Чтобы ко мне больше не приставали с этим вопросом.. не то мне надоест отвечать и я кого–нибудь уебу.

 

Мне – 5 лет. Моя 20и летняя мамаша только родила нового маленького пизденыша. Пока что в Москве. Но я уже живу не с ними. Ее новый хахаль не согласен брать под свое крылышко такое отродье, как я…

Меня одели в маленький фрак и зализали волосы. Ненавижу фраки и зализанные волосы с тех пор… мне в руки дали этот маленький кричащий комок, который был моим братом… потом я все-таки его уронил, за что получил такую пощечину, что щека вздулась на пару дней. Мамочка рядом, фальшиво меня обнимающая и фальшиво улыбающаяся в камеру. Фотоаппарат… как же я ненавижу фотоаппараты…еще больше, чем свою мать, брата, зализанные волосы и фраки. Он запечатлел это все и повесил на стенку. Мне пришлось долго расти, чтобы наконец дотянуться до ненавистной фотографии и разбить ее, подавить ногами, изрезав мягкие стопы… приятная боль. Была. Мой опекун был в шоке. Переживал за меня… прости, что я сделал тогда тебе больно… я обязательно попрошу у тебя прощения еще, когда в следующий раз пойду к твоей могиле.

А потом… школьные фотографии. Сборище придурков. Я ненавидел фотографии все больше. В 13 лет я зарекся никогда не сниматься по своей воле. Мне противно, мне гадко видеть свое неживое лицо. Я ненавижу объектив, который может заснять любой позор…. Ненавижу. Все фотограффии, сто присылает моя сука – мамочка вместе с деньгами, я изрываю в мелкие клочки, а потом сжигаю, развивая тонким пеплом над Москвой… никакой памяти. Не хочу. Не желаю. Ни за что.