Который уж, ну который - март?!
Разбили нас - как колоду карт!

Мы ссорились и расставались, а потом он звонил мне в пятом часу из других городов, месяцами пропадал. Живые цветы умирали от прикосновений, он щурился и играл джаз, надувая губы, своими длиннющими пальцами. Я царапалась ему в дверь, сбивала каблуки, рыща его по подворотням, а находя, проклинала: мы молча встречали рассвет. Он грубил мне и целовал других. А я ходила нецелованная, одевалась в него, в платья, вечная дева. Он был не тем человеком, он боялся ночей, я хотела его обнять. Он целовался страстно, больно, зубами как-то, всасывая всю силу, а я обмякала и блекло под его крыльями, в горечи простыней, длинных ноябрьских ночей, день за днем, молодость без молодости. Он вернулся, обронив только «налей чего». Я вспорхнула с дивана, счастливо следя, как меняется его лицо, как цветут мои щеки, как дрожит грудь, колени, пальцы рук. Все и сейчас хорошо, но я ведь до сих пор проверяю прочность крюка в прихожей.

соседка, ты, конечно, душка, но я хочу твою подружку.

мне давно все равно, кто дарит тебе постоянство

Как южным вечером, тянешь трубку, на пляже ласкаешь берег упругим животом, и самое главное, ребра, ребра. Запах портовых кошек и вечернего вина с искристым песком на зубах, мясо акулы, салаты, салаты, дети бегут. Ты гонзой скрылась под плевой очков, и это море тебя не знает, как и не знает никого до, окуная твою голову в мягкий песок. Какие-то рестораны, пьяная поступь в полтретьего ночи, ча-ча-ча. Едва идешь, волочишь сломанный каблук, наступая на длинную юбку. Какие вечера, и в туфлях моих все еще песок, а в щеках ветер. Девочки на дискотеке, мы курим хэш, и нам весело. Утром ломишься к себе в дверь, а там все люди, но и тем сильнее его образ. Он стоит и смотрит.

Как хочется попасть в Москву на Масленичную неделю, как в "Сибирском цирюльнике" - ухнуть водки, утереться рукавом, накинуть павлопосадский платок, пуститься в пляс, по русски это "za-poi", от Питера до Москвы, от Невского до Арбата, и целовать, целовать.