God is absolutely kinky
Бог окончательно свихнулся
Никогда. Невозможно даже было себе это представить. Он был таким милым. Поначалу. Мы жили в пещере. Собирали ягоды. Искали грибы. Делали одежду из шкур убитых животных. Он ходил на охоту и ловил рыбу. Один раз прибежал с огнем, согрел детей и жилище. Потом приволок целого мамонта и возгордился. Он залез на камень и сказал, что за это ему должны целовать ноги. И все племя ходило и целовало. Мы не разговаривали неделю, потом у него это прошло. Кому-то из племени тоже не очень понравилась эта процедура, и он сказал, что лучше было его не пускать на охоту вообще. Так появились первые амазонки.
С появлением амазонок начался ледниковый период. Мы бежали от тающих льдов, перепрыгивая ямы и канавы, горы трупов, переплывая реки и озера. После такой утомительной гонки он опять изменился к лучшему и нашел подснежники.
Спустя некоторое время ему надоела эта романтика, наскучили охота и рыбалка, он приступил к иным развлечениям. Пришлось последовать его примеру. Тогда он изобрел колесо и занялся колесованием. Потом он выломал у себя ребро и вставил его мне, заявив, что это его первый анатомический и докторский опыт. Мне показалось это садомазохизмом, но он был собой очень доволен. В субботу он утомился и лег отдыхать.
Потом он нашел виноград и научился делать вино. Спустя некоторое время ему почему-то показалось, что кто-то крадет его вино, что его страшно разозлило. Потом он решил, что вино – это слишком легкий напиток и научился делать более крепкие напитки, оставив вино для меня и детей. От вина он тоже не отказался, но ему почему-то все время казалось, что мы пьем его в гораздо больших количствах. Это происходило потому, что он напивался до чертиков, которые и подсказывали ему такие странные вещи. Тогда он ввел запрет на алкоголь, который распространялся исключительно на винные изделия. Запрещать иные спиртные напитки было ни к чему, поскольку ни его джин, ни его водка ни мне, ни детям не пришлись ко вкусу.
Выбравшись из пещеры, он построил первый дом. И еще раз заявив всем дома, что вино пить нельзя, уходил в корчму, где вино лилось рекой, вместе с другими напитками.
Он пропадал месяцами, пришлось его искать в корчме. Тогда он изобрел второе колесо.
И сел на велосипед. Он уезжал далеко, привозил добычу, рассказывал сказки. Однажды его занесло в Индию, где он нашел еще одного мамонта и чай. Он привез все это домой, опять возгордившись, тем более, что мамонт полысел и стал к этому времени явлением редким. Снова влез на камень и опять заставил всю деревню целовать ему ноги. Потом, пригрозив всем пальцем, сказал, что все разговоры о его похождениях в корчму должны остаться тайной, за что одарил всю деревню чаем. Наевшись мамонта, растолстел, построил корабль и поплыл открывать Америку. В деревне опять раздался ропот. Тогда по пути из Америки он заехал в Голландию, где, обнаружив кофе и тюльпаны, решил сделать мне и детям подарок. Но собрав горсти тюльпанов, построил мельницу и ушел за спичками в Японию на остров. На острове он сдружился с обезьянами, которые заменили ему корчму, осунулся и страшно похудел. Он провел на острове целых 28 лет, где изобрел еще два колеса и вернулся в пятницу на машине. после чего его ужасно стали раздражать коровы. Он завил, что молоко вредно для организма вообще (оно и понятно, ведь он пьет более крепкие напитки) и запретил коров. Когда исчезла половина корчмы, он пришел в себя, сказав, что сам пил молоко в детстве, а поэтому ничего, в принципе, против молока для детей не имеет.
В его отсутствие нас с детьми нужно было чем-то питаться. Поскольку молоко он запретил, мы занялись разведением птиц. Прижились куры. Куры несли яйца, а омлет был превосходной пищей. Приехав, он заявил, что курица – не птица и выгнал ее на улицу. Ему не понравился омлет, это было слишком легкое блюдо. Перерубил половину кур. Война с курами длилась около ста лет. Решив, что почтительность к нему за это время исчезла, он показательно убил соседского сына, от которого у него непорочным образом появились дети, залез на дерево и стал заливаться соловьем, горланить во все горло, что лучше его никого нет, бесконечно признаваясь в любви к себе от моего имени. Перепугав всех остальных птиц, он привлек внимание кур, которые, хоть были и не птицы, сбежались на его вопли, восхищенно кудахча.
Совсем постарев, он взял с собой друга, нашел нефть, изобрел часы, построил самолет и улетел в город, пожелав мне спокойной ночи.
