Мне хочется перенестись в прошлое и что-то изменить в жизни Сергея Юренева. Например, шепнуть на ухо, что возвращаться в Тверь не надо, или вернувшись, схватить свою крошку-маму на руки и бежать без оглядки из этого проклятого города Твери-Калинина. Куда? Да обратно Бухару, спрятаться за древними стенами ! Может спасут?

Нет, в 1938г. Сергей Николаевич отправился восвояси, на улицу Милионную -Советскую. Там его матушка ждёт, совсем беспомощная и одинокая. Ведь два сына, Владимир и Георгий, уже не значились в списках живых..

Как поразило, наверное, Юренева отсутствие Спасо-Преображенского Собора! Стоял Храм себе с 13 века, горел — но стоял, разбирался-собирался, но стоял… А вот и нет его.. Что творилось в душе младшего брата Серёжи? Не померещилось ли ему, что если бы он вмешался, заступился, всё разъяснил, обосновал с архивными документами в руках, был бы тут как тут, то и Собор бы не тронули… Ведь потом в Бухаре «лагерная пыль» - Сергей Юренев именно так и поступал…

 

В начале улицы - Спасо-Преображенский Собор. Видна колокольня и купола. https://vk.com/albums-5368538?z=photo-5368538_349225666%2Fphotos-5368538

 

 

https://pastvu.com/ps/1?f=r!357

 

http://tver-street.100ms.ru/street/s/sovet_str/005cath/index.html  "Разборка здания бывшего собора" Автор – И. Фролов, 1935-04. Из газеты "Пролетарская Правда".

 

http://hram-tver.ru/tver/spasopreobrkafs19.jpg  "Разборка руин взорванного собора"  Автор неизвестен, 1935 г. (архив А. Лукина)

 

В Твери сначала была служба в Музее и педагогическом институте, где преподавал он латынь. А потом грянула война. Уже в октябре фашисты захватили Калинин.

Приведу три взгляда на военные события, которые окончательно сломали жизнь Сергея Юренева. Не личность, а течение жизни. Лишили человека возможности жить по человечески.

Вспоминает племянница Ольга Владимировна Юренева:«Вышла на улицу. Трамваи стоят, народ, как бешеный, удирает из Калинина. Иду по Вокзальной улице, бомба попала в Аптекарский склад, все домишки кругом разбиты, валяются пожитки, фотографии. Подхожу к заводу, люди идут на работу, как-то сразу стало спокойнее. В проходной собрались все мои сослуживцы. Оказывается, на заводе никого нет, все руководство завода смылось в 6 часов утра, бросив завод. Вот их разговорчики: «не делать паники», а сами смылись раньше всех на заводском транспорте. Мама ждала меня с большим волнением; когда я прибежала, она чуть не плакала. Она была в своей школе, там, конечно, тоже никого нет. Попрощались с дядей Сережей, он ждал машину, обещали на его работе. Разумеется, этого не случилось, и они с бабушкой остались на милость немцев. Их спасло то, что дядя хорошо говорил на немецком языке. Ясно, бабушка не могла идти, она совсем не выходила на улицу, с трудом передвигалась по комнате.

Мама уверена была, что это сплошное недоразумение, Москва близко и скоро все выяснится, но надо скорее попасть на другой берег Волги. Водная преграда — это все! Мост через Волгу был закрыт. «Эвакуации города нет»,— говорила охрана. Обещано было 5 понтонных мостов, но ничего не было сделано.

Публика ринулась к перевозу — гам, шум, крики, катера брали с боем. Мы с мамой далеко в стороне увидели знакомую женщину с той стороны, которая приехала «за своими». С ужасом мы влезли в ее лодку. Когда лодка тронулась, все увидели, что она течет, выгребали шапками, руками, тряпками, но все же переехали. Дальше, дальше от города! Пошли пешком. Ведут коров, коз, собак — настоящее переселение народов! Надо было как можно скорее дойти до леса. Народ злой, озверелый, кто упадет,— проходят мимо. Так мы ушли из Калинина…» [1]

 

Это рассказ очевидца. Так воспринимали события жертвы войны, простые люди, брошенные на произвол судьбы. Ни на заводе, где работала Ольга, ни в школе, где служила мать никто не собирался их эвакуировать. Они стали простыми беженками… Им удалось убежать от войны.

В этом кошмаре было не до искусства. «В октябре 1941 года за музеи в Калинине фактически никто не отвечал: директор ушёл на фронт, его заместитель уехал в Кашин и не успел вернуться до того, как немцы вошли в город, а сотрудник, который отвечал за эвакуацию, погиб.

- После прихода в город немцев 14 октября 1941 года, естественно, стало не до музеев. Каждый спасал свою жизнь. Но все таки в Калинине даже в такой тяжелой обстановке остались истинные музейщики, которым больно было смотреть на мародерство местного

населения и разграбление уникальных коллекций немецкими солдатами, - рассказывает старший научный сотрудник Тверской областной картинной галереи Нона Волкова. - Таким был и Сергей Николаевич Юренев. С 1921 года до января 1940 года Сергей Юренев был сотрудником музея и преподавал в Педагогическом институте.

В октябре 1941 года он собирался эвакуироваться, но его мама, которой было далеко за 80 лет, не могла ходить, а машину в неразберихе эвакуации ему достать не удалось. Сергей Николаевич принял решение остаться в городе. Просидев полмесяца в подвале, преподаватель решает, что как-то нужно налаживать жизнь.

Сергей Юренев прекрасно знает немецкий, новый бургомистр видит в нем хорошего организатора и предлагает ему стать заведующим отделом культуры в оккупированном городе. Сергею Николаевичу приходится соглашаться. Нужно кормить мать. Теперь бывший преподаватель не последнее лицо в городе. У него охрана и паек. Все его действия теперь направлены на то, чтобы сохранить те экспонаты, которые остались после полумесяца разграбления. Удается оставить в неприкосновенности схрон на улице Баррикадная в Воскресенской церкви. Там находятся уникальные серебряные и золотые экспонаты, они убраны в запирающуюся нишу. При бомбежке их завалило.

Сергей Юренев, конечно, знает о хранилище, но, даже когда приезжает туда вместе с новоиспеченным комендантом Калинина, не рассказывает о нем. Все картины, которые удалось сохранить, он бережет, как может, выдавая за уникальные те, которые представляют наименьшую ценность. С офицеров, которые украшают полотнами знаменитейших художников России свои квартиры, берет расписку о том, что они их вернут». [4]

Наверное усилия Сергея Николаевича сегодня кажутся "детским лепетом"? Но ведь это была попытка встать на пути "бронепоезда войны".  Противники у Юренева были горозные и совсем не профаны в мире изящных искусств.

"Художественные ценности, хранившиеся в Путевом Дворце, здании Дворца пионеров и подвалах Горкомхоза на площади Ленина, стали растекаться как мороженое на солнце...

Солдаты и офицеры вермахта обустраивались в захваченном Калинине. В здании бывшего Дворянского собрания на Советской улице был создан немецкий офицерский клуб. Чтобы его облагородить, из Калининской картинной галереи были взяты картины.

Немало работ забрал из Калининской галереи и командир 129-й пехотной дивизии, ценитель изящных искусств генерал-майор Ретау.

В картинную галерею часто наведывался и командир 161-й пехотной дивизии генерал Рекке. У него был личный переводчик Петер в немецкой форме, но без знаков различия. Этим переводчиком был внук известного русского художника Константина Маковского. В свое время дочь Маковского вышла замуж за немецкого скульптора, родила сына Петера.

И во время войны Петер (а может, правильнее сказать, Петр), в котором текла кровь русского художника и немецкого скульптора, помогал немецкому генералу выбирать картины из русской галереи. Художественные предпочтения генерала Рекке неизвестны - не исключено, что его интересовали, прежде всего, работы европейских мастеров – но известно, что Рекке вывез из Калининской галереи порядка пятидесяти полотен.

Изымал картины из Калининской галереи и тогдашний бургомистр города Ясинский..." - это цитата из очерка Е.Куликова «Неизвестная картина Богданова-Бельского» (7).

Ближе всех, родственнее по крови что ли, к давним обвинениям и языку протоколов оказался автор современной документальной книги «Три года без Сталина»: «Следует заметить также, что профессорско-преподавательский состав вузов, ученые подлежали эвакуации, поэтому на оккупированных территориях осталось сравнительно небольшое количество тех из них, кто по каким-либо причинам эвакуации в советский тыл избежал. Так, из профессорско-преподавательского состава Калининского педагогического института в оккупированном Калинине остались лишь заведующий кафедрой литературы профессор В.Я. Гнатюк и преподаватель латыни С.Н. Юренев…..

Схожую направленность имела и деятельность преподавателя С.Н. Юренева, добровольно поступившего на службу к немцам и назначенного начальником отдела народного просвещения и одновременно директором калининского музея «Путевой дворец». Сразу же гестапо потребовало от Юренева составить обзор деятельности калининских вузов. Затем, на базе Дома учителя, возглавляемого Ивановым, Юренев приступил к созданию Ассоциации учителей, переименованной вскоре в Ассоциацию интеллигенции. Однако ввиду скоротечности оккупации Калинина (с 13 октября по 16 декабря 1941 г.) многие начинания Юренева не были доведены до конца. Одновременно возглавляемый им отдел просвещения с подачи бургомистра В.А. Ясинского провел работу по уничтожению памятников советского режима. Так, по указанию Юренева были сняты и разбиты, как не представляющие художественной ценности, стоявшие напротив Путевого дворца памятники Ленину и Сталину. Одновременно Юренев активно сотрудничал с оккупационной газетой «Тверской вестник», в которой публиковал статьи антисоветского содержания. В одной из них, «За что сражаетесь, красноармейцы?», призывал бойцов и командиров РККА не оказывать немцам сопротивление под Москвой. Под руководством Юренева из библиотек, вузов и школ была изъята и уничтожена не соответствующая «новому порядку» литература. В этой связи принято считать, что Юреневу, как и Гнатюку, принадлежит заслуга в спасении библиотеки Калининского пединститута, так как перед изъятием и уничтожением партийной литературы Юренев пришел на квартиру к Гнатюку и оповестил его о намеченном мероприятии. В результате была уничтожена лишь коммунистическая литература, не представлявшая научной ценности. К заслугам Юренева и бургомистра Ясинского, как установил в 1992 г. Тверской областной суд, относится и спасение от разграбления немцами экспонатов Путевого дворца. Одним из шагов к этому стала передача по просьбе епископа Василия с разрешения бургомистра в храмы Тверской епархии хранившихся в Путевом дворце старинных икон, старопечатных книг и иных предметов церковной утвари, представлявших художественную ценность.

В этой связи деятельность подобных коллаборационистов в сфере науки, культуры и искусства можно признать лишь отчасти нанесшей вред государству….» [3]

Что это - «отчасти нанесшей вред государству»? И ведь это написано уже в 21веке, а как же мыслили «особисты» и чекисты сталинской закалки да ещё в годы войны? Это был совсем иной угол зрения и другая шкала ценностей.

Недавно прочла :« В воспоминаниях Н. С. Хрущёва есть характерное упоминание о том, что Печковский был неоригинален: «Все, кто оставался, как по сговору, аргументировали свое поведение одинаково: жена больна, отец болен, мать больна, а он не мог их бросить».[6]  Я подумала о том, что стало бы со мной и моей семьёй, если бы мы перенеслись в годы войны и очутились бы в ненужное время, в ненужном месте. Мне скоро 70… Я не смогла бы убежать, зацепиться за поручень вагона, прорваться на борт катера под обстрелом, сквозь месиво озверевших людей … Значит, оставшись со мной, мои близкие стали бы «предателями родины», а бросив на произвол судьбы, «настоящими советскими патриотами», но извергами… Сколько же страдальцев не захотели стать извергами и оказались в рядах предателей, приспешников, прихвостней, если даже хрущёвым это запомнилось.

Но у Сергея Николаевича на руках осталась не только матушка, но все культурные ценности города Твери. Другого ответчика за них не нашлось. Это стремление - «спасти и сохранить» ведь ещё в Витебске проявилось. Только никому там оказалось не нужным. Зато как пригодилось в Твери! Сразу после освобождения города побежал он в нашу комендатуру просить охрану для Музея. Ему не сказали «спасибо» и не пожали руку. Его схватили как предателя.

Думаю, что на Юренева «повесили» всё, даже самое абсурдное. (Хорошо, что самого не повесили. С «гитлеровскими приспешниками» расправлялись прямо сразу по горячим следам). Например, уничтожение пресловутых «памятников Ленину и Сталину» возле Путевого Дворца.. История такова. На месте взорванного Спасо-Преображенского Собора разбили скверик и поставили бетонную скульптуру «Ленин и Сталин в Горках». Не памятники, а памятник: две фигуры на одной скамейке. Эта весьма популярная композиция в разных вариантах имелась во всех парках Ташкента. Скульптура помешала немцам устроить воинское кладбище. Не думаю, чтобы Сергей Николаевич имел какое-то отношения к этому акту вандализма. Или вот: «В один прекрасный момент его просят написать текст для немецкой агитлистовки. Сергей Юренев идет на сделку со своей совестью. Содержание листовки такое: «Солдат Красной армии, бросай оружие и иди домой! Переходи на сторону немецкого Вермахта!» Потом эти листовки найдут в подвалах здания, где сейчас находится администрация Твери, и установят его авторство. Их не успевают раскидать над нашей передовой. Немцы спешно покидают город, бросая технику, им не до бумаги».[4]  Но такие листовки, размером с открытку, разбрасывали с самолётов от Бреста до Волги! Это стандартный текст, приготовленный раз и навсегда в ведомстве Геббельса. Какое там авторство?

https://vk.com/albums-5368538?z=photo-5368538_349225877%2Fphotos-5368538 Справа - постамент? У него новое назначение. На нём установлен поминальный крест. 1941г. октябрь -декабрь.

 

1944г. Захоронений уже нет. На заднем плане -дважды осиротевший постамент. http://tver-street.100ms.ru/street/s/sobor_sq/lenin_stalin_scl/index.html  "Благоустройство сквера площ. Революции" Фрагмент фотографии.
Автор неизвестен, <=1944
Расположение: сайт ТЦДНИ
На заднем плане – постамент от скульптуры (с юга)

Сергей Николаевич подписался подо всеми обвинениями и приготовился к смерти. «Один раз дядя нас очень испугал: он прислал обратно миску для еды и ложку. Потом он мне сказал, что при допросе ему все время угрожали расстрелом и под этой же угрозой заставили подписать протоколы допросов. Об этом он и хотел сообщить» - напишет Ольга Владимировна..[1]

Эхо событий долетело и до старшего брата Николая. Его сын Ростислав написал в своих воспоминаниях: «Папа скончался непонятно от чего: то ли от недоедания, то ли от застарелой своей гипертонии, а вернее всего — от упадка нравственных сил. Мои письма из Крыма не доходили. А главное, в освобожденном от немцев Калинине арестовали дядю Сережу. В «Правде» была напечатана зубодробительная статья Заславского об оживлении в Калинине контрреволюционного дворянского подполья, о сотрудничестве с  фашистскими захватчиками. Дядю Сережу он обозвал выродком, дегенератом, получившим незаслуженно мало — десять лет. Восьмидесятилетняя бабушка осталась одна и, несмотря на попытки соседей и дальних родственников поддержать ее, скончалась. Папа слег, перестал говорить и через несколько дней угас. Я принял этот рассказ спокойно. Жить в сотрудничестве с большевиками папа не хотел уже давно. Его постылая служба в каком-то домоуправлении, его молчаливое сидение часами за своим огромным и пустым письменным столом были осознанным уходом от жизни. Последний раз я видел его высунувшимся из окна нашего семиэтажного дома и махающим мне рукой, когда я уходил 25 июня в военкомат. Да еще в госпитале я видел на редкость отчетливый сон — будто он в авиационном шлеме летит со мной на «У-2» и что-то говорит неслышное из-за мотора. Я не запомнил даты этого сна, но мне кажется, что снился он мне в ночь своей кончины.

Сложнее и мучительнее было мое отношение к судьбе дяди Сережи. То, что он не выродок и не дегенерат, а умный, тонкий, образованнейший эстет, скрывающий свои комплексы за чудачествами, за донкихотской внешностью и донкихотским благородством, я отлично понимал. Что он имел все основания не любить большевиков и советскую власть — я понимал не хуже. Но сотрудничать с фашистами, с оккупантами? Неужели он, русский дворянин, в тяжкую годину своей родины решился нанести ей удар в спину?……

... перед лицом опасности, при угрозе гибели России мой наивный социалистический идеализм слился с воспитанным с детства русским патриотизмом. И долг защищать родину стал для меня непререкаем. И позиция дяди Сережи показалась мне омерзительной. Я не знал истинных причин его сотрудничества с немцами. И узнал о них много позже. Сейчас же я жестоко думал: сотрудничал, изменил России — вот и сиди теперь, отсиживай свой срок… Собственные заботы, судьба мамы, Тамары, атмосфера тревоги и нищеты в Москве побуждали меня как бы отталкивать трагедию дяди Сережи, открещиваться от нее».[2]

Значит, найден автор статьи в "Правде"? Наш антигерой попал на кончик пера самого Дави́да О́сиповича Засла́вского! Вы знаете, это своего рода ВЫСОКАЯ ЧЕСТЬ, ведь Сергей Юренев оказался в  компании поруганных и ошельмованных вместе с Дмитрием Шостаковичем ("Сумбур вместо музыки», 1936) , Осипом Мандельштамом ( “О скромном плагиате и развязной халтуре” 1929) и Борисом Пастернаком («Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка», 1958), "художниками-пачкунами" и всей «антипатриотической группой театральных критиков». Да мало ли по кому прошёлся этот автор, «первое перо при всех режимах».

Сергей Николаевич Юренев был обвинен в «сотрудничестве с врагом». 11 августа 1942 осужден Военным трибуналом гарнизона города Калинина на 10 лет ИТЛ по ст. 58-1а УКРСФСР.  Отмотал свой срок полностью.[1] Реабилитировали его почти через два десятка лет после кончины.

В наши дни даже старосты деревенские, даже полицаи, с которыми в военное время разговор был коротким, больше виновными не считаются. Лишь бы не расправлялись с военнопленными и гражданским населением.[5]

PS. Больше, чем Наталия Михайловна Михайлова для сохранения Памяти о Сергее Юреневе не сделал никто. Низкий Поклон ей за это. . Кроме собственных впечатлений, донесла до нас драгоценные письма Ольги Владимировны Юреневой,не побоялась заглянуть за колючую проволоку Буреполома, опубликовала очерк«Благодарение» в журнале «Москва» №8 ещё в 1990, а затем выпустила в свет книгу «Археолог С.Н. ЮРЕНЕВ (1896-1973)». Сост. Н. Михайлова. М. 2013. Видите, себя скромно назвала составителем. Хотя скорее её можно назвать следопытом. Она шла по следам чужой жизни.

Почему-то Б.Ставиский назвал Михайлову «бухарской журналисткой»? Нет, не бухарская и не журналистка, а как раз наоборот — москвичка, окончила Географический факультет МГУ по кафедре океанологии, работала океанологом, геофизиком и геологом в ИФЗ АН ССР, в ГОИНе, ИГЕМ, и, в конце концов, стала архивистом в музеях.Погружению на дно океана она предпочла погружение в глубины Леты. Девушка пришла в 1966 году в келью старого медресе, в гости к Бухарскому Меджнуну, потом у неё была долгая и интересная жизнь, но душой она как будто осталась там навсегда. Так бывает в жизни, кажется, что ты ушёл навсегда, а ты на самом деле, навсегда остался; кажется, что ты бежишь стремглав в будущее, а ты стоишь на месте, как вкопанный. 

Моя скромная писанина ничего не прояснит и не углубит. Захотелось собрать воедино фотографии, публикации на тверские темы, которых нет на сайте Н.М.Михайловой.

 

 

1. Археолог С.Н. ЮРЕНЕВ (1896-1973). Сост. Н. Михайлова. М. 2013  http://www.domarchive.ru/category/gallery/urenev ;

2.Ростислав Юренев. "В  оправдание этой жизни". http://kinoart.ru/archive/2005/05/n5-article14 ;

3. Игорь Ермолов. «Три года без Сталина». http://www.e-reading.club/bookreader.php/1003694/Ermolov_Igor_-_Tri_goda_bez_Stalina._Okkupaciya__sovetskie_grazhdane_mezhdu_nacistami_i_bolshevikami._1941-1944.html#label21 ;

4. Александр Громов. «Тверичанин Сергей Юренев: в Бухаре его почитали как праведника, а в Калинине осудили за пособничество оккупантам». http://www.krsk.kp.ru/daily/25712/912247/ ;

5. Игорь Мангазеев. "Тверские коллаборационисты". http://archive.is/VSHO6#selection-837.0-837.26 ;

6."Триумф и трагедия Николая Печковского"  "Невский Театралъ" №5(08) май 2014   http://n-teatral.ru/triumf-i-tragediya-nikolaya-pechkovskogo/ .

7.По ссылке http://apologetika.com/print.php?sid=3360  опубликована цитата из очерка Е.Куликова «Неизвестная картина Богданова-Бельского» http://nashenasledie.livejournal.com/92655.html