• Владимир Крупин
• Проза

ФИНСКАЯ БАНЯ

 

В 1976 году, будем точными, на нас с Распутиным свалилось предложение поехать в Финляндию на совещание молодых писателей. Я ещё только-только был принят в члены Союза писателей, за границей не бывал. А Распутин ездил. В Болгарию. Но, как говорили: Курица не птица, Болгария не заграница. А тут капстрана. Нам дали прочитать Правила посещения стран народной демократии и стран капиталистических. Всё обычно: избегать знакомств, если они не предусмотрены по программе, и ещё: если в купе отказалось лицо противоположного пола, то требовать перевода этого лица или себя самого в купе, где противоположного пола нет.

Но в нашем купе такового не оказалось. Интересно, что в личных беседах с нами меня, как коммуниста, просили быть идеологически стоящим на позициях компартии, а Распутина, как старшего товарища, но безпартийного, просили помогать мне… в творческих вопросах. С идеологией было понятно. А творчески это как?

- Ты же сам пишешь, в чём тебе помогать? - спросил Валя.

- Может, они боятся, чтоб я чтоб ничего не брякнул. Он расспрашивал о родителях, о родине. А я недавно ездил в Вятку и честно сказал, что живут там не очень. И пьянство есть, и дороги раздрызганы. Говорит: этого не надо, такие вопросы отклоняйте. Если всё-таки спросят, отвечайте: с пьянством боремся, дороги ремонтируем.

Поехали. И были в Финляндии неделю. По нашему мнению, мы ни в чём перед капиталистами не опозорились, не дали в обиду нашу Советскую родину. Могу сказать, что интерес к нам был большой. Встречи были, в газетах о них писали, приёмы устраивали. Мы не дипломаты, на вопросы отвечали искренне. Да и чего там было скрывать. Но, теперь понимаю, что и наши службы нас из виду не упускали. Почему-то же получилось так, что мы на следующие годы: Валя на шесть лет, я на десять были лишены выезда за границу. Может быть, вот эти шутки их зацепили и насторожили. Валя шутил так: «В Орловской писательской организации пятьдесят писателей, а в Царской России там было всего три писателя. Но Советская власть создала все условия для развития литературы, и вот результат. А кто же были эти три писателя? Это Бунин, Лесков и Тургенев». Да. А я на фуршете, держа в руках бокал знаменитого финского пива, автор которого, замечу, русский производитель Синебрюхов, то есть наш человек, указывая на сияющее в стёклах солнце (мы были на застеклённой веранде, наполненной цветением и ароматами растений) сообщил, к радости капиталистов, что, когда мы уезжали из Москвы, то там лил сильный холодный дождь, а здесь вовсю сияет солнце. Значит что? что небеса более благосклонны к капитализму, нежели к социализму.

То есть наговорили. Впали в немилость. Но, по-моему, об этом я уже раньше где-то рассказывал, а вот о финской бане хочется написать. Слухи о саунах проникали в Россию. Такие там сауны финские, а у нас их нет. Может, где-то и есть для больших начальников, но народу слово сауна непривычно. В один из дней нас пригласили именно в финскую сауну. Мы согласились, но, честно говоря, немного переживали: вдруг опозоримся, не вынесем.

Коллектив моющихся был из человек шести-семи. Разделись. Зашли в жаркую парную. Просторно, обделано деревом. Большая печь, на ней открытые раскалённые камни. Рыжий крупный финн плеснул на них. Они со звуком взрыва мгновенно извергли облака горячего пара. Потом ещё плеснул. Сидели на полках. Чтоб не мешать хозяевам, мы забрались повыше. Царило молчание. Переводчика не было. Ещё поддали. Потом распорядитель протянул нам ковш на длинной деревянной ручке, знаком предложив самим плеснуть. Я сидел ближе к нему, взял ковш, зачерпнул полный, и ахнул на молчаливые, но пышущие жаром камни. От такой порции, они прямо взорвались. Некоторые пересели ниже. Я, справедливо полагая, что и Вале надо участвовать в производстве пара, передал ему ковш. Валя проделал то же, что и я, зачерпнул ковшом водички, да и выплеснул её на камни. Эффект был тот же самый.

Финны терпели. Но вскоре стали по одному уходить. И совсем вскоре мы остались одни. И такой у нас произошёл разговор:

— Почему они уходят?

— Может, им надо о чём-то без нас поговорить.

— Давай тогда ещё посидим.

— А чего так сидеть, давай ещё поддадим. У нас в бане по-чёрному зимой, в морозы, дверь примёрзнет, а как ахнешь из ковша больше этого в два раза - дверь отдирает.

Поддали ещё, посидели.

— Ну пойдём. А то неудобно.

Вышли из парной. А они стояли около неё и стали нам аплодировать. Рыжий финн стоял с подносом, на котором всё было. Оказывается, мы побили все их предшествовавшие рекорды. А мы потом ещё пару раз заходили. Уже и камни обессилели и только устало шипели.