Мама, знаешь, а это вроде не лечится.
И такой ведь диагноз, даже сама смеюсь.
Не реветь, не кусаться, даже не вешаться –
Бессилие, слабость и сладко-светлая грусть.
Мама, это всё – паранойя Его имени.
И такой ведь неадекват, что сама боюсь.
Кто-то душу мою наверху на конфеты выменял.
И теперь за неё, за фантичную, молюсь.
Мама, ладно бы выменял, так и порвал ещё.
И я, как последняя… Герда, за нею прусь.
А ночью вместо подушки ищу его плечо…
Я идиотка. И знаешь, пожалуй, нарвусь.
Мама, я знаю, что Вам это всё детское.
И что всё будет ок. И что только ещё учусь.
Но мам, Вы – не я. Обстоятельство веское.
Я ничейная. Не евонная. Ну и пусть.
Мам, я ведь верила, что всё может быть.
Ещё секунд пять, и я опять разревусь.
Его нет. Его не было. И он не может быть.
И я немного устала. Пойду задохнусь…
Мама, пусть он вернёт мне мою ярко-рыжую,
Мою радостно-бантичную душу. Я клянусь,
Что его из неё тут же выколю, вырежу…
Мне кажется, что я сердцем своим подавлюсь.
Мам, я стою и реву прямо посреди улицы.
Не Париж, не зима. Я своего не добьюсь.
Видишь, на тротуаре чья-то душа сутулиться?
Фонари все добиты. Больше уже не зажгусь.
