"Цой подавился мацой" - а вы знаете, что в разбитом москвиче кроме Цоя нашли еще негра со спущенными штанами? Хочется сказать пару слов о таком неоднозначном и противоречивом явлении в русской культуре, как творчество группы Кино известного певца и композитора Виктора Робертовича Цоя. Слушая их тексты, а особенно музыку, невольно понимаешь, что это эстетика. Даже не просто эстетика, а сверхэстетика и сверхискусство. Это примитивизм, как у Малевича в черном квадрате. Это превышение современного понимания. Это сопротивопоставление эстетики и творчества, неразделенность и неслияние. Это семантика, наконец, да простят меня критики за этот филологический кругозор.

Один известный деятель сказал: "Цой всё время поёт одну и ту же песню, но зато какую?" Действительно, какую? Рассмотрим, вооружившись микроскопом научной методологии, и проанализируем современными аналитическими методами. О чем он пишет?

Вот что сказал Цой однажды журналистам: я совершенно монолитный. Красноречивое признание. Это намек на неизвестное в эстетике. Вернее, на очень хорошо всем известное. Обладает ли категория целостности полнотой смысла без песен Цоя? Задумаемся пока об этом.

Далее, семантика. Это симулякр.

Так что, разговор об эстетическом в контексте песен Цоя носит у нас мотивированный из самой эстетики характер. Приведу ряд примеров, где тоже проявляется семантика:

Кино кончилось давно.

Мне скучно смотреть сегодня кино,
Кино уже было вчера.

Ты так любишь кинотеатры,
Мы вряд ли сможем быть вместе

Герой стремится отдалиться от симулякра, уйти от его влияния как во времени, так и в пространстве. В конечном итоге, в неприятии героем кино реализуется его желание оставаться собой. Кино - это эстетика вообще. Это чужое слово.

Раньше я читал книги, А теперь я их жгу

Чтение книг – полезная вещь, Но опасная, как динамит

Герою песен не нравится ни кино, ни книги, ибо это чужие слова. А что же ему нравится? Песня, музыка и танец:

Эй, а кто будет петь, если все будут спать?

Кто из вас вспомнит, чувствуя холод приклада, Музыку волн, музыку ветра?

Мы будем делать всё, что мы захотим, А сейчас мы хотим танцевать

Это противопоставление: статика – динамика. Обратите внимание, это личные синтаксические конструкции, где субъект речи и субъект действия это одно и то же. С этой позиции становится понятным неприятие героем таких сфер эстетики, как кино и книги. Это симулякр. Там нет и не может быть меня, значит оно ненастоящее и плохое. Раздутый телепузик. Еще о том же, слова окно и очки, в песнях Цоя повторяются неоднократно и настойчиво. По своим количественным показателям эти слова провоцируют их рассмотрение в качестве семантики симулякра:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна

Я надел свои очки и не вижу ничего

Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив

На экране окна сказка с несчастливым концом

Чем труднее обнаружить слово "окно" в песнях, тем выше оказывается ценность его значения в контексте всего творчества – самая трудность распознавания этого слова увеличивает его значимость. Через окно, равно как и через очки, человек смотрит на мир. Вот! Все не просто так, все совсем непросто. И восприятие мира не будет адекватным, если не учитывая границ зрения-видения, можно непроизвольно их перейти, тем самым возникнет симулякр – власть лжепретендента: глаза в плену у окон и очков. В песнях Цоя осознаётся эта опасность, отсюда желание героя видеть и само слово "вижу", которые вместе с другими глаголами обретает смысл семантики и симулякра:

Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив

Я вижу, как волны смывают следы на песке,
Я слышу, как ветер поёт свою песню

Я слеп, но я вижу тебя,
Я глух, но я слышу тебя

Последний пример – о слепоте и глухоте героя – суть обратная сторона мифологического статуса. С этим связан мотив ночи в песнях Цоя. Ночь - это когда все становятся личностью, тогда как день – это сон. Хотя сон не самый плохой:

А мне приснилось, миром правит любовь, А мне приснилось, миром правит мечта…

Таким образом мы видим пульсацию смысла семантики в словах. Одно легко переходит в другое и не остаётся неизменным. Движение появляется в пульсации. Итак, семантика поставляет нам немало информации о эстетическом в творчестве Цоя. Мы пришли к таким понятиям, как чужое слово, симулякр, личность, статика и динамика. Это значимый результат.

Далее, вслед за семантикой - этимология. Это функционализм. Субъект действия плюс само действие в настоящем актуальном времени. Я действую, я гуляю , я ем, я пью, я курю, я улыбаюсь, я и т.д.) я здесь и я сейчас, я весь, я перед вами:

Я направляюсь домой, я улыбаюсь

Гуляю, целый день гуляю,
Что дальше делать, я не знаю

Пустынной улицей вдвоём
С тобой куда-то мы идём,
Я курю, а ты конфетки ешь

Герой песен целиком и полностью находится здесь и сейчас, а не где-то там далеко и не когда-то давно, поэтому герой и не знает, что дальше делать. Это актуальность. Сам Цой говорит: "Я думаю, в общем, песни должны быть хорошими". Это актуальность, аксиологический статус для песен Цоя как показатель их качества. Рассматривая движение, нельзя не обратить внимание на такие песни, как "Электричка" и "Троллейбус". Герой здесь едет неизвестно куда и непонятно зачем. Правда, в песне "Троллейбус" появляется положительный момент этого всеобщего движения: он идёт на восток. Вообще, Цой монолитен.

Восток - это не Корея, историческая родина автора, это страна восходящего солнца.

Может быть, завтра с утра будет солнце

Солнце моё, взгляни на меня,
Моя рука превратилась в кулак

Солнечный день в ослепительных снах

Итак, движение есть движение к солнцу. Самое ночь, предпочтение черного цвета в одежде и работа в кочегарке суть не случайность, ибо напоминают о солнечном свете:

Ночь коротка, цель далека..

В контексте разговора о движении показательны песни "Перемен!" и "Пора". Движение в них инициируется словом, движение возникает прямо здесь и сейчас. Отсюда тяготение слова Цоя к жесту, что грамматически выражается императивом:

Теперь ты видишь солнце –
Возьми, это твоё

Зайди в телефонную будку,
Скажи, чтоб закрыли дверь

Пей да гуляй, пой да танцуй,

Этот жест суть свеобъемлющий для песен Цоя. Это миф. Но об этом и о Достоевском чуть ниже.

Дальше действовать будем мы

Мы будем делать всё, что мы захотим,
А сейчас мы хотим танцевать

Что будут стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу
И думаешь: плыть или не плыть

Возникает резонный вопрос: кто такие мы – уж не фашисты ли? - и что значит действовать - рубить дрова, сеять капусту, хулиганить или расстреливать политических противников? Песни Цоя не отвечают на этот вопрос принципиально, это конспирологически настораживает. И, с другой стороны, что значит дальше действовать будем мы? Значит ли это, что мы до сих пор не действовали – то есть бездействовали, или действовал кто-то другой – за нас и вместо нас, а мы в это время спали? Вопросы, вечные вопросы.

Действовать – значит делать то, что раньше не делали. Для действия нет адекватного словесного эквивалента. Действие местоимённо – это что-то очень важное, но что именно, мы не в силах пока что понять. Комплекс – субъект-совершающий-действие - наполняется контекстом, то есть извне. Кроме того, нелишне будет указать, что это все очень личное. Вопрос, был ли Цой наркоманом, мы пока рассматривать не будем.

Это сакральное время, это сакральное действие. Отсюда в песнях Цоя появляются конструкции.

Где бы ты не был, чтоб ты ни делал,
Между землёй и небом война

Это наш день – мы узнали его
По расположению звёзд,

Возникает ощущение, что актуальность как качество песен Цоя суть обратная сторона того, что эти песни не знают ни времени, ни пространства – они существуют в рамках неклассической физики А Эйнштейна, где возможно, чтобы

внезапно в вечность вдруг превратился миг

…и больше нет ничего – всё находится в нас

Это чрезвычайно просто, особенно с позиций эстетики. Интерпретировать невозможное не хватает данных. Нужно подобрать такой контекст, который бы учитывал каждое слово песен Цоя, включая и дополняя его. В пределах данной статьи это сделать невозможно, ибо не хватит места и времени. Кроме того, это неэстетический контекст. Виктор Цой – это личность, потому что ему удалось создать миф. Обратите внимание, не свой миф, а просто - миф; не такая личность, а просто – личность. Под мифом я вслед за А.Ф. Лосевым буду понимать личностную форму бытия ."Мифический субъект бросается на сцену, а не сидит, занятый безмолвным её созерцанием". Его творчество не равно самому себе, именно поэтому оно не искусство – а сверх- и надыскусство, расходящееся концентрическими кругами вокруг своего центра. В песнях Цоя происходит процесс формирования мифического субъекта. Скажу об этом же по-другому: в песнях Цоя заложен процесс формирования личности, поэтому они имеют прямое отношение к проблемам возрастной психологии, а также социологии, педагогики, философии и т.д. Отсюда мораль: не запрещайте детям слушать Цоя, при его помощи и поддержке они решают свои детские проблемы становления и взросления. Отсюда ребёнок, воспитанный жизнью за шкафом, и всё его семейное окружение: мама - анархия, папа – стакан портвейна. Я не хочу сказать, что это плохой ребёнок. Просто он играет, иногда - заигрывается, иногда – со смертью. Это хороший ребёнок, потому что он умеет играть.

Кроме того, считаю, что использование термоядерного оружия против политических оппонентов более чем оправданно.