эффекта и собственного удовольствия. В более широком поле возможностей внутренняя потребность высказаться начинает угасать, да и сама сфера интересов — дрейфовать всторону от музыки. И хотя сама «Машина» продолжает существовать, стабильно собирая аншлаги, на одном из которых я был, и выпуская новые альбомы, всё с теми же 21 замечательными вещами на альбом, лично у меня с конца девяностых ощущение, что «он на всё забил» именно в том смысле, что потребность высказаться перестала быть насущной, а превратилась в желание, и это уже в значительной мере «успокоенный талант».
Мелодиевский альбом «под гитару» (1989, и кстати, единственный, лишённый вышеупомянутого звукового «привкуса») у меня — ну, не «настольная книга», конечно, но всё же, вещь, которую я, наверное, слушаю чаще, что-либо другое русскоязычное. Ну, мне так кажется. А может, и нет. Вот появилась у него возможность выпустить пластинку, и записанный ранее материал качественно переписали, и уж сколько надо было души вложить, чтобы буквально ни одной проходной песни. Следующие два «у ломбарда» и «я рисую тебя» вместе бы потянули на второй, впрочем, более слабый, дальше — меньше: если к ним добавить «женский альбом» и «ИТД», то только все четыре вместе, возможно, потянут на «второй такой же», но…все четыре вместе и только на один, так-то.
Что касается самой «машины времени», точнее, того, как она несколько раз разваливалась, точнее, участники уходили от Макаревича в полном составе, потом собирались-пересобирались, так тут у медали две стороны. С одной стороны, сам он, скажем так, слаб по музыкальной части, и песни группы по этой линии — продукт коллективного творчества, куда все привносили что-то своё, и без группы не было бы и Макаревича, а участники группы понимают, что «Машина времени» — это самая стабильная из их «пристаней», где они более востребованы, чем где бы то ни было ещё, нет «машины» = нет никого из них, а пока она есть, все в шоколаде. С другой стороны, сам Макаревич хочет, так сказать, и рыбку съесть, и в воду не лезть, то есть строить взаимоотношения в коллективе близко к модели король + свита: он единоличный автор и хозяин, а остальные — сопровождение, ну и приятельски-дружеская компания за одно. Причём, для установления внутри группы неких более-менее дружеских связей он, и в самом деле, как бы и прилагает некие усилия, вон и собирались они, по признанию всех, чаще всего именно у него, но «дружба-дружбой, а табачок — врозь», и в какой-то момент формальная и неформальная сторона этих взаимоотношений неизбежно начинают путаться и конфликтовать, это, вообще, характерно для таких ситуаций, а разруливает подобные конфликты он, по всей видимости, хреново, зато умеет в нужный момент сыграть на вот этой путанице рамок на свою пользу, то есть, когда ему что-то надо от других, они друзья-товарищи, а как что-то надо от него, так он типа просто автор песен, сидит, примус починяет, группа просто сопровождает его, и вообще, никому он тут ничего не кабельность. Красноречиво это показывает ситуация с Кавагое, то есть не сама ситуация, а отношение Кавагое ко всему делу после его ухода из группы.
В книге Макаревича «Сам овца» есть эпизод, где он рассказывает, как в детском саду заставляли есть некие безвкусные котлеты, есть которые ему очень не хотелось, и он незаметно закидывал их на шкаф, где те стали гнить, их через некоторое время нашли, его вычислили, были последствия. Мне думается, этот эпизод описывает его метод решения конфликтов, в том числе, и неформальных. Несколько раз было, что у них что-то украли, он находил козла отпущения среди своих, когда его выманили из дома и ограбили квартиру, он тоже обвинил своих.
Он ну ооочень не любит, как это сейчас говорят, делиться суверенитетом, хотя и непрочь торгануть им при возможности, но так, чтобы, во-первых, на свою пользу, во-вторых, чтобы по завершении «контракта» получить его весь назад, а втретьих, не иметь обязательств, выходящих за рамки сделки, а собственно, кто был бы против... Человек он довольно нервный, мнительный, подозрительный и хитрый. Я как человек довольно нервный, мнительный и подозрительный его понимаю, но как не хитрый, не одобряю методов решения неформальных конфликтов :) Собственно, большинство недоброжелателей возмущаются где-то вокруг темы «продался, да как-то не совсем», то есть, если бы он «продался» уж совсем и не мучил людей своей половинчатостью, вот был бы полный порядок, шаблон был бы цел, и все были бы щясливы :)
Ещё он в каком-то интервью отвечал на вопрос о любви, а может, о влюблённости, не помню: когда ты влюблён, стараешься выкладываться, делать всё по-максимуму, рано или поздно это начинают использовать, и это рано или поздно начинает раздражать. Мне думается, он, сам не желая того, это описал не воззрения на шурамурные отношения, а свою социальность, судя по его книжкам, частным случаем которой является и «личная жизнь», да и в семье примерно те же «тараканы» воюют, что и в группе, рано или поздно они утомляют и самого, и окружающих, только вот без группы-таки тяжелее, чем без семьи, да и в группе-то — дело, а не «зависимость». Так, что всё не от какой-то зловредности характера или любви к деньгам, как говорят злопыхатели и, например, пишет Подгородецкий в своей книжке (мой комментарий), а из вот таким вот образом изогнутой социальности, ну вот, как сидит в компьютере руткит, да и сидит-себе, файлы не удаляет, есть-пить не просит, главное только не забывать, что, например, занятия «частной перепиской» или «электронной коммерцией» с этого компьютера чреваты утечками. В переводе на бытовой язык, неформальное общение с человеком, который и так-то — как погода, живёт своей жизнью и весь из себя «я такой, как есть», неформальные какие-то связи без его железной заинтересованности и/или фвного совпадения в установках поддерживать сложно, а уж если имеется некое неравенство и/или пересекающиеся интересы, то задача усложняется, а уж если он — сознательно манипулирует границами формального и неформального, то — вообще тушисвет. В общем, в чём-то упрекать его, наверное, могут те, кому он лично насолил или как ещё обидел, а претензии к артисту по поводу того, что он живёт в своё удовольствие, а не во имя светлой идеи _______(нужное вписать), и сочиняет что-то от себя, а не вещает от имени их, непризнанных сил добра, по меньшей мере, смешны.
В поэтическом смысле стихи Макаревича — это, в основном, позитивная воздушная романтика, образ их автора – это такой, философико-поэтический тип романтика, закрытая книга. Её в любой момент можешь открыть, а главное, закрыть, а возможность в любой момент закрыть — это, наверное, ещё более важно в книге. Кстати, сейчас по сети повсплывало довольно много совсем старых и совсем-совсем старых левых записей Машины времени, кое-что я послушал… Молодой Макаревич там…ну прям … эээ… одухотворённый какой-то :) Если его, как это говорят на «стихире» «философская лирика», которая «всерьёз» полностью оправдывает своё такое название, то вот ирония и сарказм его, наоборот: его высмеивающие тексты, по-моему, мелочны, унылы, желчны и жалки, как эпиграммы у Пушкина (а надо заметить, что у большинства пишущих на нашем веку людей всё наоборот — ирония часто весела и даже бывает остроумна, но как что всерьёз, да «от души», так, понимаете ли, масштабс не_тотс — либо агрессия, либо желчь, либо истеричное обличительство, либо унылые обиды, либо гротескный пафос), а его хвалебные текстовки ко всяким там юбилеям — вроде даже и остроумны, но… панегирик, он и в Африке панегирик.

Так вот, о «закрытой книге» и о том, что «всерьёз». Текст Макаревича — своего рода стилистический антипод тексту Гребенщикова: никакой игры (со) словами, малая насыщенность «живыми» метафорами, практически полное отсутствие спорных смыслов и непрозрачных метафор, смысл проговаривается либо прямо, либо настолько прозрачно, что ничего просто невозможно не понять или понять не так. И если за туманностью Гребенщикова поклонники видят отрешённость и некие смысловые тайны-глубины, а не-поклонники просто пропускают мимо ушей, то в ясности-понятности речи Макаревича усматривают ясность мысли, некую заявляемую позицию по отношению к разным вещам, причём, раз уж это — ясность, то не только поклонники, но все, включая и недоброжелателей, которых вводит в экстаз каждое новое выявленное несовпадение автора и его лирического героя (а вот попытка предъявить что-то в таком стиле Гребенщикову подобна хлопку одной ладони — как ни извивайся, а попадёшь в воздух, даже коллективный сплетень луркоморья не нашёл на него иного компромата, кроме музыкального подражательства и имени настоящего автора музыки «Города золотого»).
По-моему, тут дело обстоит так: ясные и хорошо прочитываемые без всякой литературщины стихи Макаревича — это не мысли, не суждения, не «позиции» по неким «важным вопросам», а чувства, эмоции. То есть человек живёт, что-то происходит вокруг, что-то происходит в его жизни, он это видит-слышит-чует, как-то что-то в нём отзывается, а раз уж есть у него склонность такая, выливается в слова, вот в стихи, с виду похожие на размышления. Но это просто рационализация, переложенный на слова поток ощущений, эмоций. Человек «плывёт по течению» и «его несёт река», и он «что видит, то и поёт», через призму своей социальности, о которой сказано выше. За стихами Гребенщикова, наоборот, стоит работа мысли, интеллектуальная игра, обыгрывание каких-то образов, словесных и нет, мысленное собирание «кубика-рубика», упаковка неких мыслей в метафорические амальгамы, а не какое-то там изучение глубин, постижения всяких мистических знаний и прочий флёр, сопровождающий его имя…
Так вот, по моему скромному воображению, каждый из этих двух товарищщчев, представляет собой то, чем хотел бы «в идеале» быть (а может, и слыть) другой. Плывущий в лодке по течению хотел бы быть этаким безмятежным самодостаточным и непостижимым гуру, не имеющим острых углов, которого было бы не в чем упрекнуть, не за что зацепить, и чтобы только берега реки молча проносили мимо трупы его врагов. А самодостаточный, непостижимый и безмятежный гуру индуист хотел бы быть сиюминутномассовостребованным, чтобы ему задавали всякие «острые» и подковырчатые вопросы про всё на свете, давая ему возможность блеснуть: чтобы ему недоброжелатели выкатывали всякие идиотские претензии, а он, будучи действительно остроумным человеком (в отличие от философичного и романтичного, но совсем не остроумного повелителя лодки), только и занимался бы тем, что, как и полагается настоящему гуру, обращал их собственную агрессию против них самих, выставляя их мелкими и смешными, а не отвечал бы «меня очень не любят эстеты, да и я их…» ага, терпеть не могу, мол «они все идиоты, а я ничего никому не должен, и делаю то, что хочу, ффиии…».
Как раз, это и иллюстрируют, если не сами две вышеупомянутые встречи работников искусства с премьером и рокеров с президентом, то уж разговоры вокруг них — точно. В интервью по следам этих встреч на «острые» вопросы Максимовской Макаревич отвечает всё время через призму пресловутого «они все идиоты и я никому ничего не должен», звучит противненько, но ведь не врёт, и в том, что проговаривает, прав, паразит, другое дело, что это только одна сторона, а их даже не две, и практические выводы из всего им сказанного следуют, скажем так, дурные. Да только он не мысли высказывает, чтобы из них выводы делать, а чувства, переживания, а осмысливать это дело — не его забота. В этом интервью он говорит, что законы не работают (его за язык не тянули), а в другом на ту же тему, как раз, про Путина и марши несогласных объясняет, что, вообще-то, делать против власти ничего не надо, надо, мол, исполнять законы, и мол, все «несогласные» и прочие — «сами виноваты», ибо.. и вот тут отличная логика: надо соблюдать законы — если бы они все делали всё законно, им бы власти не мешали… И учит, как надо делать, приводя в пример Буковского и более известного, чем Буковский, приверженца этого принципа — Гитлера. Вот только работает-то этот принцип по одной простой причине: власть, что советская, что германская тех времён, всеми силами стремилась не нарушать собственных законов, и Макаревич, на свою пользу, умалчивает озвученное им же в другом интервью, что законы не исполняются, то есть ты хоть заисполняйся, а толку не будет. Вот, например, режим проведения массовых мероприятий — уведомительный, а не разрешительный, посему согласовывать ничего не надо, надо только сообщить, то есть он сам в этом случае становится на сторону беззакония, но чтобы это видеть, надо подумать, чувствовать недостаточно, да и хотя бы то, чтобы признать очевидное, требует определённой этической позиции, а зачем?.. Власть же всегда права, а артист — это, по выражению Шевчука, «официант от искусства» (мол, страна-то у нас философская, но вот так и получается, что в результате всех философствований приходят к выводу, что надо быть официантом), чувствовать ЭТО Макаревичу, судя по его текстам, не нравится, но власть надо любить, ага, тогда она будет благосклонна и «с какой стати я должен» по всем вопросам.
Гребенщиков же, сделал прямо противоположное: во-первых, сам задал вопрос, а где, мол, Шевчук, вызвав нехилое беспокойство у некоторых, что они там начали в изворачиваться оправдалками, а потом, давая комментарии телебредению, как только подвернулся вопрос при случае просто обстебал высмеял, и всё мероприятие, всех его участников и способ их подбора, объяснив, что сам-то он тут, вообще, только мимо проходил, мол «я коллекционирую известных людей», и это при том, что с Макаревичем они большие друзья. Обычно к нему с такими глупостями не пристают, он же гуру, а хочется чего-нибудь остроумного, ему скучно-пресно было, и он при случае «подкинул дровишек» и вышутил всё дело наизнанку, а вот Макаревич, наоборот, очень обиделся на блоггеров, его обсуждающих — взял гитару и всем этим сетевым гадам показал, как сердится Юпитер. Кстати, о пушкинских эпиграммах… :)

Уже упоминал, что лучше всех об этом деле сказал Жванецкий, хотя он о Шевчуке говорил, но сказал — обо всём. Хотя, вообще, Жванецкий, он как Аристотель: куда ни кинь, он обо всём уже сказал :) Под маской «вертикали власти» скрывается система блокировки сигналов обратных связей в обществе и вообще разрушения любых механизмов, их обеспечивающих. Даже при самых добрых намерениях, чтобы понимать друг друга, надо разговаривать, а это дело сугубо доброжелательно-двустороннее, командно-приказной «диктант» — не работает, отмалчиваться, закрывать глаза, пока тебя не коснулось — не работает, эстетствовать и высмеивать — не работает, деление на своих и чужих и попытка вещать на чужих от имени своих — не катит тем более. — Только разговаривать, внимательно и честно, только обмен… Иначе — «сколь, верёвочка, ни вейся». Это и есть «гражданское общество». Как Макаревич относится к свободной дискуссии, в том числе и в блогах, и прочим элементам «гражданского общества», ясно видно по его высказываниям из роликов, и тут, эээх… при всём моём к нему уважении, «всё плохо»… Хотя, безусловно, он отлично чувствует, куда дует ветер. А главное, откуда. Всё остальное сделает рационализация, а вытеснение придаст лоску в финале.


Ну да и бог с ними со всеми… Я вот хочу сделать отступление.

Мир разного рода выговоров, дефектов речи и дикции на сцене цветист, широк и разнообразен. По вхождении в массовую моду всяческой протестной рок-самодеятельности в восьмидесятые пришла мода и на это, причём, я бы даже сказал, волна говоров и дефектов речи и дикции буквально захлестнула мир популярной музыки, вырвавшись из ниши полу-подпольного самодеятельного рока. Так вот, у Машины времени, то есть буквально у всех её участников всегда была идеально правильная культурная русская речь, никаких тебе закидонов с дикцией, выговорами, гласными, согласными — ни у одного настолько не к чему придраться, что прям аж скучно, ей-богу :D
Поэтому можно придираться к другим. Вот, например, у Розенбаума, Шахрина (солиста Чайфа) и ни разу не рокера Олега Митяева вполне звучные и приятные по окраске голоса, но они все поют-плачут. Но плачут по-разному. Розенбаум рыдает вголос, типа «Оооой, да на кого ж ты нас покииинууул, сокоолик ты наааш, да как же мы теперь без тебяяя, голубь ты наш сизокрыыыылыыыый!»; Митяев — плачет тихо, кухонно, горестно и сосредоточенно, на жизнь обиженно: «Судьбинушка ты моя беспросветная, нет мне в жизни щястью, душе прияюта, вокруг все такие толстокожие, а щястье всё мимо проходит, хотя ладно, сам виноват…»; а Шахрин — нудит и ноет: «Съешь же ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю, ну съешь же ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю, нет, ну ты съешь же ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю, ну, может, всё-таки, ты съешь ещё этих мягких французских булок, да выпьешь чаю, ну пожааалуйста, это же так просто — съесть ещё этих мягких французских булок, да выпить чаю, ну почему ты опять откааазываешься, тогда хотя бы съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей чаю…». А ведь разговаривают-то все трое совершенно нормально, кстати, я бы ещё к ним причислил Бутусова (Наутилус Помпилиус), но у него, по-моему, голос неприятный, в отличие от этих троих) то есть проблема именно в дефекте певческой речи. А по-моему, у них у всех она одна: они поют с напряжёнными мышцами вокруг гортани и под нижней челюстью, я не знаю, как они все называются, но эффект — такой же, как при игре на музыкальном инструменте «зажатыми» руками, только тут зажат речевой аппарат. У Розенбаума особо слышно, как он начинает петь без зажима, а зажим появляется в течение первых фраз. То есть привычка, не отловленная вовремя. Другой «прикол», как я понимаю, это пение зажатыми связками, чем злоупотреблял Тальков, хотя спокойно обходился и без этого, и как поёт Тимур Шаов, ой, да, и Роджер Вотерс — тоже, что самое обидное; ой достааал :D. Что до «особенностей» дикции, то тут, мне кажется, большая часть ужастиков — это претензия на стиль, тут и кривляние Кинчева, и мяукание…как бишь его… из БИ2 с Мумий-троллями, и раннее «Браво», и «Звери», ой, да имя им легион. И хотя это распространённый актёрский приём — найти какую-нибудь гандикапистую «фишку» для «образа», чтобы на неё «нанизывать» всё остальное, а всё равно, достаёт. Кстати, и манеру Цоя бекать-мекать вряд ли можно назвать приятной, но поскольку такая просодия акустически сходна с эффектом от замедления записи, посредством «стандартного» ускорения на четверть тона сей гандикап, по крайней мере, в студийных альбомах, «вылечивается» до состояния нормального человеческого голоса.

И ещё одно, отступление^штрих:

В советские времена люди, любящие «русский рок» были везде, в том числе они снимали специальное кино, в которое вставляли их песни, это, на самом деле, вещь, есл и не обычная, как мюзикл, но, в общем, ничего особенного. Однако, почему-то все наши герои вчерашних дней «русские рокеры», при всех их любви к Власти (Руке Дающей) в наши дни, о фильмах, сделанных под них, чтобы их песни услышало больше народу, отзываются о фильмах примерно в русле «слон — плахой, спрафка — харошший», то есть ругают сами фильмы, даже брезгливо о них отзываются, мол, сделка с совестьюСистемой, но, мол, время было такое. Видел я и эти фильмы, они ничем не лучше и не хуже, чем другие, а часто и лучше, чем мюзиклы. Самая известная, причём, наерное, единственная известная не только у нас, русская рок-опера Юнона и Авось, вообще, записывалась в литературной редакции радио, полу-подпольно, под разными соусами и отмазками, когда даже слово рок-опера произносить было чревато, мол, это чуть-ни не радиопостановка из стихов Вознесенского с музыкальным сопровождением... Однако, ну не представляю, чтобы Вознесенский или Рыбников отзывались о лит-отделе и о тех, кто работал с ними, в таком ключе... Ну не представляю, хоть тресни...

Ну всё, финито ле отступление, возвращаемся и улыбаемся…


Группа «Алиса».

В этой группе мне видится «долгоиграющий» артпроект. Игровой артпроект-иллюстрация по превращению человека (подростка) в волка. Образ этот у меня сложился где-то в середине девяностых, возможно, после фактического наблюдения массового одичания подростков, всплеска подросткового стайно организованного бандитизма конца восьмидесятых и начала девяностых, чем город «прославился» чуть ли не на всю страну, а страшилки про город Ангарск на эту тему пересказывались в массах срочников и производили некий ажиотаж в армиях Забайкалья, как, впрочем, и в телевизорах.

Для начала скаху, что всё, что всё касающееся группы ниже — это не о реальных людях, Кинчеве и группе "Алиса", а именно об артпроекте, то есть о спектакле антрепризного экспериментального рок-театра "Алиса", в котором Кинчев - автор и актёр, играющий главную роль.

Итак, в качестве лирического героя представим надцатилетнего «трудного» обалдуя, которого выгнали из театрального училища, и он подался в дворово-подвальные рокеры. (Недавно прочитал в википедии, что, если говорить о Кинчеве, это не так далеко от истины.) Но пусть ему, лирическому герою, будет для начала лет 15. Эти вещи обычно начинаются где-то в районе класса четвёртого, а где-то к седьмому уже чётко понятно, к чему идёт, если деть просто прекращает развиваться и уходит в «улицу», а вот, если деть в чём-то талантлив, то по началу внешний эффект бывает обратным. Вот и наш лирический герой, войдя в пубертатный возраст, начинает «пробовать себя» в подростковой стайной статусно-ранговой возне, начинает использовать в этом свои преимущества, ну там, на гитаре играет, а то и поёт, занимается какой-нибудь самодеятельностью, выступает на тусовках оказывается в центре внимания сверстников, становится неформальным лидером, начинает чувствовать силу, а почувствовав, обретает уверенность, начинает сперва высказывать свои «мнения», дальше — больше…
Годам к 18-20 дорастает до локального неформального кумирчика районного с постоянной свитой и расширяющимся кругом поклонников, репетирует с группой в подвале какого-нибуь ДК, выступает там же или на каких-нибудь «дискотеках», в общем, дорастает до второго альбома «Энергия» (1985), который, собственно, и прославил группу. (Первый кинчевский альбом — просто пробный шар, его можно не принимать в расчёт, как и весь докинчевский период.) Мне думается, широкие массы подростолодёжи этот альбом «зацепил» за «неформальность»: особенность официальной советской эстрады была такова, что всё интересное для этой публики происходило за пределами официальной профессиональной сцены, поэтому главный интерес вызывало всё, в первую очередь, не_официальное, что я бы назвал профессиональной самодеятельностью, это касается и музыки и всякого литературного самиздата. В самом звуке альбома «Энергия» это всё концентрированно отразилось, как океан в капле воды, звучит он именно как технически «самоде(ятель)льная» запись подвальной столичной группы или группы какого-нибудь ДК в «провинции» с фатальным дефицитом оборудования, но и предельным использованием возможностей имеющейся нехитрой техники, ну там, например, какой-нибудь пульт «Эстрада» пара магнитофонов-реверов и простецких «квакушек», демонстративно выделяющийся синтезатор, склейки, динамические перегрузки, отчётливо слышные пороговые шумоподавители… Всё это создаёт впечатление совершенно кустарной записи просто сногсшибательного качества по меркам того, что возможно получить такими средствами. (Кстати, звук старых записей Машины времени оставляет ровно противоположное впечатление — работы профессиональной, но откровенно хреновой.) Это потом уже, можно сказать, недавно случайно полюбопытствовал и узнал, что оказывается, всё сделано на профессиональном оборудовании, а звук «Энергии» — это ничто иное, как гениальная имитация сверхудачной любительщины; что реверами были реверы, а не магнитофоны, что эффект насыщения достигался не перегрузкой ленты в пиках, а компрессорами и.т.п. (а вот у Машины времени всё было настоящее, и хорошие любители, выжимающие максимум из дрянного оборудования, наверное, звучали бы тогда, как оная «машина», ну, может, чуть лучше :)) , но в году, наверное, девяностом, когда у меня кто-то просто случайно забыл катушку с этим альбомом, это всё воспринималось, как я описал.
Так вот, от звука к лирическому герою. Подросток, в котором заговорили спавшие до того инстинкты, приобретает вес в своей среде, он ещё не стал кумиром всей местной шпаны и вожаком уличной стаи, но к тому идёт. Почувствовав свой вес в стае, он, фактически, обретает почву под ногами, начинает понемногу огрызаться на окружающий мир, там школку, учителей, прохожих, взрослых, которые, видите ли «учат его жить», пытается качать права, высказывать какие-то там мнения и «гражданскую позицию», и вот это уже закрепляет за ним статус вожака стаи, ведь теперь он не только в ней — главный, но и в «большом мире» — смелый и деятельный, может и на «больших» рыкнуть, но при этом — даже конструктивный, по крайней мере, пока не научился обману и насилию практически. Волчьи повадки начинают проявляться и в звучании: лирический герой обладает уверенным, сильным и властным, чуть ли не командирским, голосом Шерхана (не волка, но тоже того ещё Хозяина джунглей), в ответ на призывный гром которого раздаются реплики-выкрики взвизгивающими делано высокими голосами наподобие голосов шакалов «а мы идём на сеевеер, а мы идём на сеевеер» и молодых волков-предателей из отечественного мультфильма «Маугли». Да и поклонников своих группа эта называет не иначе, как «армия Алисы»; то есть стая под руководством своего идола… Будущий волк начинает обрастать шерстью, но это ещё почти не заметно внешне, начинает принюхиваться к воздуху, говорить отрывистее, резче, что пока ещё взрослыми воспринимается как взросление, а сверстниками как крутость, его первые, ещё осторожные проявления агрессии кажутся взрослым толи упрямством, толи протестом, он ещё не знает вкуса крови, но знает её запах и постепенно перестаёт скрывать, что смотрит в лес, как и подобает волку, но имеет и первые реальные успехи, в том числе и блестящее поступление в театральное училище, где герой быстро заработал репутацию жутко талантливого разгильдяя и хулигана. Тем временем, герой потихоньку матереет, зов пока дремлющей звериной стороны его «я» усиливается, но он сам пока не понимает, что это такое, откуда и куда, и на фоне успехов и внутреннего смятения и борьбы человеческого и звериного начинает употреблять алкоголь и вещества поинтереснее. И приходит «Блок ада». Мне всегда казалось, что альбом в смысле звука никакой, мутный, унылый и монотонный, и сделанный откровенно халтурно, а тут вот и в википедии пишут: «сведение «Блок ады» осуществлялось в течение одного дня, поэтому она получилась сырой, была совершенно плохо сыграна» и «Константин Кинчев определил стиль альбома как «хардовый панк», в силу того, что все было сыграно абы как, на расстроенных гитарах. Также он добавил, что при сведении приходилось всё «мылить», чтобы не было слышно нестройняк». Время идёт, герой понемногу разбирается в себе, принимает себя нового, смятение сменяется спокойной уверенностью в себе и в том, что «я не такой, как они», «я выше, и всем это докажу», он ещё человек, он ещё не чувствует себя волком наяву, но в мутных кошмарных глюках снах «Блока ада» — уже почти готов... Пластинка «Шестой лесничий» выпущена огроменным тиражом и считается одним из лучших альбомов русского рока (тут я бы оговорился: одним из лучших альбомов русского рока, выпущенных на Мелодии, просто на всякий случай), тут всё уже «по-взрослому», герою уже неинтересно верховодить в стае сверстников, это пройденный этап, теперь ему хочется проявить себя, «попробовать зубки» на чём-то «настоящем», «боднуть» Систему... Всё уже всерьёз, но ещё мирно. Но это — пик. Что дальше?.. А дальше — головокружение от успеха, «звёздочка», герой задирает нос, наглеет, борзеет, хамеет, буреет, распускается и пускается во все тяжкие, продолжает активно принимать алкоголь, а то и вещества поинтереснее, забрасывает учёбу, отдаляется от цивильных компаний в пользу уличной шпаны, там «первая кровь» черты одичания уже налицо, хотя ещё продолжается занятие искусством, но это уже по инерции, ибо из училища его выгоняют формально «за неуспеваемость», и мысленно «за всё хорошее» И приходит уже совсем залихватски гопотурный этап «Ст. 206, ч. 2», это перерождение движется к логическому финалу, за это время столько выпито, принято другими способами, также метаний пережито, пересилено, вплоть до ярких взлётов и чёрных падений, что от этого всего крыша-то малость, и вправду, едет.. Вот и «Для тех, кто свалился с Луны» (1993) — без комментариев, всё — странное. Да и на Луну можно выть. Финал перерождения оборотня — «Чёрная метка». Всё. По человеческим меркам четверть века — позади. Молодой волк готов к Лесу. Точка.
Но есть ещё один «штрих к портрету» — это “Jazz”, не просто акустический, а вообще, противоположный всей «Алисе» альбом, состоящий из старых до-алисовых песен Кинчева. Это такой «сон Волка». То есть превращение-то уже состоялось, но как в человеке дремала до поры волчья сторона, так и в волке что-то человеческое осталось, и оно живёт во сне. В фильма «Чародеи» главную героиню, которую звали, кажется, Леной Алёной, заколдовали, и она превратилась в бюрократическую стерву-начальницу, но во сне как бы становилась человеком прежней Алёной. Такая же история с волком, во сне в нём оживает человеческое.
Всё дальнейшее — неинтересно. Волк «возмужал», окончательно вошёл в силу, дальше когти-зубы-кости будут крепче, резина мышц жёстче, но ничего нового не будет, будет бесконечный самоповтор. Проект, можно считать, законченным в момент выхода следующего после “Jazz”а альбома с символическим названием. Дальше волк будет сперва матереть, набирать вес, потом стареть, но ничего нового не будет. Это не конец жизни волка, но точка в жизни им ставшего человека.

О своём знакомстве с этим всем могу рассказать так: в самом конце восьмидесятых отец моего товарища ездил в Москву в командировку, где, будучи изрядно нетрезв, решил накупить детЯм, то есть нам с товарищем, пластинок, а поскольку ничего новее Юрия Антонова он не знал, но понимал, что нас бы заинтересовало что-то более современное, он набрал пластинок по критерию страшности обложек. Среди них были «Блок_ада» и «Шестой лесничий», катушку с «Энергией» у меня кто-то просто забыл году в 89-91, несмотря на то, что она была прямиком из питерского «самиздата», ну а остальное было у каких-нибудь товарищщчей товарищщчей, ну и с оказией попадало на знакомство. Недавно вспомнил случайно, скачал дискографию, обзорно послушал с целью ознакомиться, доформулировать мысль, завершить гештальт, после чего с чувством глубокого безсожаления благополучно удалил, в один плик. Хотя, может быть, «энергию» и «лесничего» и стоит оставить. Ибо первый — как оказалось, прям-таки шедевр креативной звукозаписи для своего времени и нашей страны, опровергающий известное «всё гениальное просто», где за нарочитой грубоватой простецкостью, оказывается, стояла очень большая работа зело профессиональных людей, ну и ладно, что вся эта театральность и звукоинженерия понадобилась для попытки «вытянуть» заведомо слабый материал. Ещё почему-то пишут, что, мол, столь активно применяли компрессоры, что звук получился «плоским», «сухим», и в нём, мол, нет «воздуха», а на мой взгляд, уж чего-чего, а «воздуха» там — море, он там клубится и брызжет. Также, в описаниях, как это всё делалось, говорится, что, мол, там есть театральность… А ведь действительно, это не столько музыка, сколько театр, да и какой там рок…рэп один :) А авангардный театр, кстати, символически схож с «экспериментальной постановкой» из отечественного мультика «Пиф-паф, ой, ой, ой!» :) Но всё же, это настоящее ктулху :) Шаманство, дразнящее дремлющую тёмную звериню сторону в человеческой натуре. Что до «лесничего», так уже одно то ощущение, что на тебя едет гипнобронебульдозер танк, за которым выжженная земля, тоже чего-то, да стоит. Ну и просто очень хорошо сделано, и даже остатки былой театральности присутствуют. А вот «Jazz» я бы послушал, но в другом исполнении, без крайне неуместной там «фирменной» кинчевской кривляющейся зверятины в голосе.


Виктор Цой. Группа «КИНО».

Есть у меня товарищщч, с которым мы последние 16 лет ушедшего миллениума общались очень активно, то есть проводили много времени вместе. Он — медленный. Только не в смысле «тормоз», а просто медленный, разница вот, в чём: под «тормозом» обычно понимается не только и не столько медленность, сколько ленивость, вялость, неуклюжесть, а тут — именно медленность, без всякой ленивости, без тени вялости и неуклюжести. Зато медленность — самая такая физическая, для него и пульс 40-50 — нормально, и он флегматичен, подавляюще флегматичен. Сосуществовали мы с ним в обществе друг-друга нормально, ну, то есть даже хорошо для полных противоположностей: у меня лабильная слабая нервная система, у него инерционная сильная, у меня ритм внутренний быстрый, у него медленный, зато он, например, мог делать что-то неспешно, одно за другим без «переключений», «настройки» и т.п., , а мне, наоборот, переключаться труднее, и есть потребность «останавливаться» и быть предоставленным самому себе; выглядело это, наверное, как будто один идёт медленно, монотонно и прямо, а другой — «мелкими перебежками», то догонит, то отстанет, то уйдёт всторону, то обгонит, то опять отстанет — «то приблизится, мол, пятки оттопчу, то отстанет, постоит, мол, так хочу», и получалось «нормальное среднее давление по больнице», если следовать принципу «живи сам и давай жить другим», это более-менее комфортный режим существования, а главное, почему я это рассказываю, мне понятный. Так вот, Цой — медленный, тоже без вялости и неуклюжести, но он таааакоооой медленный, что мой товарищщч, по сравнению с ним, просто метеор, и если такой его вид на кадрах телеинтервью можно объяснять усталостью, даже опьянением, то уж по фильмам с его участием ясно видно, что он такой и есть на самом деле. Ну просто очень медленный. Похоже, его попытки социальной адаптации, тем более, социализации до всплеска популярности группы «Кино», мягко говоря, не отличались успешностью, а образ, цельный художественный образ себя, который он, наверное, единственный на нашей сцене, создал за время от «45» до «Звезды по имени Солнце» проэволюционировал от неприкаянного романтичного молодого «бездельника», не монтирующегося даже с друзьями, которые «идут по жизни маршем», и понятия не имеющего, куда себя в этом мире девать, до «последнего героя», такого, который — «несмотря ни на что» в обстоятельствах, ставших плохо совместимыми с жизнью, зато давших герою «повод быть». (Пожалуй, только поклонники знают, что предтечей песни про «перемен»(к слову, единственное хорошее исполнение которой — это бесплатный открытый концерт, сделанный, чтобы снять видео этой песни и поставить в конец фильма «Асса») была ранняя, не вошедшая в альбомы и появившаяся только в демоверсии на диске «неизвестные песни Виктора Цоя, пронзительная вещь «Ты мог бы», взрыв одиночества в космосе.) К «чёрному альбому» «герой» — уже усталый и дезориентированный, но тем не менее. Сюда очень «попадает» строчка Макаревича «от ненужных побед остаётся усталость» и кинчевское «но свет упавшей звезды — всё ещё свет». Так вот, повторяюсь, что Цой, не столько в последних альбомах, сколько с их помощью, главным образом, конечно, «Группы крови» удалось создать цельный художественный образ себя-героя-одиночки, причём, не «картонного героя», а вполне настоящего героя, ни коим боком не соответствующего реальному человеку Цою. Критерием настоящести у меня тут — отсутствие отторжения к этому образу, хотя я надух не переношу супергероев и, вообще, весь этот героический … эпос … этнос … тонус … модус … глобус пафос.
Ну, образ, да и образ, и бог бы с ним. Но тут дело другое: для меня такая штука, как «пульс времени», не пустая метафора. Это сейчас я, в фигуральном смысле, живу в трубе, торчащей из(-под )земли вверх, постепенно погружаясь вниз, а когда-то было многое по-другому… Я, как мне казалось, видел, что происходит, а сейчас — вижу, что не столько видел (как оказалось, практически никто не видел), сколько чувствовал вот этот самый «пульс времени», а ощущения, о котором дальше пойдёт речь, у меня не было, но вот так вот казалось, что ЭТО — носится в воздухе и поглощает массы людей, как сгущающиеся сумерки, постепенно, по деталям «съедают» окружающий «пейзаж». Имеющийся опыт общения с «медленным» человеком помог мне «ухватить» этот настрой.
Это — оглушение. Точнее, атмосфера тревоги/страха на фоне оглушения. Имеется ввиду расстройство сознания (как минимум, в переносном смысле), с повышением порога восприятия, ослаблением, если не распадом, обратных связей, в результате в первую очередь затрудняются, если не прекращаются сложные виды … ээ… жизни, в том числе происходит культурный распад, простые, если не сказать рефлекторные стимулы и автоматическая деятельность начинают преобладать над более высокими формами организации и заполнения жизни. Например, как шок для простого человека, у которого был какой-никакой дом, устройство жизни, представление о сегодняшнем и завтрашнем дне, вдруг видит, как всё, вокруг чего построена его жизнь, приходит в движение, распадается, становится непонятно, что теперь куда, откуда-то появляются стаи волков, захватывают власть и начинают утверждать в мире свои волчьи порядки «слышишь шелест плащей, это мы», «дальше действовать будем мы»... Обычный человек, не наглый «комсомольский вожак» и не ловкий и юркий представитель гуманитарной интеллигенции «с камушком за пазухой и с фигой за спиной» удобно пристроющийся при любой власти, а самый обычный человек, обыватель — растерян, и подавлен и испуган «мама, мы все глубоко больны, мама, я знаю, мы все сошли с ума»… И вот, в чём тут вся героика — в преодолении ступора — принятие положения как нормы «я ждал это время, и вот, это время пришло», в отказе поддаться общим настроениям и влиться в массу, в которой кому-то, да повезёт — «…те, кому нечего ждать, отправляются в путь. — Те, кто спасён… А тем, кто ложится спать, спокойного сна»… И сам Цой прямым текстом говорил, мол, его песни — «о том, что надо оставаться собой независимо от обстоятельств». Ну а вот, как раз, для медленного и флегматичного человека это — путь, ибо его слабая сторона — реакция (и приспособление к быстро меняющимся вещам), а вот устойчивость (способность «не поддаваться») — наоборот, сильная. «Оставаться собой независимо от обстоятельств» в то время и в том контексте означало ни больше, ни меньше, как остаться человеком, когда потерять себя и переродиться в волка — это, если и не должное, то, уж точно, статистическая фактическая норма. Альбомы, что после «группы крови» — это логическое продолжение, причём, настолько логическое, что там и распространяться особо не о чем: «группа крове» — первый шаг, «звезда по имени Солнце» — и так можно жить, в пути, а «чёрный альбом» — но улыбаться вряд ли.
Ну и просто, напоследок: «группа крови», уже не альбом, а песня — своего рода точка отсчёта, со строками, звучащими так:

«Мне есть, чем платить, но я не хочу победы любой ценой,
я никому не хочу ставить ногу на грудь.
Я хотел бы остаться с тобой. Просто остаться с тобой…
Но высокая в небе звезда зовёт меня в путь».

Нет, ну фильм — конечно, фильмом, но лично мне что-то всегда тут резало слух, вроде, всё ясно и чётко, но какая-то адская несвязуха, хоть тресни. А если посмотреть под другим углом, например, представить, что текст не совсем таков, какой он тут, а песня чуток исправлена. Вот такой вариант:

«Мне есть, чем платить, но я не хочу победы любой ценой,
я никому не хочу ставить ногу на грудь,
я хотел бы остаться собой… Просто остаться собой…
И высокая в небе звезда зовёт меня в путь».

По-моему, так — всё сходится. Могло быть и такое, это чисто моя фантазия, что исходный смысл именно такой, но звучит малость инфантильно (хотя, вообще-то, Цою и лет было немного, в чём бы тут могла быть проблема, я не представляю, тем более, что героика, по большому счёту, всегда инфантильна), и решено было переправить, чтобы всё было «взрослее», а что какие-то там нестыковки — да кому это, нафиг, надо разбираться… А сравните: то ли дело какое-то сумбурно-банальное «я хотел бы остаться собой» (я не знаю, чего хочу, так, что пойду искать) и романтяшно-мужжжественное «я хотел бы остаться с тобой» (и вообще, я бы рад остаться, но ухожу в_даль, ибо так решили звёзды).


Вот и всё. Почти :)

Ещё по чуть-чуть, буквально по несколько строк:

Наутилус Помпилиус. Это в восьмидесятые была такая специальная группа для «продвинутой» молодёжи, и для особо продвинутой в девяностые. О ней я узнал году в 89 от двоюродной сестры в Чите, (причём, даже сменял у ней кассету с ПинкФлойдом на кассету с Наутилусом, рассудив так: у меня есть более новая кассета, она — лучше, вернусь домой — запишу туда этот ПинкФлойд (у меня был виниловый диск), а наутилуса мне самому взять негде, а так — хоть ознакомлюсь). Впечатление сложилось сразу, мол, тексты интересные, но музыка — никакая (хотя «Скованные» сразу понравились), впрочем, это было общее впечатление от всего «русского рока», а конкретно про Нау я говорил так: «музыка у них антимузыкальная», на мой слух, хотя бы прилично у них звучало, пожалуй, только то, что выходило на «Мелодии», более того, одна запись мне даже нравилась, это двадцатиминутная концертная запись на пластинке, где на второй стороне была, кажется, «Бригада С», которую я надух не переносил. Так вот, музыка у них — антимузыкальная, хотя стихи Кормильцева — хорошие, ну а петь, как Бутусов, с зажатой гортанью и выдвинув челюсть вперёд — это, конечно, ну ооочень харизматично и молодёжно, ага :)

Чайф. О нём узнал из того же источника, тогда же. А это была группа для дворовой молодёжи, которая не рвалась в продвинутые, но тоже жаждала быть модной. Но как Чайф угодил в разряд «социального» рока — ума не приложу. Хотя пятком песен они себя, всё же, увековечили. Кстати, в этом году, когда ко дню рождения Высоцкого популярные артисты в телевизоре в очередной раз перепевали его песни, я узнал, что в «коллекцию» можно добавить ещё один отличный кавер, это песня «проложите, проложите» в исполнении группы «Чайф», причём, реггей, так, видать, и не отпустила «Аргентина-Ямайка». Даже захотелось ответить: а чёрта с два они нож забросят, и камень не вынут, а уж жердь через ручей — ага, щяс… Это — не люди; это — острые клыки… Очень актуально…

Игорь Тальков. Товарищ с кратким веком, но заметный и отличившийся. В каком-то смысле это юродиво-скоморошеский собрат Шевчука по оружию, только, в отличие от Шевчука, находившего в существующей реальности критерий для её неприятия, Тальков ориентировался на миф, точнее, был изрядно заправленный всей, какой только возможно, антисоветской мифологией, религией и ещё чёрт-знает-чем, и всякого рода почвенничеством вроде белогвардейской романтики и культа старой архаичной царской России и уж совсем средневековья — Новгородской Руси, и современного западничества, и всё — лишь бы супротив ненавистных коммунистов. Как такие полярные вещи умещаются в одной голове, известно, наверное, только такой ж голове, ну или, по принципу «враг моего врага — мой друг». Но как бы то ни было, он был, на мой взгляд, автором креативным, судя по паре концертных видеозаписей в парке, просто супер-профессиональным артистом-скоморохом, ну, в современном варианте, конечно; я даже, помню, пересматривал своё отношение ко всякому «фольклору» и «народничеству». Кроме того, он был хороший лирик, но этого на фоне его основной социальнополитической тематики, по-моему, никто не заметил. Также, почему его относили к року, моя не понимая. А ещё у него была на редкость правильная, как это называется… «сценическая»(?) речь, как и у участников «Машины времени».

Ещё, так сказать, «по песне на брата»:

Александра Башлачёва почему-то относят к року. Не знаю, может, потому что он вращался в рокерской среде?.. Как бы то ни было, у меня история такая: Читал в журнале «Шоу Мастер» статью реставратора записей, посвящённую, как нетрудно догадаться, реставрации записей, самых разных, от советских пионерских песен с винила, до симфонии Брукнера, записанной на, наверное, первый в мире высококачественный магнитофон в Берлине в 1942 году, от американского джаза с винила, до кустарных записей Янки Дягелевой и Александра Башлачёва, речь шла о докомпьютерной реставрации «у себя» и на оборудовании известных фирм, занимающихся этим делом. К статье прилагались образцы, одним из которых были две последние строфы от песни Башлачёва со словами «семь кругов беспокойного лада поэты идут, и уходят от нас на восьмой», я послушал — понял, что там за фактура, представил, как она звучит, поётся, точнее, декламируется под гитару — она, наверное, с неделю у меня просто комом в горле стояла. Слушать его другие песни, найденные в сети тогда же, у меня не пошло (и не из-за качества записи), ну вот просто он оказался невыносим принципиально невыносим для моего уха, так сказать, «организм не принимал», и всё тут, отторжение полное. А вот текстами его как стихами я был, мягко говоря, очень впечатлён; но слушать ЭТО… брр... Я как-то думал, что хуже Галича петь хорошие стихи невозможно, а послушав Башлачёва, понял, что совершенству предела нет. Где-то читал, что Градский, послушав его, сказал, мол, петь и играть товарищ, конечно, не умеет, но над текстами голову, наверное, ломает долго, ему ответили, мол, тексты-то, как раз, он пишет довольно быстро, на что получили реакцию «тогда он гений». А в образце, как раз, было такое исполнение, которое можно слушать, где он поёт человеческим голосом, а не как обычно, но именно эта запись мне не попалась, а попадались только «остальные». Примерно тогда же у меня дал дубу прикурить без коньков большой винт, где всё это хозяйство хранилось. Найти заново и повторить попытку — вот уж не знаю, толи «руки не дошли», толи «рука не поднимается». И не хочу Получился такой автор хороших стихов одной четверти песни. Вот.

Александра Розенбаума, наоборот, к року не относят ни разу, хотя, казалось бы, если Башлачёв — это рок, то почему бы и не Розенбаум… Впрочем, это неважно. Вообще, мне он никогда не нравился, точнее, у него есть отдельные вещи, но исполнение… Но одно, можно сказать, детское впечатление было очень ярким, лет в восемь. Итак, отношение к музыке в семье было, скажем прямо, пренебрежительно-равнодушным, большинство имевшихся записей, имевшихся дома, были подарены родителям друзьями, а отношение к моему интересу к музыке было от снисходительного «перебесится» до демонстративно враждебного «безразличия», вроде и не запрещали, но негативный флёр сопровождал это дело всегда, и хотя бабушка из Читы присылала японские кассеты, записи брать мне, ребёнку, было, по большому счёту, неоткуда, и я записывал с телевизора таким образом: ставил «наизготовку», и как начинается какая-нибудь песня, запускал запись, если песня не нравится, то стоп, возврат на позицию, новое ожидание… И вот, как-то раз, дело было лет в 7-8, записал «песню про войну»… А какие тогда были песни «про войн» — всякий официоз, «синий платочек», да «день победы», да всякие такие геройско-парадно-патриотические, под которые показывали «дедушек в пиджаке», а тут — какая-то совершенно нетипичная, неофициальная, непарадная песня, от которой становилось страшно. Там по сюжету шофёр везёт хлеб в блокадный Ленинград по льду «дороги жизни» через Ладожское озеро и умирает в дороге, толи от голода, от попадания снаряда в машин. У меня создался очень яркий визуальный образ, это, наверное, было у меня первое в жизни впечатление о «другой» войне, не из официальной версии. Был, конечно, Высоцкий, но само это «Высоцкий» было настолько сильным маркером, что на его фоне какие-то подгруппы не выделялись, ну вот, может, после этого случая и выделились. А то, что это был Розенбаум, я узнал только в конце девяностых, а что за песня конкретно, и сейчас не знаю. Сейчас я бы к этой песне отнёсся так же, как и к «остальному» Розенбауму, но в то время всё было по-другому, было, как было. Такие дела.


PS: Ну вот, как всё опять длинно... И шо ж я трепло-то такое...