ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ

 

1.1. Многообразие человеческой
эволюции

 

            Сознание
своей особости и уникальности, по-видимому, изначально заложено в природе
человека и ощутимо помогает в повседневной жизни как индивидууму,
так и человечеству в целом.

            Человек
осознает себя как нечто отдельное, обособленное от его соплеменников - точно
так же, как человечество осознает себя, как нечто бесповоротно выделенное из остальной
живой природы и потому якобы независимое от нее. Всякое напоминание о сохраняющемся
единстве и зависимости вызывает волну инстинктивной паники и стремления
подтвердить поставленную под сомнение независимость, разорвав еще уцелевшие
связи – как с природой, так и собственными соплеменниками и соотечественниками.

            Как
хочется отличаться! Как хочется вырваться из толпы мириадов безвестных и безымянных
предков и современников, в неузнанном молчании стекающих в небытие и безвестность.
Как хочется согреться в беспощадном равнодушии истории сознанием своей исключительности,
- а еще лучше исключительности заслуженной...

            Этому
чувству не стоит поддаваться. Надо быть скромней.

            Наиболее
разумное отношение к натужной пропаганде исключительности своего времени
случилось продемонстрировать перед лицом потомков Джеку Кеннеди, который, нежась
в ванне и регулируя ногой кран горячей воды, следующим
образом резюмировал одному из своих советников доклад другого: «Он сказал, что
сейчас в мире происходит шесть революций. Первая - революция растущих ожиданий, а остальные пять я не запомнил» ([2]).

            Равнодушие
к действительно революционным изменениям, проявленное самым динамичным лидером
самой динамичной страны мира не когда-нибудь, а на первом и наиболее
впечатлившем человечество пике ускорения научно-технического прогресса, - достойный
апокриф всей нашей цивилизации. Ибо в истории человечества нет ничего более постоянного,
чем изменения, открытия и возникновение каких-то явлений в первый раз.

Прошлое кажется монолитом, застывшим в
далекой незыблемости, - но почитайте, почитайте воспоминания современников: они
были наполнены постоянными и неизменно остро воспринимаемыми переменами. Из
нашего исторического далека они кажутся нам незначительными,
- но для своего времени были серьезными и переживались весьма глубоко. Жизнь
неуклонно, день за днем не только ставит, но и ставила перед живущими
все новые и новые проблемы, решение которых требовало решительного обновления
даже самого инертного, что только есть у человека, - его сознания.

            Самый
ранний из древнеегипетских памятников письменности - страстная жалоба на
молодежь, отвергающую общепринятые традиции поведения и мышления и совершающую поэтому многочисленные ужасные и бессмысленные
ошибки.

            И
сегодня, терпя поражения и потери, по привычке и традиции обрекая себя и своих
близких на не всегда неизбежные лишения, мы не права оправдываться
уникальностью своей эпохи и исключительной якобы сложностью своих проблем. Не
только потому, что это деморализует нас, но и потому, что это неправильно.

Каждый из нас живет в рутинное и
обыденное время планетарных бурь и принципиальных переворотов, время мучительного
пересмотра традиционных ценностей и решительного отказа от выработанных
поколениями привычек. Не от всех - но тех, что остаются в неприкосновенности,
мы ведь и не замечаем.

            Мы живем
в этом стремительно и неумолимо меняющемся времени с тех самых лет, когда два
наших предка - один в Сахаре, а другой в пустыне Гоби (а может быть, все-таки
только в Гоби) - взяли в лапы первые булыжники и совершили с ними нечто осмысленное.
(Справедливости ради стоит уточнить, что некоторые археологи ведут начало современного
человечества все же не от труда, но от удовольствия, - от первого полового
акта, совершенного вне периода течки –
см. ЛЮСИ).

            С тех
пор процесс изменений идет постоянно - и с нарастающей скоростью. Это почувствовал еще Гете, без малейших колебаний
отправивший своего героя в ад за одно только пожелание остановить прекрасное
мгновенье, то есть замедлить ускорение изменения человечества.

            Пора
привыкать.

Пора привыкать к собственной
изменчивости и к тому, что в исключительности, пусть даже и собственной, нет,
строго говоря, ничего, заслуживающего внимания - не говоря уже о гордости.

            Всякая
исключительность естественна и обыденна, потому что каждое из следующих друг за
другом изменений глубже, быстрее и необычнее предыдущего. Каждый шаг человечества
вперед, каким бы робким он ни был, делается не в неподвижном пространстве закованной
в учебники истории, но по разгоняемому им самим многоярусному эскалатору прогресса.
Сначала это только биологический прогресс, затем - технический и социальный, к
которым, вероятно, уже в обозримом будущем добавятся еще многие другие виды
прогресса, которым еще только предстоит неудержимо понести нас во все более и
более неведомое.

            И это
неведомое образует такую же рутину и обыденность, как известная Вам до последней
точки квартира или работа.

            Привыкайте: чем больше Вы знаете и умеете, тем с большим
неизведанным и тем более внезапно Вы обречены
сталкиваться нос к носу в темном подъезде своей повседневности. Именно поэтому
большинство мудрецов, не говоря уже о творцах, истово верит в бога: бог для
человека - это то самое неведомое, с которым он непосредственно соприкасается и
которое непосредственно и повсеместно, хотя пока и непознаваемо, влияет на его
жизнь. Вера в
бога, даже истовая, отнюдь не подразумевает терпимого отношения к церкви. Религиозность
шире воцерковленности: бога принимает значительное количество людей, не
приемлющих церковь за безнадежно мирские цели, которые та преследует, и за
столь же мирские (мягко говоря) методы, которые она использует.

Неразумно
винить в этом церковь, за исключением совсем уж вопиющих случаев, так как она
является не только духовным, но и общественным институтом. Соответственно, она
вынуждена действовать не только в духовной, но и в остальных сферах
общественной жизни, - в том числе и в тех, правила и требования которых прямо
противоречат правилам и требованиям духовной жизни. Это тот самый случай, про
который сказано: «Если ты не будешь заниматься политикой, политика займется тобой».

Внутренне
противоречивое положение церкви и его негативные последствия необходимо как
учитывать, так и прощать, то есть понимать, что указанные последствия и даже
пороки являются хотя и сглаживаемыми, но до конца не
искоренимыми иначе как вместе с самой церковью или иным институтом,
выполняющим соответствующую (преимущественно компенсаторную) общественную
функцию.

В
общем, как сказал один из великих российских адвокатов, защищая проштрафившегося священника: «Всю свою жизнь этот человек
занимался тем, что прощал ваши грехи. Простите и вы ему – хотя бы
один-единственный раз».

 

            Человечество
меняется все больше, все быстрее и все по большему числу направлений.
Человечество меняется, используя сам технический прогресс преимущественно как
инструмент этих изменений, как костыль для все большей и большей - не только скорости изменений, но и,
что принципиально важно, их вариативности.

            Теория
эволюции учит: рост числа вариаций является весьма убедительным признаком
достаточно серьезных изменений уже в близком будущем. Романтики говорят о «предчувствии»
видом изменения среды обитания и повышении им своей изменчивости ради повышения
вероятности приспособления, классики указывают на реакцию вида на незаметные
сторонним наблюдателям изменения окружающей среды, лишь позднее выходящие «на поверхность»,
статистики порой отмечают, что грядущие изменения сами в значительной степени
становятся результатами повышения степени разнородности вида. Однако нас в данном
случае интересует чисто практический аспект этих умозаключений.

Повторим его еще раз: рост числа направлений изменений вида предвещает
качественный скачок развития, переход его в новую плоскость, новое измерение.

            О каких
же направлениях изменений человеческого вида может идти речь сейчас?

            По
степени увеличения скорости соответствующих видов изменений следует выделить прежде всего биологическую, социальную и
технологическую эволюции, существующие бесспорно, а также эволюцию массового и
индивидуального сознания, сам факт существования которой требует если и не
убедительного доказательства, то во всяком случае более тщательного, чем это
возможно в рамках данной работы, описания и исследования.

            Следует сразу же оговориться, что
единообразное описание столь различных типов развития вполне оправдано, так как
они, как и все развитие в целом, определяются едиными законами диалектики (и ее
математического воплощения – синергетики). В частности, законы эволюции -
законы приспособления изменчивых целостных структур (не важно, каких конкретно)
к внешней среде ради своего сохранения и продолжения - несмотря на свою значительно большую специфику, также оказываются едиными
практически для всех эволюционирующих явлений, вне зависимости от их отношения
к живой, неживой или даже «второй» - искусственно созданной - природе.
(Достаточно указать на тот парадоксальный факт, что параметры изменчивости, рассчитанные,
например, для существующих типов металлорежущих станков, вполне соответствуют
тем же параметрам живых организмов).

 

 

1.2. Биологическая
эволюция

 

            Первый и
наиболее, если можно так выразиться, «естественный» вид изменений человека -
его биологическая
эволюция, наиболее длительный и изученный (хотя и по-прежнему во многом
оспариваемый) процесс. Вместе с тем почему-то принято считать, что с началом
совершенствования орудий труда, то есть технологической эволюции, биологическая
эволюция человека прекратилась.

Непростительная самонадеянность! - как
будто простое выделение человека из остальной живой природы, вызванное
появлением орудий труда, способно само по себе отменить или
по крайней мере компенсировать воздействие на него значительно более глубоких и
масштабных естественно-природных законов.

Да, действительно, с началом
технологической эволюции эволюция биологическая неуклонно теряла свою
значимость как фактор выживания человека в меняющейся внешней среде. Вместо
того, чтобы медленно и мучительно менять себя,
неосознанно приспосабливая свой биологический облик к внешним требованиям
природы, человек начал значительно более осознанно и, соответственно, быстро
менять саму эту природу, приспосабливая ее к своим потребностям при помощи все
более мощных орудий труда. Однако это приспособление не носит и не может носить
абсолютно полного характера. Поэтому влияние природы на человеческий вид
по-прежнему остается причиной его эволюции, пусть даже и опосредованной
осознанным вмешательством человека в состояние этой природы.

Биологическая эволюция человека
продолжалась и продолжается - достаточно обратить внимание на изменение
среднего роста, мышечной массы и телосложения людей разных эпох. Однако
биологическая эволюция мало заметна для самого человека, так как сроки даже
самых незначительных изменений, как правило, существенно превышают сроки его
жизни. Как всякое естественное (то есть стихийное) изменение сложного
биологического вида, она идет очень медленно.

С началом совершенствования орудий
труда возникло человеческое общество, и эволюция человека получила качественно
новые - технологическую и социальную - составляющие. Развитие технологий и
подталкиваемое им изменение общественных структур шло уже на порядок быстрее
биологического, и потому последнее стало незаметным по сравнению с ним, как бы
«ушло в тень».

Здесь мы впервые сталкиваемся с
принципиально важным для рассмотрения развития эффектом «относительности времени». С точки зрения протяженности эволюции человека как биологического вида
последние пять тысяч лет непрерывной письменной истории являются
совершенно незначительным сроком, не заслуживающим даже беглого упоминания. Для
развития же технологий и социальных структур это подлинная вечность, за которую
успевали возникнуть, разрушиться и воскреснуть - и нередко по несколько раз - высокоразвитые
цивилизации, претерпевавшие глубокую и разнообразную эволюцию.

            Таким
образом, на самом деле биологический прогресс не прекратился: мы не замечаем
его потому, что, во-первых (и как отдельные люди, и как целые общества) живем недостаточно
долго, и, во-вторых, наше внимание отвлекают более быстрые, более насущные и
более серьезно влияющие на нас изменения - в первую очередь общественные.

Более того - как представляется, по
мере совершенствования орудий труда биологическая эволюция человека весьма
существенно ускорялась и ускоряется по сравнению с неразумной частью живого
мира. Ведь активное применение орудий труда оказывает дополнительное влияние и
на самого человека - как непосредственно, так и через средне- и долгосрочное
влияние на него природы, измененной им же самим в соответствии с его краткосрочными
нуждами.

Классическими примерами, уже очевидными
на сегодняшний день, представляются:

·        
акселерация, вызванная, как полагают, массовым
употреблением алюминиевой посуды (и практически прекратившаяся после адаптации
человека к ее воздействию);

·        
снижение иммунитета из-за изменения (отнюдь не только
путем вульгарного «загрязнения») окружающей среды;

·        
последствия резкого изменения образа жизни, стрессов и
использования недостаточно проверенных медикаментов и их комбинаций (не говоря
уже о пищевых добавках и генетически измененных продуктах).

Существенно, что долгосрочные (то есть
оказывающие влияние на несколько поколений
вперед) результаты сочетания перечисленных факторов друг с другом, как правило,
не только по-прежнему остаются terra incognita, но даже не
являются в настоящее время объектами систематических комплексных исследований.

            Нельзя
забывать и о сознательном подстегивании человеком
своей биологической эволюции. Наглядным выражением того, как технологическая эволюция
ускоряет биологическую, служит генная инженерия. Красивые
слова о моральных ограничениях в данном случае не несут содержательной
нагрузки. «Нравственность» человечества как целого проявляется почти
исключительно в сожалении о поступках, которые признаются им безнравственными,
и в стремлении скрыть эти поступки и даже забыть о них, но ни в коей мере не в
воздержании от них, если они диктуются материальными интересами, в том числе и
сиюминутными.

В частности, в отношении прогресса
технологий для человечества как целого никаких моральных ограничений не
существует и, по-видимому, не может существовать в принципе. Ведь абсолютный
приоритет технологического прогресса над всеми остальными интересами и представлениями
исторически был прямым условием выживания человечества как биологического вида,
категорическим условием успеха в конкуренции между различными человеческими
обществами (то есть во внутривидовой конкуренции) и, вероятно, приобрел характер
своего рода условного рефлекса.

С этой точки зрения технологический
прогресс является для человечества значительно более категорическим
императивом, чем для отдельного человека - так называемые первичные
индивидуальные потребности (в любви, власти и деньгах). Случаи добровольного отказа от них отдельных односторонне развитых
личностей известны и достаточно многочисленны; случаев же отказа от совершенствования
технологий целых человеческих обществ (после индейцев Центральной Америки и
отдельных полинезийских племен, для которых этот отказ был опять-таки
технологически обусловлен) история практически не знает.

Поэтому мы
можем быть уверенными в том, что в то самое время, когда в Великобритании
полусумасшедшие «зеленые» взрывают медиков, смеющих ради спасения людей ставить
опыты на лабораторных крысах, где-то в значительно более близких и фешенебельных
местах, во всех этих Лос-Аламосах и Горках-17 отнюдь не менее сумасшедшие высоколобые
наверняка занимаются - одни улучшением биологической породы homo sapiens’а, другие - генетическим оружием,
поражающим только избранные народы или же только внуков жертв применения, третьи - наделением человека принципиально
новыми качествами, «по недосмотру природы» отсутствующими у него вовсе или же
существующими в зародыше.

            Таким образом, человек в силу своей
разумности является единственным видом живых существ, для которого изменения,
определяющие его биологический облик, носят уже не столько внешний, сколько внутренний характер. Биологическая
эволюция человека уже сегодня в неизмеримо меньшей степени определяется
внешними для него как вида, чем внутренними условиями - технологиями и
социальной структурой, активно и почти беспрепятственно преобразующими в
соответствии с его потребностями уже не только внешний для него мир, но и его
самого.

 

 

1.3.
Технологический прогресс

 

            Появление
уже следующего после биологической эволюции типа развития - технологического
- полностью заслонило от человека процесс его собственного изменения, сделало
биологическую эволюцию производной от других, значительно более быстрых видов
человеческой эволюции.

            При этом
следует сразу же подчеркнуть, что, говоря о влиянии технологий на общество, мы
тем самым автоматически рассматриваем только господствующие технологии, носящие
не просто массовый, но преобладающий в данном обществе характер. Поэтому отдельные,
«точечные» технологические достижения (типа северокорейских баллистических
ракет, южноафриканской атомной бомбы или российских компьютерных разработок),
не влияющие на состояние соответствующего общества в целом, не представляют для
нас существенного интереса.

Более того: производственные технологии
важны с этой точки зрения не сами по себе, но лишь в их взаимообусловленном
соединении с соответствующими им технологиями управления, в том числе
управления обществом.

            Технологический
прогресс, будучи следующим этапом развития после
прогресса биологического, увеличил число направлений эволюции человека,
расширив как его собственные масштабы, так и масштабы происходящих с ним
изменений. С одной стороны, это расширение носило качественный характер и шло
путем формирования и структурирования общества и начала социальной эволюции. С другой - оно было количественным и выражалось в увеличении
масштаба влияния человека на всю Землю и ускорением за счет этого влияния уже не
только собственной биологической эволюции человека, но и эволюции всей биосферы
планеты как единого целого.

Технологическая эволюция человека стала
движущей силой не только социальной, но и биосферной эволюции (и являющейся ее
частью биологической эволюции человека) подобно тому, как раньше ее движущей
силой были преимущественно космические и тектонические явления.

Важно что
воздействия человека на окружающую среду уже не гасятся и не поглощаются ей, а
немедленно «возвращаются» человеку в виде соответствующих природных реакций.
Это значит, что «экологический демпфер» исчерпан: человечество стало столь большим,
что масштаб его влияния на природу совпал с масштабами самой природы. Человек
вырос настолько, что стал одной из природных сил - не только изменяющей каждую
из остальных и процесс их взаимодействия, но и прямо зависящей от них.

Следовательно, антропогенная нагрузка
на биосферу приближается к своему пределу: ее дальнейшее механическое
наращивание может привести к непредсказуемым обратным реакциям, в том числе и в
результате дестабилизации или даже слома сформировавшихся механизмов
поддержания экологического равновесия.

С этой точки зрения заслуживают
внимания гипотезы, по которым нарастающие во всем их разнообразии проблемы
человечества (от ухудшения наследственности до роста международной
напряженности), равно как и появление новых направлений его развития, в
значительной степени являются результатом стихийного торможения со стороны
биосферы его линейно-поступательного развития, близкого к исчерпанию своих
возможностей.

Поэтому дальнейшее качественное
развитие человечества может происходить путем уже не столько усиления
антропогенной нагрузки на биосферу, сколько изменения направления его движения,
при котором прогресс уже не будет связан с увеличением масштабов этой нагрузки,
а может быть, будет сопровождаться и ее уменьшением. Сегодня этим изменением
представляется изменение предмета труда человечества, переориентация его усилий
с изменения окружающей среды на свое собственное изменение (чтобы не сказать «самосовершенствование»).

Помимо технологий формирования
сознания, направлением усилий такого рода представляется социальная инженерия,
то есть усилия общества по совершенствованию его собственного устройства, его
внутренних структур.

            Таким образом, уже следующий шаг
после чисто биологической эволюции - появление эволюции технологий -
качественно усложнил картину развития человека.

 

 

1.4. Социальная
инженерия

 

            Совершенствование
орудий труда создало принципиально новое, невиданное ранее явление -
человеческое общество и, соответственно, социальную эволюцию. С другой стороны,
под действием технологической и социальной эволюции человек стал главным действующим
лицом развития биосферы, ускорив и разнообразив как
ее, так и свое собственное (в том числе биологическое) развитие.

            При этом
характер взаимодействия между сформировавшимися типами эволюции -
биологической, технологической и социальной – не только усложнился, но и, в
свою очередь, также подвергается изменениям. Достаточно указать на нашу
привычку к тому, что прогресс технологий лежит в основе прогресса общества и
является, таким образом, движущей силой социальной эволюции.

            С
традиционной точки зрения социальные структуры, хотя и являются результатом
развития технологий, более инерционны и менее гибки. Именно тяготением к
косности объясняется то, что обновление социальных структур, вызываемое
технологическим прогрессом, идет, как правило, в форме разрушительных революций.

            Однако в
последние полвека «привязка» социальных структур к технологиям стала
значительно менее однозначной, чем раньше. Социальные структуры, по крайней мере развитых стран, в целом смогли, как это наиболее убедительно
видно на примере современного американского общества, приспособиться к
стремительной смене технологий. Они научились
воспринимать саму эту постоянную смену как некое постоянство более высокого
уровня, в результате чего даже самый стремительный технологический прогресс
не вызывает (по крайней мере, до определенных пределов) в социальной сфере
существенных напряжений, свидетельствующих о потребности в каких-либо заметных
изменениях.

            Данное
приспособление социальной структуры к обновлению технологий произошло за счет
нового увеличения числа направлений эволюции человечества: очередное увеличение
масштаба технологической эволюции еще раз качественно расширило сферу влияния технологий, включив в нее (уже в третий раз
- после общества и биосферы) индивидуальное
и общественное сознание.

            В самом
деле, социальная структура определяется не только технологиями, но и в очень
большой степени общественным сознанием. По крайней мере
до 20-х годов ХХ века эта закономерность не имела существенного значения, так
как общественное сознание складывалось в основном стихийно, под воздействием
технологий, обеспечивающих его необходимую изменчивость, и культурных традиций,
обеспечивающих необходимое постоянство (в биологической эволюции аналогичные
функции выполняют изменения внешней среды и устойчивость генотипа).

            Однако
нарастающее ускорение технологической эволюции, предъявляющей все новые и новые
требования к системам управления обществом, создало серьезную угрозу для
социальных структур. Слишком быстрое изменение базовых технологий сминало
структуру более инерционного и не поспевающего за техникой социума, что грозило
окостенением в уродливых формах, тормозящих технологический,
а с ним и все остальные формы прогресса, - с неизбежной болезненной революцией,
грозящей крахом и поражением в международной конкуренцией. (Нечто подобное
произошло в СССР и других авторитарных обществах; пример из повседневной
«биологической» жизни - неправильное срастание перелома, ограничивающее
подвижность, а с ней и жизнеспособность всего организма.)

Задачи социальной стабилизации в
условиях ускорения технологической эволюции потребовали от общества способности
управлять уже не только внешними явлениями, связанными с биосферой, но и
явлениями внутренними, связанными с индивидуальной деятельностью человека и
человеческих групп.

            Выходом
стало очередное расширение сферы применения главного инструментария
человечества - технологической эволюции. После биосферы ее влияние
распространилось сначала на организацию самого общества и структуры его
управления, а затем - и на формирование его сознания. При этом рационализация
систем управления обществом (которые, строго говоря, являются системами его
самоуправления, если не контролируются извне) оказалась лишь промежуточной
ступенькой к рационализации общественного сознания: ее использование было
вызвано временной недостаточностью технологий, не позволявших формировать
сознание непосредственно, и стало затем инструментом преодоления этой недостаточности.

            Прямое
воздействие на собственное сознание означает качественно новый шаг в развитии
человечества, открывающего принципиально новое направление своей эволюции - эволюцию
сознания или, если позволительно так выразиться, ментальную эволюцию.

            Данный
шаг представляется главным на сегодняшней день содержанием продолжающейся
информационной революции. Рассмотрению последствий этого качественно нового
результата и направления развития технологий и посвящено данное исследование. В
настоящем параграфе, носящем в отношении этой революции вводный характер, имеет
смысл лишь бегло перечислить важнейшие направления нового типа эволюции:

·        
Принципиальное изменение самого механизма восприятия мира
не только отдельным человеком, но и обществом в целом, так как это восприятие
формируется глобальными средствами массовой информации с использованием
информационных технологий. Последние в полной мере учитывают, что, по крылатому выражению кинорежиссеров ([3]), «картинка
сильнее слова» (сравните с ленинским «Из всех искусств для
нас важнейшим является кино»). На практике это означает начало постепенного
отказа от второй сигнальной системы - восприятия слова, связанного с логикой
как с преобладающим типом мышления, и перехода к восприятию целостных образов,
связанного с непосредственным воздействием на чувства. (До информационных
технологий такое восприятие существовало в искусстве, преимущественно в музыке,
и в случайных творческих «озарениях».)

·        
Качественное повышение значения культуры, в том числе
национальной, как фундаментальной основы формирующихся новых производительных
сил, непосредственно связанных с общественным и личным сознанием.

·        
Расширение масштаба эволюции сознания с отдельно взятых людей
на их коллективы, включающие не только отдельно взятые организации разных
масштабов, но и целые общества. Такое расширение, по-видимому, ведет к
формированию и проявлению надличностного, коллективного сознания, слабо
воспринимаемого отдельными людьми, но оказывающего значительное, а возможно, и
решающее воздействие на их жизнь.

·        
Формирование
коллективного сознания, вероятно, способно изменить эффективность человечества
и расширить границы его взаимодействия с окружающим миром. В частности,
продолжение расширение масштаба эволюции сознания может привести к повышению
масштаба коллективного сознания до планетарного уровня и формирования в результате
этого коллективного сознания всего человечества. В принципе нельзя исключить,
что такое сознание начнет взаимодействовать с биосферой Земли, а возможно, и
Вселенной в целом не поддающимся прогнозированию
образом - в рамках «ноосферы», впервые описанной Вернадским.

Существенной закономерностью
представляется то, что всякий последующий
вид человеческой эволюции оказывает серьезное влияние на предыдущие, более медленные
виды, прежде всего заметно увеличивая их скорость.
Эволюция сознания отнюдь не является исключением: создавая качественно новые и
весьма эффективные методы «социальной инженерии», она ускоряет социальное
развитие человечества и фактически открывает новый значимый этап социальных
изменений.

Между тем систематическое и
комплексное применение даже традиционных социальных технологий способно оказать
глубокое влияние на общество. Представляется, что ничтожность
современных европейских элит, проявившаяся после окончательного ухода с
политической сцены поколения лидеров, выкованных «холодной войной» (к «последним
из могикан» относились Миттеран и Коль), - например, в Косово – является
продуктом не только традиционной европейской культуры, но и осознанного и
последовательного применения американцами социальных технологий против своего
важнейшего конкурента – объединяющейся Европы. Наиболее эффективным
видом социальных технологий в конкурентной борьбе представляется на сегодняшний
день насаждение пресловутых политкорректности и «прав человека» (сводимых
обычно к правам меньшинства, вплоть до полного отрицания прав большинства) как
абсолютных ценностей.

Эти догматы обессиливают
общество в глобальной конкуренции, не позволяя ему защищать свои интересы и
представляя защиту последних в его же собственных глазах как нечто постыдное и
не имеющее прав на существование. В то же время противостояние им крайне
затруднено, так как выглядит бесчеловечным и антигуманным.

Наиболее эффективную
технику сопротивления подобным социальным технологиям демонстрируют общества, в
которых в силу историко-культурных причин понятие «человека, обладающего всей
полнотой человеческих прав» сужено до членов этого общества, как это имеет
место, например, в современном американском обществе.

Восприятие прав человека не
по биологическому и даже не по культурному, но по социальному признаку
обеспечивает обществу «наиболее разумный эгоизм»: обладая внутренней солидарностью,
его члены защищают при этом только его интересы, не тратя сил на защиту
посторонних и тем более конкурирующих с ними интересов. При этом они искренне
преисполнены вдохновляющим (и потому повышающим их эффективность) сознанием
собственной высокой гуманности, применяя гуманитарные принципы ко всем людям,
которыми в их подсознании являются только они сами.

В ряде обществ с
родоплеменными отношениями (например, современном чеченском и ряде африканских)
понятие «человека, обладающего всей полнотой человеческих прав» сужено еще сильнее
- до членов рода. Это не дает обеспечить внутреннее единства общества и создать
единый субъект участия в глобальной конкуренции.

Понятно, что ничтожество политических
элит и их неспособность защитить ни национальные, ни континентальные интересы в
глобальной конкуренции не могла не вызвать реакции – как стихийной со стороны
общественности, так и осознанной со стороны крупных деловых кругов.

Именно следствием этой реакции в первую
очередь представляются феерические успехи европейских экстремистов в начале XXI века – от
побед «умеренного экстремиста» Берлускони в Италии и Хайдера в Австрии до
успехов Ле Пена по Франции и Пима Фонтейна (которого, по-видимому, вообще
пришлось убить, чтобы не допустить к власти) в Нидерландах.

*           *           *

Таким образом, технологии играют в
развитии человечества ключевую роль: сначала они заставляют его переводить свое
развитие в новую плоскость, а затем становятся основным инструментом его
развития в этой плоскости.

При этом развитие с изначально разной,
хотя постоянно и неравномерно возрастающей скоростью, продолжается по всем направлениям
человеческой эволюции. Естественно, гарантий от ошибок и катастроф, потенциал
которых растет по мере роста производительных сил, нет - если, конечно, не
рассматривать всерьез не поддающуюся доказательству
гипотезу о существовании темного и полумистического инстинкта сохранения разумного
вида.

Но там,
где человек или природа однажды сделали шаг вперед, они сделают все последующие
шаги, куда бы они ни вели их, и
каждый последующий шаг, как правило,
будет сделан быстрее каждого предыдущего.

Полных остановок развития, своего рода
«абсолютного торможения», в этой модели в принципе не существует. С точки
зрения наблюдателя в каждый момент времени развивается только ограниченное
число областей (с учетом особенностей индивидуального человеческого восприятия
- вообще одна-две), а остальные «стоят на месте». Однако это явление,
отмеченное еще Гегелем, связано не с прекращением, но, напротив, с постоянным
ускорением развития, которое происходит в отдельных, наиболее заметных и постоянно
сменяющих друг друга сферах.

Увидев такую сферу и привыкнув к
скорости ее развития, наблюдатель автоматически приспосабливается и к ее
масштабу времени, практически теряя возможность восприятия остальных, более
медленных процессов развития. В этих сферах время для него
как бы «останавливается» так же, как для стороннего наблюдателя остановилось бы
геологическое время после «включения» более быстрого биологического,
биологическое - после «включения» социального, а социальное - после «включения»
технологического.

Вне зависимости от того, какой именно
вид эволюции является в каждый конкретный момент «лидером» этой гонки, мы
наблюдаем ускорение всех процессов развития - даже первоначально медленных -
под действием этого «лидера». В настоящее время в его роли выступает
технологическая эволюция, которая в принципе способна «впрячься» даже в
сверхмедленные геологические процессы.

В конце ХХ века, когда скорость
развития технологий начала превышать скорость осознания человеческим обществом
причин и особенно последствий этого развития, общество было вынуждено начать
приспосабливаться и к этому ускорению, приспосабливая к нему само свое
сознание, ускоряя и усложняя его процессы. Этим оно открыло новое направление
собственного развития: ментальную эволюцию, эволюцию сознания.

            Ключевым инструментом этого
ускорения и усложнения стали информационные технологии.