Говорят, дети капризничают, дети сами не знают, отчего плачут. Это неправда, ну или не совсем. И если бы дети от рождения умели говорить, они бы многое объяснили взрослым.

Моя кроватка, как и тысячи прочих детских кроваток, была огорожена вертикальными деревянными рейками, и я смотрела на мир сквозь эти рейки и раскачивалась, держась за них пухленькими ручонками и изучая, как меняется картина мира при их приближении или удалении. Но приходило время спать, и мама начинала меня убаюкивать. Из самых лучших побуждений она пела мне известную колыбельную:
Баю-баюшки баю,
Не ложися на краю…
Придет серенький волчок
И укусит за бочок…

не подозревая, видимо, о том, что мое воображение уже рисовало картину «Серый волк в поисках жертвы». И когда я, наконец, засыпала, то часто видела продолжение: волк со свалявшейся и торчащей клочьями шерстью, страшный, зубастый, такой, как в мультфильмах, бродил вокруг моей кроватки, жалобно завывая, и норовил просунуть свою страшную волчью пасть со стекающей голодной слюной сквозь деревянные рейки, и клацал зубами, пытаясь дотянуться. Тот факт, что серенький волчок только «укусит за бочок», а не съест целиком, и что для этого надо как минимум лечь на краю, что в моей огороженной со всех сторон кроватке было технически невозможно, по малости лет и разыгравшемуся воображению был мною полностью проигнорирован, и тот волк, что мне снился, был вездесущ и всеяден, и норовил укусить меня за все части тела, и некоторые из них даже откусить.

Я просыпалась и плакала, я рыдала и визжала, я просила вынуть меня из кроватки, но разговаривать еще не умела, и все мои просьбы были истолкованы превратно. Мне предлагалась соска и кашка, кукла и погремушка, одеть потеплее или раздеть, меня с трудом успокаивали и снова пели «придет серенький волчок», и серенький волчок приходил ко мне снова и снова, стоило только заснуть…

Если бы дети умели говорить от рождения… Они бы многое объяснили взрослым!