Тех, кого считают сильным,
Почему-то не жалеют:
Дескать, жалость унижает,
Дескать, жалость ни к чему.
Им положена гитара,
Да еще пустой троллейбус,
Да еще... А впрочем, хватит,
Слишком много одному.

Те, кого считают сильным,
По привычке зубы сжали,
По привычке смотрят прямо
На любой пристрастный суд.
Слабым вдвое тяжелее --
Им нести чужую жалость,
Да еще... А впрочем, хватит --
А не то не донесут.
(с) О.Ладыженский

Вон их сколько, этих "я". И все хотят вернуться. Возвратившись для
других, ощутив под ногами каменистую твердь Итаки, теперь они хотят
вернуться по-настоящему: для себя. Иначе возвращению суждено обернуться
самой долгой и беспощадной из всех разлук. Небо! звезды! птицы и деревья... -
смейтесь над нами! глумитесь! но ответьте: может ли случиться иначе?!
Нет.
Не может.
Над западными утесами болтается неприкаянная звезда. Все прочие звезды
оставили ее, бросили на произвол судьбы во тьме полуночи, и зеленый глаз
отчаянно подмигивает мне: эй! тля-однодневка! видишь ли?! Вижу.
Подмигиваю в ответ. Ты постарела, звезда. Истрепалась. Бахрома лучей
вытерлась, будто кисти ветхого пояса, обреченного истлевать в недрах сундука.
Блеск потускнел. Эй, тля-однодневка! - да-да, это я тебе, моя звезда... И нечего
моргать. Ты же видишь: я молод! прекрасен! силен! Конечно, ты видишь.
Просто не в силах понять: это сегодня превратилось во вчера, или просто тьма
морочит твой колючий взгляд?
Не тьма. Я морочу. Я вернулся, звезда.
Я вернусь.
Так не бывает, моргаешь ты. Бывает. Если ты там, а я здесь - значит,
бывает. Глупо расплескивать мрак удивлением. Еще глупее, чем висеть без
смысла над утесами.
Со стороны моря - тишина. Лишь горестный вздох прибоя: шшшли-
пришшшли... Спрашиваю: вышли? Вышшшли, раболепно соглашается прибой.
Врет, ясное дело. Кличи смолкли, луженые глотки навеки онемели, хлебнув из
Леты. Тысяча врагов убита давным-давно. Тысячи врагов; десятки тысяч.
Может быть, даже сотни. Некому горланить: "Я! убью!..", ибо тысяча друзей
убита тоже. Одинокий колос посреди сжатой нивы, я качаюсь у перил,
опьяненный кислым хмелем возвращения.
Хочешь, я сорву тебя, звезда? Вот сейчас подымусь на небо, шлепая
босыми пятками, и сорву? Тысячу звезд; десятки тысяч. Может быть, даже
сотни. Боишься? Правильно делаешь.
Ладно, свети пока.
Мне двадцать с небольшим, и я скучный человек. Повторяю, как
заклинание: я! скучный! человек!.. Слова теряют смысл, рассыпая его вдоль
дороги хлебными крошками, и недоуменно переглядываются. Что значит "Я"?!
что значит "Скучный"?!
Что значит: "Человек"?!

(с) Г.Л. Олди

Я вспоминаю о вас,
Прежних печалей аванс,
И на гитаре,
Разбитой и старенькой,
Тренькаю медленный вальс.

Кружится все -- раз-два-три!
Тихо и пусто внутри.
Необнаружено
То, что, снаружи, но
Даже свеча не горит.

Гаснет ее фитилек,
Я от всего отдален,
В лапах безверия
В прошлого двери я
Бьюсь, как в стекло мотылек.

С пальца сорвалась струна,
Плакать не хочет она,
Я и гитара -- мы
Кажемся старыми,
В этом не наша вина.
(с) О. Ладыженский

...Ночи плащ, луной заплатан, вскользь струится по халату,
с сада мрак взимает плату скорбной тишиной --

в нетерпении, в смятеньи меж деревьев бродят тени,
и увенчано растенье бабочкой ночной...

Что нам снится? Что нам мнится? Грезы смутной вереницей
проплывают по страницам книги бытия,

чтобы в будущем продлиться, запрокидывая лица
к ослепительным жар-птицам... До чего смешно! --

сны считая просто снами, в мире, созданном не нами,
гордо называть лгунами тех, кто не ослеп,

кто впивает чуждый опыт, ловит отдаленный топот,
кто с очей смывает копоть, видя свет иной!..

...Пес под тополем зевает, крыса шастает в подвале,
старый голубь на дувале бредит вышиной --

крыса, тополь, пес и птица, вы хотите прекратиться?
Вы хотите превратиться, стать на время мной?!

Поступиться вольным духом, чутким ухом, тощим брюхом?
На софе тепло и сухо, скучно на софе,

в кисее из лунной пыли... Нас убили и забыли,
мы когда-то уже были целою страной,

голубями, тополями, водоемами, полями,
в синем небе журавлями, иволгой в руке,

неподкованным копытом... Отгорожено, забыто,
накрест досками забито, скрыто за стеной.

...Жизнь в ночи проходит мимо, вьется сизой струйкой дыма,
горизонт неутомимо красит рыжей хной...

Мимо, путником незрячим сквозь пустыни снег горячий,
и вдали мираж маячит дивной пеленой:

золотой венец удачи -- титул шаха, не иначе!
Призрак зазывалой скачет: эй, слепец, сюда!

Получи с медяшки сдачу, получи динар впридачу,
получи... и тихо плачет кто-то за спиной.

Ночь смеется за порогом: будь ты шахом, будь ты Богом --
неудачнику итогом будет хвост свиной,

завитушка мерзкой плоти! Вы сгниете, все сгниете,
вы блудите, лжете, пьете... Жизнь. Насмешка. Ночь.

(с)О.Ладыженский

Дороги поворот, как поворот судьбы;
я шел по ней вперед -- зачем? когда? забыл!
Надеждам вышел срок, по следу брешут псы;
скачу меж слов и строк,
кричу: помилуй, рок!..
на круг своих дорог вернись, о блудный сын!..
(с) О.Ладыженский

Очень многие хотели б
Родиться позже,
Очень многие хотели б
Родиться раньше,
Но немногие хотели б
Не рождаться вовсе,
А немногие -- ведь это
До смешного мало...
(с) Олди

Насколько все относительно, много ...мало...

ПРОВОЖУ НОЧЬ У МОНИТОРА, РАЗМЫШЛЯЯ О ЛЮБВИ

Миледи, мы немы --
Как будто не мы.
О, Ваши фонемы
Лучом среди тьмы
Смущают умы.

Миледи, мы -- свечи
для Ваших ночей.
Огарок не вечен,
Но, в блеске лучей,
он Ваш иль ничей.

И, в клетчатом пледе,
Под стук кастаньет --
О, где Вы, миледи?!
Молчит Интернет.
Неужто Вас нет?..

(с) O.Ладыженский

...ай, мама!
Догорели, сизым пеплом стали угли; ночь в степи бредет неслышно, чабрецом, полынью пахнет. Ветер гривы заплетает жеребцам, уставшим за день, ветер меж шатров танцует, ай, чявалэ, пляшет ветер... Там, за далью, вторит эхо: пой, гитара! плачь, гитара! смейся! И звенят мониста, рассыпаясь по простору...
Нынче утром встанет солнце.
Нынче утром я не встану.

...ай, нож!
Синей стали. Кони встали вдоль клинка. Видно, в скачке подустали и застыли на века. Бликом возле острия отраженье: я? не я?! -- и мерцают "я-не-я" те, далеко от рукояти.
По изгибу ножевому режет солнце по-живому.

...ай, пыль!
По дорогам, трактам, шляхам, под ногами, сапогами,-- желтой змейкой, малым смерчем; под дождем назвавшись грязью, в летний зной назвавшись смертью, в зимний день назвавшись снегом, только эти все названья -- ложь, обман, умов смущенье, ибо пыль осталась пылью, как судьба судьбой осталась, как жена со мной рассталась -- пыль, сказала, ты дрянная! на зубах скрипишь паскудно!
Ай, ромалэ -- одинок я!..
Пыль...
(с) Олди

Всем скорого наступления вторника)))

...Стенанья роз колеблют небосвод,
Грустит вода, погрязшая в овраге,
Змея течет из-под гнилой коряги
И холм творит немое волшебство.
Пора слагать таинственные cаги
О том, что было живо и мертво,
Трусливо и исполнено отваги,
Вставало твердью из предвечной влаги,
Считалось всем, взойдя из ничего,
Пора уйти в глубины естества
И научиться складывать слова,
Как складывали их былые маги.
Граница меж мирами -- лист бумаги,
Последняя строка всегда права,
Вот двор, трава, и на траве дрова,
И не болит с похмелья голова,
Дурман осенних туч пьянее браги,
Засиженное мухами окно
Откроется меж буднями и сном,
И ты не вспомнишь: порванные флаги,
Огонь, тела... и черное пятно
Над нами.
Над тобой и надо мной.
(с) Олди

Мы здесь ходили. Я, как пленник,
Молчал и слушал.
Фонтаны, лестницы, аллеи,
Покой нарушен.
И в память болью отраженной
Свежо и сильно
Врезалась крона листьев желтых
На небе синем.

Мы здесь ходили. Город мокнет,
В нем ты осталась.
Сменился неба цвет глубокий
Холодной сталью.
Картину, как бы ни просили,
Нельзя продолжить.
Тускнеет желтое на синем,
Ушел художник.

Мы здесь ходили. Листьев росчерк,
Пустая полночь.
Остановись, мгновенье! Впрочем,
Я все запомнил.
И неожиданным мессией
В ночи всесильной
Приходит желтое на синем.
За все -- спасибо.

(с) О.Ладыженский

З.Ы. В отпуск хочу...

...

- Ты написал очень грустную сказку, - сказала жена, привычно
отбрасывая упавшую на глаза прядь волос.
Мастер улыбнулся.
- В следующий раз обязательно напишу веселую. В некотором царстве, в
некотором государстве... Обязательно.
Он знал, что не напишет. И что сегодня ночью будет кричать во сне, и
уйдет на кухню, и заварит густой дымящийся чай, медленно переливая его из
чайника в чашку и обратно, пока терпкий запах не растворит сонную тяжесть
сознания...
Пряный пар поднимался над шершавыми горячими краями чашки, обжигая
ладони, туманя зеленый прямоугольный камень на безымянном пальце, с
искусно вырезанной странной башней, напоминающей исполинский гриб - и
равнодушное солнце нависало над зеленью, медью, охрой, кармином изрытой
равнины, солнце свирепое, солнце грозящее, бога, в пространствах идущего,
лицо сумасшедшее... Зелень, медь, охра. Ты привстал и раздвинул шторы
окна. Солнце, сожги настоящее во имя грядущего, - но помилуй прошедшее!..
Крупные капли ударили по подоконнику. Пошел дождь.

(с) Олди "Витражи патриархов"

МНЕ СНИЛОСЬ...

I

Мне снился сон. Я был мечом.
В металл холодный заточен,
Я этому не удивлялся.
Как будто был здесь ни при чем.

Мне снился сон. Я был мечом.
Взлетая над чужим плечом,
Я равнодушно опускался.
Я был на это обречен.

Мне снился сон. Я был мечом.
Людей судьей и палачом.
В короткой жизни человека
Я был последнею свечой.

В сплетеньи помыслов и судеб
Незыблем оставался я.
Как то, что было, есть и будет,
Как столп опорный бытия.

Глупец! Гордыней увлечен,
Чего хотел, мечтал о чем?!.
Я был наказан за гордыню.
...Мне снился сон. Я БЫЛ мечом.

II

Мне снился бесконечный путь,
Пронзающий миры.
И в том пути таилась суть
Загадочной игры,
Игры, чьи правила -- стары,
Игры, чьи игроки -- мудры,
Они не злы и не добры...
И я кричал во сне.

Мне снился обнаженный меч,
Похожий на меня,
И яростно-кровавый смерч
Взбешенного огня,
И бились о клинок, звеня,
Копыта черного коня,
Что несся на закате дня...
И я кричал во сне.

Мне снилась прожитая жизнь --
Чужая, не моя.
И дни свивались в миражи,
Как сонная змея.
И шелестела чешуя,
Купался лист в воде ручья,
И я в той жизни был не-я...
И я кричал во сне.

III

Стояли двое у ручья, у горного ручья,
Гадали двое -- чья возьмет? А может быть -- ничья?
Стояли двое, в дно вонзив клинки стальных мечей,
И тихо воды нес свои израненный ручей...

Стояли два меча в ручье -- чего ж не постоять?
И отражал, журча, ручей двойную рукоять,
И птиц молчали голоса, и воздух чист и сух,
И упирались в небеса вершины Сафед-Кух,
Вершины Белых гор...

Но нет мечей, есть лишь ручей -- смеясь и лопоча,
Несется он своим путем, своим Путем Меча,
Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,
В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор...

Легенды -- ложь, легенды врут, легенды для глупцов,
А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
И нет начала, нет конца у этого кольца,
Как рая нет для подлеца и меры для скупца...

Мне снился сон. Спроси -- о чем? Отвечу -- ни о чем.
Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
Я был грозой и летним днем,
Прохожим и его плащом,
Водою и огнем...

(с) Олди, "Путь меча"

О, где лежит страна всего, о чем забыл?
В былые времена там плакал и любил,
там памяти моей угасшая струна...
Назад на много дней
мне гнать и гнать коней --
молю, откройся мне, забытая страна!..

Последняя любовь и первая любовь,
мой самый краткий мир и самый длинный бой,
повернутая вспять река былых забот --
молчит за пядью пядь,
течет за прядью прядь,
и жизнь твоя опять прощается с тобой!..

Прости, красавица, и не вини поэта,
Что он любовь твою подробно описал!
Пусть то, о чем писал, не испытал он сам --
Поверь, он мысленно присутствовал при этом!

Мы здесь ходили. Я, как пленник,
Молчал и слушал.
Фонтаны, лестницы, аллеи,
Покой нарушен.
И в память болью отраженной
Свежо и сильно
Врезалась крона листьев желтых
На небе синем.

Мы здесь ходили. Город мокнет,
В нем ты осталась.
Сменился неба цвет глубокий
Холодной сталью.
Картину, как бы ни просили,
Нельзя продолжить.
Тускнеет желтое на синем,
Ушел художник.

Мы здесь ходили. Листьев росчерк,
Пустая полночь.
Остановись, мгновенье! Впрочем,
Я все запомнил.
И неожиданным мессией
В ночи всесильной
Приходит желтое на синем.
За все -- спасибо.
(с) О.Ладыженский

ДВА БЕЙТА ЗАДУМЧИВОГО БЕДУИНА
(по мотивам украинской народной песни
"Чому я не сокiл, чому не лiтаю?")

Я стою, уставясь в небо, всей душой мечтая: мне бы
Словно ястреб, словно небыль, птицей мчаться в небесах!

Но не птица я, не ястреб... Судный День! -- коль грянул час твой,
Почему усердной пастве крыльев не ссудил Аллах?!

СОНЕТ ПРО "ДА" И "НЕТ"

Никто, нигде, никак и никогда.
Заложник отрицательной частицы,
Я начинаю мерзко суетиться,
Оставшись на границе с "нет" и "да",

Горит в огне закатная слюда.
Готовятся кричать ночные птицы.
Все беды спят. Моей беде не спится.
Беда идет, торопится сюда.

Ее шаги текучи, как вода,
И взгляд ее острей вязальной спицы.
Допив коньяк, жую остатки пиццы,
А в небе загорается звезда.

На склоне дня не удержать рукой
Предчувствие, надежду и покой.

...отдавал себе отчет
И в словах и в поведенье,
Но взаймы ни Бог, ни черт
Не давал ни разу денег,
Переигрывал судьбу,
Мог любить и ненавидеть,
В белых тапочках в гробу
Никого не тщился видеть,
Мог играть и без струны --
Дескать, вывезет кривая --
И терпеть не мог войны,
Потому что убивают.
...отдавал себе отчет
В сроках жизни и дистанций,
Выпал нечет или чет --
Все равно. Он отчитался.
(с) Олди

...Стенанья роз колеблют небосвод,
Грустит вода, погрязшая в овраге,
Змея течет из-под гнилой коряги
И холм творит немое волшебство.
Пора слагать таинственные раги
О том, что было живо и мертво,
Трусливо и исполнено отваги,
Вставало твердью из предвечной влаги,
Считалось всем, взойдя из ничего,
Пора уйти в глубины естества
И научиться складывать слова,
Как складывали их былые маги.
Граница меж мирами -- лист бумаги,
Последняя строка всегда права,
Вот двор, трава, и на траве дрова,
И не болит с похмелья голова,
Дурман осенних туч пьянее браги,
Засиженное мухами окно
Откроется меж буднями и сном,
И ты не вспомнишь: порванные флаги,
Огонь, тела... и черное пятно
Над нами.
Над тобой и надо мной.

О, розы алые в хрустальных гранях вазы --
Закат в плену.
Меняю речи звук, меняю пошлость фразы
На тишину.

Меняю лепет дней, меняю гул эпохи
На краткий миг,
В который, как в ладонь, я соберу по крохе
Весь этот мир.

Меняю дар судьбы, удар судьбы меняю
На плач вдали.
О, я ли вас пойму? поймете вы меня ли?!
Поймете ли...