Прямо на тротуаре, рядом с автобусной остановкой, уставившись в землю, сидел одинокий мужчина. Некоторые прохожие оглядывались на него, спрашивая себя: кто бы это мог быть? На бродягу мужчина не был похож, хотя был не брит и выглядел довольно неуверенно. Его одежда и обувь были не в самом лучшем состоянии. Мужчина не обращал ни на кого внимания, погрузившись в глубокие размышления.
Он снова и снова вспоминал всю свою прошлую жизнь. В своих воспоминаниях он не был больше голодным бродягой, ночующим под железнодорожными мостами, а опять стал мальчишкой, проведшим свое детство в этом городе. Более двадцати лет назад он родился и рос в маленьком красном кирпичном домике на соседней улице. Этот дом, быть может, уже разрушен. Но, возможно, фиалки еще остались на том месте. Странно, но он очень хорошо помнил эти фиалки. И еще он помнил качели, которые когда-то ему смастерил отец. И дорогу вдоль огорода, по которой он учился ездить на велосипеде. Родители многие месяцы копили деньги, чтобы купить этот велосипед. Спустя десять лет велосипед сменил мопед. Он все реже показывался дома. Он хорошо зарабатывал, и у него появилось много друзей, а родители вдруг стали совсем старомодными. В пивных барах и дискотеках было намного веселее, чем с ними.
Мужчина невольно передернул плечами. Воспоминания об этом периоде его жизни он хотел бы перечеркнуть или хотя бы спрятать как можно дальше; по крайней мере, мысли о том дне, когда маленькие долги выросли в гору долгов, и он поехал за деньгами к родителям. Мать сразу же захлопотала вокруг него, накормила, а отец смотрел на сына такими радостными и любящими глазами, что он не смог огорчить их просьбой о деньгах. Он знал, где у отца лежат деньги, и поэтому, когда родители на мгновение вышли из комнаты, он просто взял нужную ему сумму и ушел.
С этого дня он больше не видел своих родителей. После такого поступка ему уже не хватало мужества вернуться домой и посмотреть в глаза родным. Он уехал за границу, безостановочно переезжая с места на место. Отец и мать ничего не знали о дальнейшей судьбе своего сына и, тем более, о тюремном заключении. Их сын был осужден…
Он много думал о них по ночам в камере. Иногда, в бессонные ночи, когда луна рисовала причудливые фигуры на стенах камеры, он мечтал: «Освобожусь, сразу же поеду домой, к родителям. Если вообще они еще живы… и хотят меня видеть».
После освобождения он устроился на работу в большом городе, но покой не находил. Какая-то неизвестная, неудержимая сила тянула его домой, и он не мог ей сопротивляться. На каждом шагу что-то напоминало ему о маленьком кирпичном домике, о клумбе с фиалками, о качающемся на качелях ребенке, о бегущем из школы юноше…
Ему не хотелось возвращаться домой без единого гроша в кармане, поэтому большую часть пути он прошел пешком или проехал на попутном транспорте.
Ему оставалось совсем немного; всего каких-то тридцать километров, когда его охватило сомнение: какое он вообще имеет право войти в родительский дом? Узнают ли они в нем, в этом опустившемся человеке, того мальчика, своего сына, которого они так любили и кто так жестоко их обманул?
Мужчина купил немного еды и сел под дерево, где и остался сидеть до конца дня. Письмо, опущенное вечером в почтовый ящик, было коротким, хотя писал он его несколько часов. Заканчивалось оно словами: «Я знаю, глупо думать, что вы меня вообще хотите видеть. Но вам решать. Рано утром в четверг я буду на нашей улице. Если вы хотите видеть меня в своем доме, повесьте на окно моей бывшей комнаты белый носовой платок. Если он будет там висеть — я войду, если нет — помашу рукой на прощание старому дому и отправлюсь дальше, в другие места».
И вот он настал, этот четверг. Улица была прямо за углом. По крайней мере, улица еще существовала, но вдруг он перестал торопиться, сел прямо на тротуар и уставился на камни, лежащие под его ногами.
Ну что ж, вечно оттягивать решительный момент нельзя. Может быть, родители уже переселились в другое место? Если на окне не будет белого платка, он зайдет к соседям, спросит у них о родителях и уйдет навсегда. Ему страшно было даже думать о том, что вдруг его родители, все еще живя здесь, не захотят его видеть.
Он с трудом поднялся. От ночлега под открытым небом конечности его застыли. Улицу все еще скрывала сумрачная тень. Он медленно двинулся к старому клену. От него, а это он знал точно, он мог ясно видеть свой дом. Он шел до клена, опустив взгляд к земле.
Зажмурившись, стоял он несколько мгновений под деревом, затем, глубоко вздохнув, медленно открыл глаза. Он посмотрел на другой конец улицы да так и застыл на месте… Его сердце дрогнуло. Лучи солнца осветили дом’, но это не был больше маленький красный домик, а домик, весь увешанный белыми платками. На каждом окне виднелись белые простыни, занавески, покрывала, носовые платки… Красный домик? Он больше был похож на снежный дворец, сияющий в лучах восходящего солнца.
Родители не хотели рисковать и исключили все возможные сомнения в чтении ответа на письмо.
Мужчина заплакал. Сердце его трепетало. Он подошел к крыльцу — дверь была распахнута. http://4-red.ru/
С сайта
Книга «Веришь ли ты?» написана Патрицией Сент Джон. Это одна из глав.
Серия сообщений "Духовное":Берегите душу, она хрупкая.
Часть 1 - Белый носовой платок
Cегодня я нашла полезный сервис для обработки фотографий
