Шли века, в моем прошлом творчестве, торжественное и величественное, окруженное золотым блеском смотрело Божество холодным взором строгого судьи вниз на человека.

А люди хотели иметь святых около себя, и святые спустились с высоты церковной абсиды на алтарь.




Мой друг Франциск Ассизский первым начал рассказывать о жизни Христа просто и ясно, теперь и я, как творец, должен был отображать повествование, определять конкретное место и время событий. Религия стала более близкой и понятной, она постепенно становилась более утешением, нежели устрашением. Теперь я начал осваивать пейзажи, не они, конечно, играли основную роль в моих творениях, но это был мой огромный прорыв, я становился ближе и понятней.




Навеки окаменевшее, спокойное величие божественного начала царившее вне времени и пространстве осталось позади, я стал изображать не покой, а движение, не одинокий лик святого, а многофигурные сцены, по которым можно было прочесть легенду, как по книге.

Остерегайтесь смотреть на мое творчество того периода, как на реалистичность, в противном случае вы в силе моей увидите слабость, и не проникнитесь мастерством и умением отделять главное от второстепенного.

Как требовало время, я соединил повествование и декоративность, и сотворил это в грандиозном масштабе.


Оглядываясь в прошлое, я осознаю тот творческий поток, который охватил меня тогда. До сих пор он меня поражает своим размахом. Невероятное количество работ, невероятный прорыв в искусстве, ясность и прозрачность, почти математическая лаконичность, и умение отказаться от второстепенного для общего впечатления - вот основные постулаты творчества того времени.