Вася Мурзиков получил зарплату, сбегал в обеденный перерыв в кафе и выпил. Потом вернулся на работу – Михалыч принес пузырь, Вася выпил. Потом прибежала продавщица Ниночка, кокетливо сообщила о своем рождении и позвала всех за стол, Вася пошел и выпил. Потом мужики позвали с собой в пивную обмыть зарплату. Вася выпил, выпил, выпил.

 Может, водка была несвежая или весенние катаклизмы так подействовали, но его почему-то развезло. Михалыч, мужик надежный, вызвал такси, и отправил Мурзикова домой. Когда Вася уже выгружался из машины, зацепился за что-то наручными часами и те замерли на отметке 7 часов.
Жены дома не было, со смены она возвращалась не раньше трех ночи.  Дома были дети восьми лет – мальчик и девочка. Вспомнив, что он заботливый отец, Вася погнал детей спать. Дети спорить с родителем не стали, удивленно забрались в кровати и затихли. Вася тоже захрапел.

Примерно в первом часу Васю подкинуло, лишняя жидкость искала выхода. Спустив ее в унитаз, он глянул на часы – семь часов. Жены нет, дети спят. Уже утро, подумал Мурзиков и, матеря загулявшую жену, бросился поднимать детей в школу. Наспех запаковал их в куртки и ботинки, вручил каждому по портфелю, попросил хорошо учиться и выставил за дверь. Сам полез принять ванну перед работой. В горячей воде Васю разморило, и он, понятное дело, уснул.

Дети поплелись в школу. Охранник их не пустил, аргументируя тем, что учителя за свои мизерные зарплаты по ночам работать отказываются. А он, охранник, не уполномочен сеять разумное, доброе, вечное. Дети с охранником спорить не стали и вернулись домой. Домой их тоже никто не пустил – Вася спал богатырским сном. Часа в три ночи вернулась жена, нашла скучающих детей под дверью, спящего супружника в ванной, обиделась и начала уходить к маме. Но воду в ванной спустила, чтобы «пьяная скотина» не захлебнулась. Выключила везде свет, забрала детей и хлопнула дверью.

Около четырех Морфей отпустил Васин разум, и он начал шевелиться. В смысле Вася, а не разум. Мурзиков повел рукой вправо – стена, влево – стена. Ноги и голова тоже упирались в стены. Вася приоткрыл глаз – вокруг была кромешная тьма. «Я умер, - приуныл Вася. - Или меня похитили инопланетяне. А может даже маньяк». Ни с первыми, ни со вторым ему встречаться не хотелось, быть покойником тоже. Он попытался вспомнить события минувшего вечера – перед глазами плавала только пьяная отеческая рожа Михалыча.

 Снаружи кто-то громко ходил, скрежетал, завывал и тарахтел. Васин воспаленный мозг рисовал толпы зеленых пришельцев, запускающих ракеты со стартовой площадки, и маньяка, который кровожадно точит топор и проверяет бензопилу на исправность.

В действительности же тарахтел и скрежетал старенький «Минск», а ходил и вопил кот, почувствовав непривычную свободу, а потому одиночество.
Напряжение постепенно достигало критической точки. Последней каплей стали грянувшие непонятно откуда оркестр и заунывное пение. «Я в гробу, меня хоронят!» – догадался Вася. «Подождите, я живой!» - крикнул он и потерял сознание.

Неизвестно, что было бы с Васей Мурзиковым дальше, но жене понадобилась дома какая-то мелочь, и она ровно в шесть утра за ней вернулась. На всю квартиру утренним гимном орало радио. Тут, перекрикивая его, раздался вопль из ванной: «Я живой!»

Жена осторожно заглянула туда – Мурзиков не подавал признаков жизни. Она посмотрела на него, вспомнила, как он героически лез на второй этаж роддома по водосточной трубе, когда родились дети, и все простила. Привела очумевшего благоверного в чувство, вытащила из ванны и спасла. Если не от смерти, то от психушки точно.
Все-таки женщины – народ добрый и отходчивый.