Вот что меня больше всего добивает, так это их жестокость.
Улица была довольно широкая, но они меня просто зажали с двух сторон. Как так получилось, что я просто отстал от всех и оказался прижатым к каменной стене улицы, между двумя группами?
Слева были пешие солдаты, с копьями, а справа повозка, на которой был Центурион и его помощник.
Я ещё обратил внимание на его лицо, когда он сходил с повозки, выбрав не меч, а копьё. Вначале он пару раз в воздухе покрутил этот тяжелый меч, но потом отложил его в сторону и вытащил копьё, направляясь спокойно ко мне.
Солдаты слева, как бы все поняли его мысль, и так же направились ко мне с копьями.
В тот момент, когда они приблизились ко мне на расстояние длинны своих копий, я смотрел на лицо каждого солдата, выбиравшего место на моём теле для наконечника своего копья. Все целились в места моего тела, которые не позволили бы мне мгновенно умереть.
Странные лица. Они сосредоточенно улыбались, будто играли в какую-то очень важную и приятную игру. Потом я почувствовал на своём теле тяжелые наконечники, упёршиеся мне в рёбра, плечи и живот. Вначале они выбрали совершенно определённые точки, как я уже сказал, для чего им пришлось невольно скоординироваться между собой. Центурион стоял посередине. По его глазам все разом определили столь важный момент для себя этой игры, причиной которой стало моё несчастное тело. Даже не война, даже не вражда, просто развлечение. Разом они все вонзили свои копья и закричали от удовольствия собственного садизма.
Любопытно другое.
Я не помню самой боли и последующих страданий. Очевидно, я вскоре умер от болевого шока и потери крови. Но я помню этих людей и эту бессмыслицу, что они сделали, и которая для них была, как бы и нормой поведения. Просто невинным развлечением.

Конечно же, это был мой сон и только. Яркий, как воспоминание.
Читая Эриха Фромма, "Бегство от свободы", я ещё и ещё раз вспоминал своё детство, когда мне явно стало ощущаться, что я вижу часто вокруг себя людей, не имеющих себя самих. Они думают, что думают, считают, что живут собственной жизнью, говорят собственными словами, думают собственными мыслями. Но на самом деле. На самом деле они не осознают, что имитируют жизнь и деятельность, и не имеют при этом ничего своего.
И тогда я стал понимать, как на самом деле пуст этот мир и как мало в нём желания быть самим собой, и как просто быть кем-то.

И меня поразило сравнение, которое рождается у меня, с тем, что говорит Эрих Фромм.
Буквально за пару дней о том, как я прочитал это в его книге, я снова повторился в мысли, что мы живём в каменном веке понимания природы человеческой сути.

И я смотрю на людей, кричащих, что необходимо двигаться вперёд и вперёд в этой жизни и не стоять на месте. Куда они все идут, если идут даже не сами?