В колонках играет - Ничего... Я с сегодняшнего дня пою сама!
Настроение сейчас - Эльфийски-недаделаное

http://aeterna.ru/test.php?link=tests:id0003R0000002

Поздравляем!! Вы, как выяснилось, - Лютиэн

Дочь Тингола и Мелиан, прекраснейшая из бессмертных, по самые заостренные ушки втрескавшаяся в смертного. Не повезло, принцесса. Станете Вы человеком, состаритесь и умрете. И пример дурной будущим поколениям покажете. И как Вас угораздило? Может там на полянке вовсе и не болиголов цвел, а что-то еще?...

Как интересно... Это после изявления желания набить Морготу рожу собственоручно? А может как раз не странно?

В колонках играет - Хатуль
Настроение сейчас - Весёлое

 

Клод

ДНЕВНИК МАЭДРОСА

Запись1.
От нас ушла мама. Не знаю уж, что там у них произошло, но она собрала вещи и хлопнула дверью. Я пошел ее проводить, она поцеловала меня в лоб, потрепала по голове и сказала: «Ты теперь за старшего». И заплакала. Плакать, я думаю, должен был я.
Папа третий день сидит в мастерской и пьет. Я ношу новые бутылки и выношу старые. Близнецы ползают по полу и орут. Вчера заставил Маглора выстирать пеленки. Он стирал хорошо, только все время задумывался. Однако мне пришлось перестирывать, потому что он их выстирал, высушил и написал на них какие-то значки. Когда я стал снова стирать, он зарыдал и сказал, что я уничтожил его симфонию. Блин. Ну я же не знал, что это симфония.

Запись 2.
В сущности я понимаю, почему ушла мама. Я тоже думаю, разводят в Валиноре с собственным отцом? Он вообще не обращает на нас внимания, пьет и что-то мастерит. Вчера вышел во двор, вынес какую-то хреновину на трех ногах и сказал, что это гриль, в котором жарят оленину. Я попытался. Чуть не поджарил Амрода, который сидел у меня на руках. Он вообще не слезает с рук, точнее, я его не спускаю, потому что он тут же начинает орать так, что прибегает папа и спрашивает, кто включил сирену на бункере. Вчера дал его подержать Куруфину, но мальчик то уже не маленький… Так что наблюдал за тем, как Куруфин воровато оглядывается и пытается положить его в печь для обжига. Почему в печах для обжига такая плохая изоляция. Даже через три заслонки все слышно. А папа посмотрел, как я жарю оленину, потом прищурился на Амрода и спрашивает. Это Карантир? Блин. Я так и ждал, что он сейчас на меня взгляд переведет и рявкнет «А ты кто такой?»

Запись 3.
Братья все растут и мне становится страшно. Карантир мучает кошек. На мой вопрос, зачем он это делает, он хищно посмотрел на Амрода, сидевшего у меня на руках и сказал «А я жестокий». Дал ему по уху. Потому что других аргументов у меня не осталось. Спасенного кота чуть не добил Амрос. Он вообще-то тихий, все больше сидит на полу и ест комнатные растения, больших беспокойств нет, только вот расстройство желудка. Но кот его сильно возбудил, он зачем-то одел на него папину диадему, которая налезла коту ровно поперек живота. Кот начал задыхаться, и тогда я бросил Амрода и отобрал кота у Амроса. Блин. Где он взял диадему?

Запись 4.
Получил по уху три раза за диадему. Ухо вспухло. Обидно все-таки. Я же не надевал ее на кота. И вообще не брал. Перерыл постель Амроса. Оказывается, он прет все, что блестит. Нашел там: две маминых брошки, пробный папин сильмарилл, пять бутылочных осколков, восемнадцать разных камушков и мое кольцо с рубином, которое потерял месяц назад. Камушки и стекла оставил, остальное забрал. Оказывается Амрос умеет кричать громче Амрода. Блин. Опять получил по уху за ложную тревогу.

Запись 5.
Из Келегорма вырастет великий охотник. Я уже дважды попадался в его капкан, но никому не успел рассказать за делами. Сегодня в него попался Маглор. Когда я прибежал, Келегорм уже разрезал на нем рубашку, объясняя, что дичь свежуют, прежде чем готовить. Отбил Маглора. Наверное зря, потому что он сочинил новую песню о спасении Маглора великого и прекрасного, совершенном им самим. Как-то обидно даже. Отобрать, что ли лютню. Особенно если учесть, что Келегорм три часа плакал на кухне оттого, что у него отняли добычу. Я предложил ему поохотится на кур, чтобы он замолчал, и зря….. Мы обеспечены курятиной лет на десять вперед, живых больше нет, а холодильник испорчен. Никогда не видел, чтобы кур ловили при помощи клея. И чтобы на них ставили медвежий капкан. Но Келегорм сказал, что он хочет испробовать все способы поимки. Правда куры, попавшиеся в капкан, похожи на вермишель и никуда не годятся. Блин. Главное теперь не забыть про капкан.

Запись 6.
Напрасно я переживал из-за капкана. Птичий клей оказался хуже. Куры кончились и Келегорм поймал близнецов. Сперва я отрезал их от пола ножом, вместе с Келегормом, который так обрадовался охотничьей удаче, что не дождался, пока клей засохнет. Потом мне пришлось их разрезать по вертикали, потому что они тут же со страху кинулись друг другу в объятия. Потом отрезать Келегорма от Амрода. Потом мыть в специальном растворе, который принес Куруфин. От него близнецы и Келегорм все покрылись синими пятнами, но клей сошел. Пока я их мыл, Куруфин стоял рядом со мной и предлагал накапать раствора кому-нибудь в нос или в рот. Говорил, что сам его приготовил и ему интересно его действие на чужие организмы. Блин. Экспериментатор.

Запись 7
Папа про нас вспомнил. Лучше бы не вспоминал. Сегодня привел нас в мастерскую и сказал, что мы должны учится. Сперва все было ничего. Он читал лекцию по технике безопасности и держал Амрода на руках. Амрод сосал его пуговицу и таращил глаза. Все слушали. Маглор пытался напевать, пришлось дать ему по уху, потому что если бы это сделал папа, он бы точно оглох. Я-то знаю. Но потом он ссадил Амрода с колен и пошел давать всем задания. Когда я обернулся, дите было уже синее. Я так и знал. Он проглотил пуговицу от горя, что его лишили отца. Мы с папой стали трясти его за ноги, чтобы вытрясти пуговицу. Пока мы этим занимались, Куруфин сделал то, на что давно нацеливался. Разобрал ту штуку, которую придумал папа, чтобы собирать пыль. Он правда ее обратно собрал, но с обратным эффектом. Она включилась, взлетела под потолок и стала выбрасывать весь мусор обратно. Пока мы ее ловили, Маглор снова задумался и стал что-то записывать углем на папиных бумагах. Когда я оттащил его от бумаг, увидел, что Амрос ест папину полировочную мазь и почти все съел. Он очень плохо кушает кашу, а вот все остальное просто всасывает, как папина машинка для сбора пыли. Когда я оттащил его от мази и пальцем выковырял из-за его щек все, что он туда напрятал, то услышал, как кричит папа. Из всех нас задание выполнил только Карантир. Пап велел ему обточить на станке заготовки. Я его предупреждал, что Карантир очень упорный мальчик. Он сперва сточил свои заготовки, потом все папины. Когда папа это обнаружил, Карантир сидел среди горы пыли, в которую превратились все папины проекты, и торжествующе сверкал глазами.
Нас из мастерской выгнали. В общем меня порадовал только Келегорм, который никому не мешал, зато поймал пять мышей и одну ящерицу.
Вспомнил ужасную вещь. Блин. Мама говорила, что эльфы бессмертны.

Запись восьмая.
Столько всего происходит, что я не успеваю записывать. Дети растут как на дрожжах. Амрод и Амрос уже открывают все замки в доме, поэтому я подумываю попросить Келегорма изобрести систему ловушек. Причем Амрод болтает, не останавливаясь, а Амрос молчит, как зашитый. Я беспокоюсь, может у него замедленное развитие?
Вчера вытащил Амрода из бака с бельем, где он устраивал морской бой. Дело в том, что Куруфин изобрел новый отбеливатель и предложил мне его попробовать. Так что Амрод теперь похож на снежного барса, весь белый, включая брови и ресницы, только глаза синие. Зато теперь его не путают с Амросом. Амрос сгрыз все зубные щетки, одну платяную, новый лук Келегорма, записи Куруфина, новый плащ Маглора и подбирался к папиным сапогам, пока я его не отловил и не повел есть кашу. Наверное ему чего-то не хватает.

Запись девятая.
Попросил папу о помощи. Он посмотрел на меня сурово и сказал, что юный феаноринг не просит помощи, а сам помогает всем нуждающимся. Но потом сжалился и выдал мне книжку какого-то ваниара «Эльфенок в пубертатный период». Пошел читать. Может найду что-нибудь ценное.

Запись десятая.
Маглор день ото дня становится все страннее и страннее. Он все время бродит по саду с лютней и поет песни собственного сочинения. Текст у них довольно однообразный и в основном про какого-то типа., блистающего так нестерпимо, что у бедняги Маглора портится зрение. Я ему вежливо намекнул на это однообразие, он заплакал, назвал меня бесчувственной тупой скотиной и убежал в сад. Я в недоумении.
Карантир и Куруфин вертятся вокруг Келегорма. Видел, как они вдвоем перли добытую им газель, переругиваясь, кому за какой конец держать и кто сильнее. Келегорм шел впереди и презрительно на них поглядывал. А когда приперли газель, выставил их из кухни, взял меня за грудки и спросил с придыханием «Ты меня любишь?» Ну что за глупости, конечно я его люблю, он же мой брат…

Запись одиннадцатая.
Маглор извинился. Сказал, что я не тупая бесчувственная скотина, а жалкое недоразвитое существо, которое стоило бы пожалеть, и он раскаивается, что кричал на меня, поскольку должен, как существо высокоразвитое, относиться ко мне снисходительно. Потом заставил Амрода и Амроса собрать ему два снопа ромашек и весь вечер в пиршественной зале обрывал им лепестки. Потом я до полуночи подметал пиршественную залу. Точнее то, что не успели утилизовать близнецы — Амрос сожрать а Амрод запихать Маглору в штаны. Он этим занимался весь вечер и сильно преуспел.
Близнецы сегодня влезли в буфет и стащили банку с вареньем. Все бы хорошо, но, слизав три четверти, они попытались добыть остальное и Амрос сунул голову в банку. Когда я прибежал, воздуха в банке почти не осталось. На мой вопль примчался Карантир и, схватив первое, что попалось, а это был молоток Куруфина, треснул им по банке. Банка разбилась, мы все были в варенье, а Амрос посмотрел на Карантира и сказал «Дурак». Мальчик произнес первое слово. Большое событие.

Запись двенадцатая.
Оказывается Амрос умеет читать. Я думаю, что он и не говорил-то потому, что понимал в основном письменную речь. Правда теперь его не заткнешь. Он пришел ко мне вечером, когда я уже ложился и приволок огромный том любовных романов. Сказал, что хочет мне почитать. Очень весело слушать, когда ты целый день стирал, убирал, готовил и присматривал за детьми. Я лежал и вспоминал, как пел Келегорму колыбельные, когда он был поменьше. Он особенно любил «Спят усталые олени». Я и сам под нее засыпал. Когда я проснулся, то нашел на полу спящего Амроса и книгу, залитую слезами. Как-то он слишком быстро развивается, по-моему.

Запись двенадцатая.
Сегодня приезжал в гости Фингон. Тоже какой-то странный. Я ему сказал, чтобы он посидел со мной на кухне, пока я помою посуду, но он поймал за ухо Келегорма, велел мыть посуду ему и потащил меня гулять в сад. Там мы сели под дерево, он взял мою руку и стал говорить о том, что в жизни каждого эльфа бывают такие моменты… Мне было довольно интересно, какие моменты бывают, но тут сверху упал Амрод прямо на голову Фингону. Фингон потерял сознание, Амрод заорал. Когда я у него осведомился, как он сюда попал, он сказал что его бросил Келегорм. Я помчался на кухню. Посуда была помыта, Келегорм пил квенилас с сушками и улыбался вполне невинно. Но все-таки это он. Потому что добираясь до ворот, Фингон трижды попал в силки. Сбесился Келегорм, что ли.

Запись тринадцатая.
Я дочитал книгу, которую дал папа. Я все понял. У них пубертатный период. Сегодня Куруфин подошел к Амроду, пощупал его с интересом и спросил меня: «Как ты думаешь, он скоро вырастет?». Наверное, Келегорм его отшил.

 

***********************************************************************************************************************************

Марго

ДНЕВНИК ОДНОГО АЙНУРА

НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта рукопись была найдена мной в одной из общественных уборных города Москвы. Несколько разрозненных листков лежали в углу на закапанном краской стуле. Из любопытства я подошла посмотреть, и первые же слова поразили меня. Рукопись, написанная по-русски красивым, ясным почерком, содержала точные и неопровержимые доказательства пребывания в Средиземье Профессора, Перумова и пр. Те листки, которые попали мне в руки, были, очевидно, взяты из середины, поэтому ни имени автора, ни его местопребывания установить мне не удалось. Полагаю, что это мог быть кто-то из населяющих Валинор айнур. Указанное здесь заглавие условно.

 

...Господи, да профессор был милейшим человеком. Он мирно побродил по Валинору, попыхивая трубочкой и одобрительно поглядывая по сторонам. Его сводили по достопримечательностям, показали Феанора, попросили оставить запись в книге почетных гостей и проводили с искренним сожалением.

Потом был Перумов. Он не заинтересовался ни Валимаром, ни Форменос, зато с ходу оказался в Круге Судеб и долго, настойчиво расспрашивал Манвэ, ни нарушают ли Валар принципы свободы и независимости людей. Повелитель Ветров, купившись на умные глаза собеседника, начал было теологическую беседу, но уже через пятнадцать минут выяснилось, что Перумов в бога не верит, а все окружающее считает плагиатом с «Руслана и Людмилы». Что же оставалось делать? Кооптировали Тулкаса, вручили ему ведро здравура. Через сутки бесчувственное тело литератора загрузили на корабль и отправили по месту отправления.
После отбытия Перумова все мы, признаюсь, вздохнули с облегчением. Казалось, ничего хуже и быть не может. Как глубоко мы заблуждались!

Эта женщина обрушилась на нас, как гнев Эру на беззащитный Нуменор. Она уверенной походкой сошла со сходней, небрежно поправила черную накидку, стряхнула пепел с мундштука и проследовала в Круг Судеб. Опять в Круг Судеб! Уважаемые туристы, вы же не находите возможным по приезде в чужую столицу первым делом отправиться в парламент! Отыщите в себе хоть каплю уважения!
Впрочем, я отвлекся. Итак, эта женщина... Звали ее Наталья Васильева, но себя она приказала называть Ниенна. Настоящая Ниенна, увидев ее, на миг застыла, два раза всхлипнула и ударилась в рев. Она проревела все время, пока Васильева была у нас.
Эта женщина была самым страшным испытанием Валинора со времени гибели двух древ. Она была немногословна и вездесуща и, в отличие от своей тезки, плакать не собиралась. В двадцать четыре часа она заполнила собой все. Ходили слухи, что видели, как бледный Манвэ стоял перед ней навытяжку и почтительно бормотал:
— Понял... Слушаюсь... Больше не повторится...
А Феанор как заперся в Форменос, так и не открывал ворот до самого конца. Мелькора, замерзшего и умирающего от жалости к себе, вернули с орбиты и почтительно препроводили в Круг Судеб. Васильева сказала речь. Начало ее клацающий зубами Мелькор пропустил, но в середине начал прислушиваться, а к концу ее глаза Черного Валы сияли во лбу, как два Сильмарилла. Впрочем, остальные Валар были не лучше.
Итак, в Валиноре началась новая жизнь. Положение ухудшалось тем, что Васильева от нас никуда не собиралась. Мелькору было совсем худо. Его все жалели. Ему поставили трон в Круге. Теперь стоило Черному Вале открыть рот, чтобы зевнуть, как все орали друг на друга: — Тихо, Мелькор будет говорить! — и ели его глазами.
Укоренившееся за ним прозвище Моргот было повсеместно запрещено и изъято из печатных источников. С Тулкасом провели разъяснительную беседу, после которой он со слезами на глазах ходил к Мелькору извиняться. Тот послушал, похлопал Воителя по плечу и отпустил. Эльфов тоже пытались просветить, но они оказались упрямым материалом. Услышав, что Мелькор их всех любит, и они, значить, должны его любить и звать Учитель, телери впали в растерянность, нолдоры в гнев, а ваниары в ужас. Три короля устроили совещание, сравнили ощущения и, собрав семьи, дворы и народ, отправились прогуляться.
Н. Васильева пожала плечами и сказала, что они жалки, а у Владыки есть ученики и получше. На осторожный вопрос, не орки ли это, она презрительно промолчала.
Мелькор отъелся, обленился и обнаглел. Он валялся в отстроенном для него дворце и делал вид, что составляет альтернативный айнурский оркестр. Васильеву он называл «коллега», покровительственно обнимал за плечи и давал прикурить от пальца.
Впрочем, он ее, кажется, разочаровал. После того, как Ирмо удалил у него с лица следы проклятия Манвэ, обнаружилась неинтересная, костлявая и желтоглазая личность, к тому же питающая пристрастие к жительницам Тириона. В ванну его невозможно было загнать никакими силами, потому что Ульмо новыми веяниями так и не проникся и грозился с Морготом разобраться лично.
Да, забыл добавить, эта женщина как-то странно коверкала язык, то тут, то там вставляя «ах» или заменяя «а» на «э». Мы вначале подумали, что она задыхается в дыму, который непрестанно пускает изо рта. Но оказалось, что это изначальный язык, придуманный Мелькором, который затем исказили эльфы. Надо ли говорить, что Мелькор ее не понимал, но уже через несколько часов с успехом подражал, лихо мешая эльфийские и орочьи слова. Васильева его прекрасно понимала и была, кажется, вполне удовлетворена.
Итак, Мелькор поселился в комфортабельном дворце, вокруг которого, по настоянию Васильевой, насадили специально выведенные черные маки и ирисы (фиолетовые). Черные и серебряные шпили вздымались в безоблачное небо Валинора. Вскоре вокруг них сделал первые круги молодой дракон, названный Глаурунгом Вторым. Скотина шумно хлопала крыльями и время от времени выпускала жидкие языки пламени.
Васильева посмотрела на дракона и поморщилась, похоже, он не отвечал ее представлениям, но Мелькор был так горд своим произведением, что она не стала возражать. Вообще же Черному Вале явно не хватало поклонения. Валар в этом смысле были неудовлетворительны, тем более что Варда к Мелькору так и не пришла, предпочтя отсиживаться на Таниквэтиле. Эльфы же находились в такой несусветной дали, что даже Тулкас отказался их преследовать. Впрочем, оставался еще Феанор.
По настоянию Васильевой, с ним был организован сеанс связи по палантиру. Беседа прошла в угнетающей, нервной обстановке. Высокие договаривающиеся стороны уже после двух первых слов (ими были «Привет тебе») начали поминать друг другу старые обиды и угрожать. Васильева молча расстреливала Феанора глазами, но тут, как говорится, калибры были не равные. Мелькор плаксивым голосом жаловался на Финголфина и все порывался тыкать в лицо, на котором даже шрамов больше не было, и ныл, что нолдоры ему все жизнь мешали любить Средиземье. Феанор высокомерно орал, что Финголфин слабак и рохля, и если бы он был на его месте, то Моргот теперь бы тут не сидел. В завершение, обращаясь специально к Васильевой, Феанор заявил, что как был Моргот подлецом и сволочью, так и остался, хоть крылья ему приделай, а хоть рожу отмой. На этом сеанс связи прекратился. Моргот рыдал на плече у Васильевой. После восьмичасовой обработки с глазу на глаз он и сам верил, что у него в Средиземье и Белерианде были какие-то грандиозные планы и благородные намерения.
На наше счастье, этот инцидент положил конец безраздельному владычеству Васильевой в Валиноре. Разочарованность ее достигла предельной отметки. И ее трудно не понять.
Мелькор был хам, циник и болтун. Все его достоинства заключались в твердой уверенности, что он еще всем покажет. К цветам он был равнодушен, зверюшек понимал только в виде жаркого, а безрукость его была такова, что пришлось приставить к нему отдельного айнура для завязывания шнурков на ботинках. Валинор тоже не соответствовал облику бесплодной, сожженной светом страны. Воздух здесь был свежий и ароматный, города просторные и красивые, звери в лесах доверчиво подходили тыкаться носами в руки. Только вокруг дворца Мелькора все почему-то вяло, даже черные маки. Васильева начала смотреть на восток. Там, как представлялось ей, были простор и свобода: черные замки, черные маки и черные менестрели. Ей представился строй назгулов, молодцевато вытянувшихся перед ней. Не медля ни минуты и ни с кем особенно не прощаясь, она отбыла на пристань, и вскоре корабль, наспех выкрашенный в черный цвет, навсегда унес ее из Валинора. Ее проводили с кое-как прикрытым облегчением, предоставив оркам в рекордные сроки разрушать Ангбанд и возводить на его месте новую, уже прекрасную цитадель.
Измученный Мелькор (еще бы, столько времени изображать доброго и хорошего) приплелся в сады Ирмо и рухнул там под кустик. Потом он, к изумлению всего Валинора, помчался мыться и оказался вдруг братом-близнецом Манвэ. Больше он никому не досаждал, сидел себе в Валмаре и селекционировал яблоки под руководством Йаванны. А его дракона нолдоры приспособили к использованию в металлургии и горном деле. А однажды в Валиноре услышали крик. Сначала телери, потом нолдоры в Тирионе и, наконец, он долетел до Валимара. Ослабленный далью, почти неразличимый, он был полон такой тоски и нечеловеческой муки, что Ниенна поежилась и пролепетала:
— Может, мы зря? Саурон, конечно, Враг, но ведь ТАКОГО он ничего не сделал.
Вот и вся краткая история пребывания в Валиноре Надежды Васильевой, известной под прозвищем Ниенна. После ее отплытия эльфы снова вернулись в свои города и деревни, открылись ворота Форменос, на большом празднике Тулкас плясал с Ниенной № 1, звонко хохотавшей на удивление всему Валинору. Больше, пожалуй, никаких следов не оставило ее краткое пребывание. Только Тулкас, стоило какому-нибудь нолдорскому принцу из буйного потомства короля Финвэ не в меру расшалиться, плотоядно облизывался и говорил:
- Вы его не бейте, дайте я ему лучше в глаза посмотрю.
И виновный надолго притихал.

 

***********************************************************************************************************************************

 Бродит призрак фанатизма
Автор Лайхэ

(из неопубликованных записок Финрода Фелагунда)

Фанатам и фанаткам
всех мастей и расцветок

Амариэ ушла. Быстро, без истерик, собрав только самое необходимое - каких-то восемь контейнеров с нарядами и три с украшениями. Каждый из контейнеров тащили по два коня Ороме. Когда она успела сбегать договориться - ума не приложу. Впрочем, я всегда восхищался своей супругой.

Итак, Амариэ ушла. И я ее понимаю. "Любовь моя, - сказала она мне напоследок, - я больше не могу жить, когда с каждой яблони свисают чьи-то физиономии, когда кто-то все время маячит в окне, когда даже из-под супружеского ложа постоянно лезут любопытные! Извини. Я тебя очень люблю, но я ухожу к маме." Мама, конечно, до обморока обрадуется, как этот обоз вещевых контейнеров увидит. Хотя дом у них там вроде бы большой, места хватит…

И вот я сижу и тупо смотрю на себя в зеркало. Уже в который раз смотрю и мучительно пытаюсь понять, ну что во мне такого нашли все эти… как они сами себя называют? - ах, да. Фанатки. Ну что, что? Нос у меня, что ли, особенный? Или глаза? Или уши? Нос как нос. Глаза как глаза. Ну, серые. Да таких сероглазых в Амане - как Нолдор нерезаных! Уши тоже обычные. Эльфийские такие уши.

- У тебя самые красивые уши во всех мирах… - вкрадывается томный шепоток в открытое окно. За окном маячит полупрозрачная физиономия женского полу. Физиономии лет шестнадцать. Тьфу!

Задергиваю штору.

Из-под плинтуса в левом углу, как раз под портретом Амариэ, вывинчивается еще одно существо, как две капли воды похожее на заоконное. Только еще с двумя косичками.

- Ой, ты ведь Финрод, да? Ой, ты такой замечательный, такой замечательный, я тебя больше всех люблю! Ой, а что у тебя этот портрет делает? Это Амариэ, да? Фу, она противная, глупая, она тебя нисколечко, вот нисколечко не ценит! И не любит она тебя вовсе!

Портрет срывается с гвоздя - строго на голову существу. Существо, пискнув, растворяется в воздухе. Поднимаю портрет и улыбаюсь. Спасибо, милая, я тебя тоже люблю. Хоть ты и ушла к маме.

В доме оставаться невыносимо. Из-за шкафа вырывается еще одна "фанатка" - о Эру, вот ведь слово-то! - с радостным воплем: "Финрод! А я - твой глюк!" Спасибо, еще одно слово узнал. Ничуть не благозвучнее первого.

Набрасываю плащ и выскакиваю на улицу. Наверное, с таким облегчением когда-то Мелькор после Века оков выходил из Чертогов Намо. На улице этих "глюков" меньше, и мне удается ускользнуть. За последнее время я в совершенстве овладел наукой растворения в толпе. Бегу хорошо знакомой дорогой. Во всем Амане есть только два места, куда не пролезают эти "фанатки". Но в Чертоги Намо я не хочу - спасибо, был уже один раз. Да и к нему, говорят, в последнее время как-то ухитряются просочиться. Прямо нашествие какое-то! Значит, остается только одно - к Ниенне. У нее вообще никого в доме не бывает. Иногда там отсиживаюсь, когда совсем уж допекут.

Ниенна стоит у окна, перегнувшись через подоконник, и явно с кем-то общается. Услышав мои шаги, поспешно отскакивает от окна и задергивает шторку. Похожа при этом на эльфеныша, пойманного на чужой яблоне. Можно подумать, я не знаю, с кем она там, возле этого окна, которое за границы мира выходит, общалась.

- Госпожа Ниенна, - покаянно развожу руками, - извини, Эру ради…

Валиэ понимающе кивает:

- Просить убежища прибежал? Отдыхай, конечно. У меня, правда, скучно…

Милая, добрая Скорбящая! Каждый раз предупреждает, что у нее тут скучно! Да не скучно у нее - у нее СПОКОЙНО!!! И из-под плинтусов никто не лезет!!!

- Ну ничего себе, - раздается за окном знакомый с детства голос. Ага, я не ошибся. Значит, все-таки наша тихая Скорбящая ведет свои шуры-муры с опальным братцем. Но додумать эту мысль я не успеваю, потому что штора отдергивается с той стороны, и на подоконнике возникают сразу два "глюка".

- Финрод!!! - радостно орут они. - Финрод, а мы…

- Мелькор!!! - рявкает Ниенна.

Нет, вы можете себе представить, чтобы Скорбящая Валиэ, наша добрая, чуткая, сострадательная Ниенна рявкнула?! Я вот тоже не мог. Вижу сейчас это впервые в жизни - и, надо сказать, я в восхищении. Потому что обеих "фанаток" попросту сносит с подоконника. За окном мелькает черная фигура, влекущая "глюков" за шиворот куда-то в пространство. "Глюки" пытаются сопротивляться, но мне даже неинтересно загадывать, чем эти попытки закончатся.

Мелькор возвращается минут через пять. Он без ошейника, без наручников и выглядит вполне бодро. Оглядываюсь на Ниенну. Ай да Скорбящая!

- Ну, спасибо, сестрица, - иронически произносит он, подплывая к подоконнику. - Засветился, как Эарендил в небе. Ну что, Инголдо, он же Финарато, он же Финрод Фелагунд, здравствуй. Давно не виделись.

- Давненько, Вала Мелькор, он же Моргот, он же Бауглир, - улыбаюсь.

- Не все перечислил, - хмыкает он. - Еще Неназываемый, Повелитель Зла и вообще много всего красивого. Что, достали девочки? Не удивляйся. Меня самого достали - спасу нет. В Безвременье - и то лезут толпами. И ведь, что характерно, каждая почему-то первым делом жалеть начинает.

И тут меня прорывает:

- От меня жена ушла из-за них! В каждом углу сидят! Ночью только свет выключишь - тут же толпа со свечками лезет! Амариэ из-за них неврастеничкой стала! А я просто скоро драться начну, не посмотрю, что я эльф вообще-то воспитанный!

Ниенна успокаивающе гладит меня по плечу и ставит на подоконник кувшин и кубки. Дожили, а? На границе мира и Безвременья Финрод Фелагунд и Вала Мелькор за стаканчиком вина на жизнь жалуются!

За спиной Мелькора происходит некое движение. Мы все трое подскакиваем. Если это опять "фанатки"… Да Ниенна просто разгонит нас в разные стороны и от дома откажет лет на тысячу. Она, конечно, чудо милосердия, но даже у Валиэ терпение не безгранично!

К окну медленно приближается какая-то до боли знакомая фигура.

- Ты?! - ахает Мелькор.

- Я, - грустно произносит голос, который последний раз я слышал при весьма и весьма драматических обстоятельствах. Впрочем, это было давно, а сейчас мой тогдашний враг, чует мое сердце, тоже пришел сюда как собрат по несчастью. Что-то мне подсказывает, что я прав. - Здравствуйте…

Из-под черного капюшона нашу маленькую компанию обводят печальные светлые глаза.

- И ты тут, - вздыхает Майя Саурон, кивая мне. - Тьма великая, как же меня достали! Развоплотиться спокойно - и то не дали. Бегает толпа какая-то… Вот вы, умные, не знаете, кто это вообще такие?

- Знаем! - выдаем мы с Мелькором хором. - Они называют себя "глюки"!

- Ага, точно! А еще как-то… слово такое дурацкое… На "Ф"… Говорят, про нас книжки какие-то где-то написаны… Слушайте! Если это так, то Феанору-то каково?! Он же от них даже сбежать не может!!!

И тут нас разбирает смех. Хохочет Мелькор, всхлипываю я, уткнулась в ладони Ниенна. Саурон обводит нас недоумевающим взглядом и вдруг тоже начинает хохотать.

- Прямо беда мне с вами, - Ниенна, все еще посмеиваясь, утирает глаза краешком вуали. - Мало того, что в мои скромные чертоги толпу каких-то полоумных приманили, так еще и комедию тут устроили. Мне, вообще-то, плакать полагается.

- Так ты и плачешь, госпожа, - подхватывает Саурон. - А кому какая разница, от смеха или от горя?.. Слушай, певец! - он оживленно оборачивается ко мне. - Мне тут мысль пришла… Помнишь, как мы с тобой в Тол-ин-Гаурхот дуэтом жизни давали? Аж башня тряслась. Давай что-нибудь для этих "глюков" сочиним, а? Они только появятся, а мы им - песенку! Унесутся впереди собственного визга!

- Ты - гений! - восторженно кричу я. - Как я раньше-то не подумал! Майя Артано, ты гений!

- Растут дети, - Мелькор с отеческой гордостью смотрит на своего ученика.

- Я сейчас! - Ниенна подхватывает юбки и куда-то убегает.

Мы с Сауроном торжественно жмем друг другу руки. Ну, "глюки", теперь держитесь! Вам никогда не приходило в голову, что будет, если Саурон Коварный и Финрод Фелагунд, вместо того чтобы драться, объединят свои усилия?

Прибегает запыхавшаяся Ниенна, размахивая лютней и пачкой бумаги.

И мы дружно устраиваемся на подоконнике сочинять песню, дезавуирующую "фанаток". А что делать, если обычная магия на них не действует?

Амариэ, любовь моя, ты подожди немножко! Честное слово, скоро все будет хорошо, или я больше не Финрод!..

 

 Эннар мой к сожалению единственный персонаж в Средиземье. Зато такой живой! Правда она рыжая, как я... Но картинки не выбирают, их находят.

Когда Рождённые звездой,
Подняли паруса.
Ты мне сказал -Пойдём со мной,
Есть место для тебя.
И словно птицы от земли,
На жемчуге волны.
В безмолвной, радужной дали
Исчезли корабли.
...Пойми, без пения воды,
Без блеска снежных гор,
Без золота степной травы,
Зачем мне Валинор?
А свет на серебре реки,
Как блики по мечу...
Ведь я, дитя своей земли.
Я ей принадлежу!
...Когда Рождённые звездой,
Подняли паруса.
Ты мне сказал -Пойдём со мной
Есть место для тебя...