Мне сложно быть собой
Мое утро.
Изредка я просыпаюсь собой, спокойная сижу под душем, чищу зубы, сушу волосы.
Потом начинают пульсировать панические мысли о том, что сегодня я опять не могу быть собой, я собираюсь, стараюсь сделать все правильно, надеваю защиту. Звонит Лиза, я сажусь в машину, говорю с ней, она говорит со мной.
Мы прощаемся, я еду дальше. Утром очень красиво почти всегда. Но я всегда спешу. Я теперь езжу по Садовому. И это просто великолепно, что можно не ехать по третьему. Вокруг Садового Москва. Я смотрю на утренний город. Примерно возле МИДа мне начинает хотеться курить. Но я стараюсь не курить утром. Один парень, он очень хорошо чувствует город, и я тешу себя тем, что мы чувствуем его похоже, сказал: "Это не тот город в котором я вырос". Я очень надеюсь, что он сможет. Что ему достанет сил. Не могу понять, что он для меня значит.. я к нему тянусь, хочу быть причастной, хочу создавать, чувствовать. А пока я еду на работу, я начинаю нервничать из-за того, что пропускаю жизнь, и из-за человеческой тупости, которая обостряется за рулем. Злюсь на себя из-за своей слабости. Досадно, что я не могу сказать любимым людям, что я их люблю. Например, папе. Но это другая история. Не могу сказать об этом Лизе, Юре.
А дальше я доезжаю и попадаю в рельсы. При входе провожу электронным пропуском по турникету, и к моему лицу припечатывается ублюдская, ненавистная маска. Я поднимаюсь на лифте на 3ий, прикладываю электронный пропуск, раздается писк, я дергаю ручку двери на этаж, здороваюсь с секретарями, и к моему лицу припечатывается другая идиотская маска, я поворачиваю направо в длинный коридор. Дохожу до нашей комнаты напротив дивана, вхожу, подхожу к своему столу. А дальше случается вот что.
Со мной в комнате сидит несколько человек, всех их я вижу за последний почти год больше, чем кого бы то ни было еще. Я опишу их обязательно. Все они, я чувствую это из-под кожи, видят меня в совершенно невыносимых, плоских образах. Разных, но одинаково тупых, один тупей другого. Это моя работа, и мне важно, чтобы все они были управляемыми. Мне важно каждому из них быть полезной. До тех пор пока это так, каждый из них старается быть полезным мне. С одним человеком это правило уже не работает. После секса это правило всегда рушится. И вот я уже мелю совершенную чушь не своим голосом, и мы все вместе сидим за столом. Я постараюсь описать всех по кругу как можно точней, мне это важно.
Мои коллеги.
Чаще всего, когда я заговариваю я обращаюсь к Ире.
Иногда она кажется мне вовсе не пустой, а все ее красивые черты не случайностью, а отражением внутренней гармонии. И тогда мне хочется обнять ее. Эта тонкая шея, круглый лобик, красивые губы, незабываемый профиль с пучком. А иногда она кажется мне грязной надменной шлюхой. И тогда я не обращаю на нее внимания, а она все пытается продолжать нашу начатую давно беседу. Знаешь, эта манера, она меня цепляет до сих пор, когда в большой компании двое перебрасываются репликами время от времени продолжая свою линию беседы. Иногда, комментируя таким образом происходящее, иногда просто разговаривая обо всем, чем угодно при всех, без стеснения. За это она мне и понравилась по настоящему, она не боится сказать вслух. В общем, ей 31, сыну два с половиной. Она назвала его Аленом, в надежде, что там, где он будет жить это имя будет к месту. Его отец, высокий широкоплечий босниец, кокаинист, занимается строительным бизнесом, имеет бандитские связи, ездит на белом Porsche и живет с блондинкой гренадером, нижней челюстью и широкой улыбкой напоминающей мне танкиста. А Иришка просто прекрасна. Я сижу сбоку от нее, ее стол стоит возле окна. Так что я по большей части вижу ее профиль в контражуре. У нас очень большие окна, витражи, она прекрасна на фоне любого неба. Когда мы только переставили мой стол таким образом, я очень долго не могла налюбоваться этой красотой и не верила своим глазам.
to be c.
