Я люблю гранат. Ел их много, очень много. В детстве к нам приезжали знакомые из Туркмении. Привозили их ящиками. Я ел их ящиками. Обожал туркменский гранат есть ящиками, с костями, с липкими пальцами, с липкими и красными губами. Тёмно-красный сок тёк по лицу, застывая между фаланг, слипался, образуя что-то вроде похожего на запёкшуюся кровь. Детский подбородок весь вымазанный в гранате был так нежен. Особо сладкий гранат приводил в экстаз. Красные, налитые семена падали на пол. Они валялись повсюду от меня. Хруст, словно мягкий снег под ногами, хруст где-то в области мочек ушей. И такой тёплый, такой насыщенный цвет сока. Я разглядывал бордовые, блестящие семена, точно бриллианты, откладывая их в тарелочку, словно Плюшкин свои монеты. Терпение хрустело у меня в сердце и я вгрызался с блаженством в пьянящую мякоть фрукта, срывая с него девственно чистую кожу.
Слизывая капельки сока с тарелки языком, подолгу улыбался. Улыбался и шел за новой жертвой из огромного деревянного, пряного ящика.
Разламывая очередную жертву руками, предварительно надрезав ножем, гранат иногда взрывался в моих руках. Брызги летели в лицо, на белоснежную майку, только что выстиранную мамой, на пол, на лицо. Гранат был повсюду. Я смеялся, разглядывая последствия взрыва, и умирал от наслаждения снова и снова.