Любить жизнь - значит быть рядом с теми, с кем ощущаешь всю глубину счастья, независимо от обстоятельств жизни.
Любить страдания, любить смерть - значит быть рядом с теми, с кем в итоге ощущаешь всю глубину страдания, независимо от обстоятельств жизни.
Полнота и целостность самой жизни - это внутренний выбор человека, который направлен к его самоощущению реализованности, что осознаётся, как непрерывный поток счастья. Или направлен к ощущению отсутствия реализованности в её (жизни) проявлении полноты и непрерывности, которая видится, словно в тумане и неопределённости, лишь намекая на её существование.
Отказываясь от реализации внутренних желаний, идя на поводу рационалистического ума, человек и вовсе теряет суть самой жизни, которая тает перед ним в тумане неопределённости, всё глубже погружаясь в него.
Жизнь человека отныне заменена образом жизни, но не подлинна, так как все его мнения относительно истины, всегда такие, которые не несут чувства счастья и всегда стоят под сомнением на перепутье внутреннего противоречия, между его сознанием и бессознательным, телом и душой.
Делая выбор в сторону лишь души, бессознательного, человек уничтожает своё тело и вредит своей сущности.
Делая выбор в сторону тела, сознания, человек уничтожает свою душу и опять вредит своей сущности.
Он должен сберечь свою целостность. Он должен примирить сознание и бессознательное, душу и тело, добро и зло, так как эта бесконечная война происходит только внутри него самого, проявляясь историей нашего мира. Не подлинного мира, а лишь такого, который не является миром, а является его образом, что не одно и то же.

- Знать и не делать, всё равно, что не знать.

Представьте, что мы разбили сосуд, который имел строгое функциональное назначение и для него было так же естественно проявлять свою сущность, как огню гореть, ветру веять, дождю идти, а земле рождать.
Этот сосуд выражался тем, что был чем-то наполнен. Однако разбитый сосуд мы продолжаем называть хоть и разбитым, но сосудом, сохраняя в образе его изначальное назначение. Однако образ не несёт сам по себе той функциональности, что и предмет. В итоге, мы уже не помним, что именно хранилось в сосуде и чем его наполняли, как он выглядел. В конечном итоге мы даже забываем и то, как его самого использовали. Однако образ по прежнему жив. Невероятно легко приписать образу любое свойство, искренне веря в то, что это приписанное свойство и есть суть функционального выражения самого образа. И как проверить, прав ли человек или нет, приписывая образу своё объяснение, которое всегда в итоге функционально? Идти за ним или нет?
Соответствие образа и его прямой функции проявляется в нашем самоощущении, как состояние абсолютной реализованности, безусловного счастья, которое не требует невероятных усилий, а является естественным проявлением. Не имеет логического ощущения начала или конца. Появляется вдруг и больше не ожидает своего исчезновения. Испытываясь сомнением, всегда одерживает победу над ним. Никогда не преследует цель разрушения, вольного или невольного.
Любое наше утверждение всегда выражается действием и обратным ответом жизни на это действие, которое отражаясь в системе реагирования, сообщает о том, искажено это утверждение действительности или нет. Мы ощущаем это как удовлетворение, реализованность, счастье или наоборот, неудовлетворённость, нереализованность, несчастье.
И нет способа скрыть это.
Счастье или несчастье выражается в конечном итоге не в социальном положении, где все лгут сами себе, создавая бессмысленные и пустые общественные ценности, стремясь к ним с той же ценностной характеристикой, что и цель, определяющая той же мерой и их жизнь. Мучаясь, ругаясь на судьбу, и усталость от жизни, они не могут изменить своих ценностных целей, рабами которых сделали себя сами и силком тянут туда и собственных детей и новые поколения. Они ненавидят жизнь, ненавидят друг друга, но считают это положение единственно истинным. Отныне ложь превратилась в самоцель. Отныне человек служит смерти, проклиная её в своём непонимании, сам собственными руками день за днём строит мост своих собственных страданий и защищает их от любого, кто укажет ему на его безумие. Отныне безумие становится общей нормой для поколений людей, убивающих друг друга из за принципов понимания того образа, в котором пытаются угадать истину.
Жизнь всегда человеку отвечает на его вопросы через его собственное самоощущение. И если он разрушает себя и мир вокруг себя, он всегда это видит. И нет ему оправдания. В итоге каждый разрушитель сам себя судит самим фактом разрушения. Если он служит созиданию себя самого, мира и окружающих его людей, это всегда резонирует в его собственном самоощущении, как счастье.
Его не собьют те, кто служит разрушению, искренне полагая, что служат некой частной правде.
Истина выражается системным образом, потому что ей свойственно воспринимать реальность, как целостность, где нет места сравнению чего-то с чем-то. Истина выражается естественностью процесса реализации той сущности, что неотрывно связана с ним самим, являясь единым целым. В итоге огонь пылает и это свойственно сущности огня, а не чему-то другому, дождь идёт, и в этой его простоте выражения его сущность, ветер веет, и в этой его лёгкости самовыражения, абсолютная реализация его собственной сущности. Они не испытывают страдания, которое возникает только как момент преграды между сущностью и её прямым функциональным назначением, выражающееся его собственным действием. И если бы дождь не мой пойти, то дождь не существовал бы, если бы огонь не мог гореть, то мы бы не знали огня.
Так что же нам сообщает тот образ сосуда, что некогда был реальным и что-то в себе нёс совершенно определённое, что и выражало истину его целостной сущности?
Освободившись от разума, поняв, что мы всегда знали, что у нас есть и душа, бессознательное, способность к абстрагированному мышлению, рефлексированию, вспомнив, для чего это нам было дано и как это работает, мы вспомним кто мы и для чего были созданы самой жизнью, а не выдуманным пониманием этого образа, который осознаётся, как мировой кризис человеческого сознания.
Пусть тот, кто считает, что мы живём в мире счастья и гармонии, и не согласен с тем, что это мир страданий и просто надо ещё немножко побороться со злом и всё будет как в светлом будущем, первым в меня кинет камень.
Ведь именно я и есть преграда его утопии.