Пока США и Западная Европа сосредотачивают все усилия на борьбе с расширением Исламского государства, Китай уверенно движется по пути к доминированию в мировой экономике, подобно Америке в послевоенные годы: завоевание иностранных рынков, контроль над развивающимися государствами, все новые проявления либерализма.

Atlantico: Китай идет рука об руку с развивающимися странами Юго-Восточной Азии или же пытается добиться доминирующего положения подобно США, которые в свое время использовали план Маршалла, чтобы взять под контроль экономику европейских стран?

Милен Галар: Нам всем давно пора избавиться от идиллических представлений об экономике, в которых экономические соглашения двух стран представляются как узы дружбы и взаимопонимания. По приходу к власти в 2012 году новый китайский лидер Си Цзиньпин делает больший упор на «мягкой силе». Другими словами, помимо экономических и финансовых связей Китай помогает странам финансировать инфраструктурные проекты и расширяет помощь государствам, в которых у него есть серьезные интересы.

Как и план Маршалла, который запустили США в Европе для противодействия советскому влиянию по окончанию Второй мировой войны, новый инвестиционный банк Китая для финансирования инфраструктурных проектов в Азии послужит главным образом для защиты китайских интересов, облегчения инвестиций китайских предприятий, экспорта китайской продукции и обеспечения снабжения сырьем. Все, разумеется, прекрасно это понимают, и отношениям Китая с государствами региона свойственна дипломатическая напряженность. Примером тому могут послужить территориальные притязания Пекина в Южно-Китайском море, которые не на шутку беспокоят соседние страны. Стабильный рост китайских военных расходов в свою очередь представляет собой отражение «грубой силы», направленной на расширение позиций в регионе. Перевооружение таких стран как Вьетнам, Филиппины и Малайзия, а также реорганизация индийской армии означают, что страны региона на самом деле опасаются господства Китая.

— Кто сейчас главные экономические союзники Китая, которые обеспечивают его положение в мире?

— У Китая нет настоящих экономических союзников в прямом понимании этого слова. В нынешней капиталистической международной системе страны находятся в условиях обоюдной конкуренции и могут устанавливать лишь временные партнерские связи, при которых сильный чаще всего навязывает свои условия слабому, а относительное и неустойчивое равенство экономических сил становится единственной гарантией выгодного обеим сторонам «альянса». Для поздно вышедших на мировой рынок государств, к числу которых относится и Китай, соревновательные условия оставляют немного места для такого сотрудничества, которое, тем не менее, имеет решающий интерес. Как бы то ни было, сейчас Пекин активно развивает связи с азиатскими, африканскими и латиноамериканскими странами, будь то двусторонние отношения или взаимодействие внутри региональных организаций вроде АСЕАН. Кроме того, стоит отметить формирование в 2009 году группы БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), к которой в 2011 году присоединилась ЮАР. Организация нацелена на сближение пяти стран для расширения их роли в международных организациях и выработки общей позиции по международным вопросам (например, потеплению климата после саммита в Копенгагене в 2009 году). Создание Нового банка развития (нацелен на конкуренцию с Всемирным банком в финансировании беднейших государств) в ходе саммита БРИКС в Форталезе в июле 2014 года стало последним большим достижением на этом пути. Как бы то ни было, своим положением Китай обязан главным образом не связям с другими развивающимися странами, а торговым отношениям с Европой и США, которые дают ему огромное положительное сальдо и массовые валютные поступления.

— Как проявляется гегемония Китая с точки зрения территориальных завоеваний?

— С подъемом китайской экономики в международной среде наметилось новое разделение труда: Китай специализируется на промышленном производстве, а развивающиеся страны, с которыми он развивает торговые связи, все больше сосредотачиваются на добыче сырья. Поэтому Пекин расширяет свое присутствие в Африке, Средней Азии и Латинской Америке. Государственные и частные китайские предприятия подталкивают к развитию бизнеса в странах, которые обладают большими запасами сырья и/или подписали соглашения о свободной торговле.

В октябре прошлого года Китай сформировал Азиатский банк инфраструктурных инвестиций для финансирования инфраструктурных проектов в регионе и защиты своих интересов в соседних странах. Хотя в прошлом году страна вышла на первое место по объемам прямых иностранных инвестиций, она сама занимает третье место среди крупнейших инвесторов, что как раз-таки и означает обозначенные вами «территориальные завоевания», которые также находят отражение в растущей китайской диаспоре в развивающихся государствах (если в 2001 году в Африке было всего 100 тысяч китайцев, сейчас там их уже более миллиона).

— Инвестиции за границей, в частности в Африке и Европе, огромная диаспора по всему миру… Позволяет ли все это Китаю купить согласие мира с его политическим режимом и до сих пор сохранившейся непрозрачностью?

— Инвестиции Китая по всему миру (будь то Азия, Латинская Америка или Африка) для облегчения поступлений сырья и экспорта промышленной продукции, а также приобретения существующих предприятий в Европе и Северной Америке нацелены в первую очередь на укрепление экономической мощи Пекина. Что касается финансовых вложений, считается, что на руках у Китая находится 10% американских облигаций и примерно столько же долговых обязательств еврозоны. Все это дает ему определенное дипломатическое воздействие в данных государствах. В то же время Пекин — первый в мире держатель валюты, и только такие инвестиции могут обеспечить ему безопасность резервов, несмотря на их малую прибыльность. Иначе говоря, здесь на первом месте стоят экономические цели, и мне не кажется, что Китай ощущает какую-то потребность купить благосклонность мира к его не слишком-то демократическому режиму. Тот факт, что западные державы внезапно замолкают о правах человека и демократии, когда речь заходит о бизнесе с авторитарным режимом, представляет собой очевидную константу исторических реалий. Удивляться этому было бы наивно.

— Оправдывает ли себя защита внутреннего рынка, в том числе путем создания дополнительных трудностей для иностранных предпринимателей?

— Протекционизм на внутреннем рынке Китая постепенно слабеет, а политика экономической открытости стабильно ширится с 1980-х годов. После вступления Китая в ВТО в 2001 году ограничения иностранных инвестиций радикально уменьшились, превратив страну в крупнейшего их получателя. В этой году правительство пообещало еще наполовину сократить существующие ограничения для иностранных инвесторов.

В некоторых отраслях вроде энергетики, услуг и связи все еще сохраняется высокий протекционистский барьер, тогда как в других, например, в высоких технологиях инвестиции наоборот всячески приветствуются, так как это должно ускорить наверстывание технологического отставания китайского производственного аппарата. К сожалению, такая технологическая открытость еще не позволила Китаю нагнать по технологиям богаты страны, что в частности отражается в доле собранной продукции в экспорте (показатель в 50% сохраняется неизменным с 1990-х годов). В 2009 году Китай стал первым в мире экспортером отчасти благодаря иностранным предприятиям, на которые приходится половина его экспорта. В то же время половина продукции представляет собой результат сборки промежуточных компонентов с высокой добавочной стоимостью, которые выпускаются в таких странах как Япония и Южная Корея. В результате в руках самого Китая остается лишь ничтожная часть самой экспортной стоимости.

— Какие препятствия могут затормозить развитие Китая?

— Помимо острой социальной напряженности, которая связана с растущим с 1980-х годов неравенством, сегодня Китаю приходится иметь дело с серьезными экономическими трудностями, будь то цены на недвижимость и лопнувший спекулятивный пузырь в этом секторе, способная привести к банковскому кризису огромная задолженность предприятий и органов местного самоуправления, более глубокие проблемы в теряющем рентабельность производственном аппарате (мощности становятся избыточными на фоне недостаточного спроса). С учетом всех этих проблем, я, кстати, подробно говорю о них в книге «Карл Маркс в Пекине», экономический рост пошел вниз с 2011 года и достиг в 2014 году худшей отметки с 1990 года (7,4% по официальным данным против в среднем 10% в 2000-х годах). В ближайшие годы ситуация может ухудшиться, и даже в Международном валютном фонде опасаются, что начатая Китаем либерализация финансов может породить быстрый и массовый отток капиталов. А это в свою очередь только обострит указанные выше проблемы…

Милен Галар (Mylène Gaulard) — экономист, преподаватель Университета Пьера Мендеса