Татуировка и фотограф

 

Елена Блонди. Татуиро. Homo
Луганск: изд-во «Шико», 2010.


 Помните раннюю повесть Любови и Евгения Лукиных «Каникулы и фотограф»? Незадачливый фотограф, подвизающийся в одном из НИИ, находит способ получать чудесные дары-артефакты из будущего, используя обыкновенную дыру в бетонном заборе. Герой «Татуиро» Витька Саенко — абсолютно такой же фотограф-середнячок и тоже работает в НИИ. Свой чудесный дар Витька получает, набив на теле волшебную татуировку-змейку. Колдовская змея-симбионт (в книге нет такого слова, я упрощаю, а заодно намекаю читателю, что в романе присутствует фантастическое допущение) помогает своему носителю инициироваться, измениться, по-новому увидеть мир, стать гениальным фотохудожником, а заодно не позволяет утопить бесценный Дар-талант в сером болоте повседневности. Книга Елены Блонди о том, как новый, стремительно эволюционирующий эстетически, тончайшим образом теперь ощущающий все нюансы бытия Витька любит, творит и выпутывается из передряг, надрывно-мучительно восходя к своему предназначению.

«Татуиро» — не традиционный дамский роман (хоть оформление обложки вместе с фамилией-псевдонимом автора и работает на подобный имидж), не кондовая «муть фэнтези». Я затрудняюсь определить жанр этой любопытной вещи, сочетающей в себе элементы триллера, любовного романа и мистической феерии. В послесловии к «Татуиро» (автор А.Уморин) писательским способностям Елены Блонди воздаётся должное и даже более. Во многом эти лестные оценки справедливы. Занимательный сюжет, яркий, образный, поэтичный язык, неожиданные стилистические находки... Но как в послесловии, так и в тексте «Татуиро» не обошлось без некоторой претенциозности, перебора с красивостями. Вот Уморин пишет о Блонди: «Кажется, прозу её можно пить, закидывая голову назад, как делают птицы, а женщины, изображённые в книгах её, прекрасны столь, что непонятно, почему любой из бывших с ними не прибивался к двери подъезда их квартир крестом, не приковался к дверной ручке цепями, чтобы никогда уже ни за что ни на шаг». А это — уже сама Блонди: «Наташа смотрела на силуэт. На красивые руки, чуть вывернутые запястья. На бережно подхваченную вырезом белую грудь, резко очерченные линии плеч. На вышивку. Тусклый блеск бронзы, тёмная зелень и пурпурные просверки. Чашечка цветка странной формы, охватившая левую грудь, кажется, чуть сжимает нежное. Захлест стебля под грудью — к талии, рисуя бедро и падая расслабленно вместе с тканью вдоль правой ноги — к самому подолу. Но стебель длиннее, поэтому, изогнувшись, улёгся ещё по нижнему краю платья. Тонкая вытянутая Нина, почти улетая, только тёмный взгляд держится за Наташины глаза». Конечно, ощущение почти неопределимой границы между высоким слогом и вычурностью чрезвычайно субъективно и полностью зависит от индивидуального литературного вкуса читающего. А отделить в тексте Блонди одно от другого непросто... «Солнце висело над линиями крыш мёрзлым кружочком лимона. Несвежий снег пытался блестеть, посвёркивал незатоптанными участками. От ларечка с шаурмой доносились осколки запахов. Казалось, мороз разбивал горячие ароматы жареного мяса и лука на длинные куски, как ломаное камнем стекло. Большая собака с комками ватной шерсти на спине и боках стояла у киоска, держала булку влажного дыхания в раскрытой пасти». Книга переполнена подобными пассажами (использую здесь слово «пассаж» без прилипшего к нему негативного оттенка). Вроде всё замечательно, особенно — морозная «булка влажного дыхания в раскрытой пасти», но чувствуется некий диссонанс, что-то режет слух... «Ломаное камнем стекло»? «Пытающийся блестеть» снег? Или я слишком придирчив? Наверное, оттого придираюсь к частностям, что вижу высокий литературный уровень произведения в целом. Автор по-особенному, фотографически, очень детально видит жизнь, представляя её нескончаемой чередой остановленных мгновений, бесконечной серией снимков-шедевров, видит её глазами своего героя-художника, и энергично, эмоционально, порой даже агрессивно транслирует свою словесную визуализацию читателю.


 Осталось только, чтобы читатель это отчаянное послание принял и оценил.

P.S. Отдельное добавление для автора: слово «кроссовка» пока ещё женского рода…