Всем известно, что «кролики – это не только ценный мех»… В те давние времена, о которых пойдет речь это еще не было известно всем так, как «кролики» тогда только ходили в среднюю школу, как и я. А каникулы я проводила у бабушки в Москве. И все бы ничего, если бы мою маму не скосила подлая болезнь. «Почечные колики, не путать с кроликами», – сказал врач скорой.
- Вам отдохнуть надо. Вы вся синяя и ребенок у вас такой же. Нельзя столько работать. Поезжайте на море. Позагораете, покупаетесь, прогреетесь хорошенько. Рекомендую.
Мама задумалась.
- Лиля, вроде ты говорила, что у Ванды какая-то родня в Крыму живет?
- Да, двоюрный брат. У его родителей собственный дом в Морском.
- Неси карту.
Посмотрели мы карту. Нашли. Поселок Морское. Берег моря. Идеальное место. Только вот Ванда уже туда отбыла. Адреса нет. Решили ехать на свой страх и риск.
Дорога от аэропорта до райского места была такой, что мама вспомнила еврейские молитвы.
«Да будет угодно Тебе, Господь, Бог наш и Бог отцов наших, вести нас мирными дорогами и направлять наши шаги по безопасным стезям, - читала молитву моя мама, смотря в окно автобуса и видя там бездонную пропасть: – И указать нам надежные пути, и привести нас к цели нашего путешествия для жизни, радости и благоденствия. И спаси нас от рук всех врагов, и от тех, кто подстерегает нас в засаде,» – звучали древние слова, пока наш ЛАЗ петлял, преодолевая горные перевалы. « И от всяческих бедствий, которые постигают мир и пошли нам благословение во всех делах, и сделай так, чтобы обрели мы милость, любовь и милосердие…».
Мама вздохнула и продолжила.
«…в глазах Твоих и в глазах тех, кто видит нас и услышит мольбу нашу, ведь Ты внемлешь мольбам. Благословен Ты, Господь, внимающий молитве!»
Пока мама молилась, меня укачало. Меня всегда в автобусе укачивает. Я поднялась с места и подошла к выходу. Чтобы в случае неприятности не нестись через весь автобус.
Укачивало меня, как назло, в самых опасных местах. Когда дорога змеей уползала в скалы, я поднималась с места и вставала около водителя.
- Девочка, я тебя прошу, уйди отсюда, не стой, - умолял меня водитель.
- Хорошо, дядя, тогда меня стошнит прямо в салоне.
- Тогда стой.
К концу дороги мы даже подружились.
Прибыв в Морское, мы сразу поняли, что попали в пик сезона. Квартиру снять не представлялось возможным. Мы пристроили чемоданы в библиотеке, куда прежде всего идет культурный человек, и пошли по домам. Везде все было занято. Заняты были картонные домики в огородах, заняты были веранды и чердаки. Занято было все. В двадцатый раз мы постучали в хлипкие воротца, на улице Ленина. Ни звука. Вошли. Тенистый двор, увитый виноградом. Стол посреди двора. Приятная женщина режет овощи, рядом мальчишка моих лет канючит.
- Мама, дай.
- Тебе нельзя.
- Мама, я немножко.
- Тебе отвыкать надо.
Моя мама поздоровалась. И спросила, а что он просит.
- С вечера шампанское осталось. Вот и просит.
Мама поправила очки на носу.
- Мама, я вот выпью стаканчик, и сразу начну отвыкать…
Промолвил мальчик.
И мы поняли, что мы тут и останемся, это наше место. Молитвы мамы были услышаны и привели нас куда надо. Мама набрала полную грудь воздуха и …

- Как вас зовут? Анна Андреевна? Нет, ничего, как мою свекровь. Я знаю что вы скажите, что места у вас нет. Но мы уже все обошли. Очень устали.
- Нет… Ах, Людмила Львовна? Места у нас есть, но мы принимаем только знакомых. У нас обычно только одна семья из Москвы - постояльцы. Я – учительница в школе, а муж – большой начальник в нашем совхозе. Мы не можем, что люди скажут…
- Анна Андреевна, поверьте, я – очень хорошая женщина. Я вам понравлюсь. И мужу вашему понравлюсь. Я тоже большой начальник в своем институте. Муж у меня – полковник. Мы – приличные люди.
- Я вижу. Ну, не знаю… Ладно. Сдам вам маленькую комнатку.
- Это Сережка – мой сын.
С Сережкой у нас уже установился зрительный контакт. Говорят, рыбак рыбака видит издалека. Понять, что мы с Сережкой – родственные души не составляло труда. Сережка было замахнулся ногой, чтобы меня копнуть. Я отскочила и прошипела – только попробуй. И начались у меня сказочные дни, которые выльются в эпопею под названием Второе море.
Анатолий Максимович, муж Ани, пришел поздно. Ему была предъявлена мама и я. Мы ему сначала не понравились. Особенно мама. Она, пообщавшись с Аней полчаса – перешла на «ты» и стала Людмилой. Максимович сразу понял, что просто нас не выгнать. Согласился на «пожить временно», пока нам что-то еще не найдут. Но не зверь же он, чтобы женщину с ребенком на улицу выставить ночью. Потом слово за слово. Разговорились. Оказалось. Что они с мамой почти коллеги. Максимович по образованию – агроном, а мама – биолог. Максимович выращивает виноград, а вино - его хобби. Так они стали что-то толковать друг другу о ферментации и выдержке, и я пошла спать. На утро я познакомилась с другими аборигенами, хвостатыми.

Население двора составляли два кота. Вася первый и Вася второй. Оба Васи были личностями. Вася первый уныло нес груз своих пятнадцати лет. Именно столько прошло с тех пор, как его выпустили в этом дворе пушистым большеглазым котенком. С того времени Вася повидал немало. Морду его украшали следы многочисленных баталий. Уши были похожи на бахрому. Усы вылезли. Вася был потрепанный старый котяра со следами сибирской породы. Хвост еще местами пушистый говорил о том, каким Вася был в пору расцвета. Васю первого я боялась. Мама сказала, что у него на ухе возможно лишай. Подхватить лишай на море, из-за которого нельзя купаться – нет, простите. На такую дурость не была способна даже я. Васю первого я избегала, зато все мои сюсюканья доставались Васе номер два. Это был жизнерадостный бродяга дворовой породы. Вася был местами белый, местами бурый в полоску. Крупный, с большой треугольной головой и огромными, как у летучей мыши ушами. Вася охотно носился по двору за скомканной газетой на нитке. Давал себя поймать и потискать, при этом почти не царапался. Но… Вася оказался мерзким пакостником и ядовитым скунсом. Пока мы жарились на море в первый день, он пробрался в нашу комнату через окно и… Пометил наш чемодан. Пам-пам! Кто держал котов, знает, что это такое. Газовая атака была мгновенно обнаружена. Чемодан долго мыли, но запах все равно присутствовал. Пришлось его закинуть на крышу сарая, где он провалялся до конца отпуска.
Но Вася на этом не успокоился. Пока мы возились с обедом, он подкрался, гад такой, и опрыскал москитную сетку на нашей двери. Тут моя мама окончательно рассвирепела. Получив веником по хвосту, Васька забрался на сарай и смотрел на маму сверху зелеными наглыми глазами – «что ты мне сделаешь?»…
Ане было стыдно, но что она могла поделать.
- Сколько раз говорила себе – надо избавиться от этого шкодника. Но не могу. Я к нему привязалась.
Мама посмотрела в глаза Василию долго и вдумчиво, но игра в гляделки закончилась в пользу кота. Правда, было заметно, что маму посетила какая-то плодотворная мысль по поводу Васи.
На следующий день Васька отличился опять. На крики Ани в кладовку сбежались все. Я, мама и Сережка.
В кладовой, среди припасов, большинство которых составляли крупы в банках, лежал труп кота. Вася не дышал. По крайней мере, он так выглядел.
- Гад, допрыгался. Скотина.
- Аня, что он сделал, мышиную отраву съел?
- Нет, алкаш несчастный. Я валерьянку в мешке подвесила, а он сожрал.
- Тетя Аня, - валерьянка – это ж капли…
- Это у вас в городе – капли. А у нас в деревне – корень. Мила, он сдох или нет, посмотри. Лучше бы сдох, как мне надоели его выходки.
Мама, зажала ноздри коту, через секунду он зашевелился.
- Живой твой Васька. Надо ему уголь дать на всякий случай. Лиля, принеси мне мою аптечку.
Я через минуту вернулась с пухлой сумкой, а мама сразу же выставила всех за дверь.
- Кота может вырвать. Зрелище не из приятных. Впрочем, желающие посмотреть – могут остаться.
- Я желаю, - сказал Сережка.
Но тетя Аня увела его за ухо.
Мама осталась наедине с котом.

Васька полупьяный был до вечера. Он покачиваясь, ходил по двору, а потом улегся спать. На утро он по-прежнему был какой-то вялый и то и дело садился и лизал под хвостом.
Мама хитро улыбалась.
А Васька с тех пор перестал метить двери и вещи мирных отдыхающих. Полюбил валяться на солнце, стал меньше пропадать неизвестно где. Перемены в характере Василия приписали возросшей жаре, и никто ничего не заметил. Но история с Василием получила неожиданное продолжение.

У Ани, нашей хозяйки, не было подруг. Интеллигентная Аня не могла никому пожаловаться на свою не очень счастливую семейную жизнь. Нет, муж у Ани состоял из сплошных положительных качеств. Не пил, не бил, не изменял, подарки дарил, дом строил и ладил с детьми. Еще он был большим начальником и с перспективой. И Аню очень любил, и это было заметно, но… обожал ругаться и бессловесную, хорошо воспитанную Аню обижать. Аня плакала, пока не появилась моя мама. Она быстро все просекла и устроила из семейной драмы цирк.
Пока грозный муж был на галерах, то есть на работе, мама приволокла из гаража его портрет, снятый с доски почета. Максимыч с миной, которая очень напоминала членов политбюро, причем всех сразу, брезгливо взирал теперь на собственную кухню с полки, на которой были расставлены бокалы для вина. Явившись на кухню, Максимыч хотел привычно выдать Ане очередную порцию ругани, но увидел портрет.
- Это что такое, зачем принесла?
- Это не я принесла, это Людмила.
- Зачем?
- Она говорит, что я на тебя молиться должна. Как на икону. Всегда помнить, как мне с тобой повезло. Вот как ты начнешь орать, так надо начинать молиться. Хочешь попробовать?
Максимыч посмотрел на портрет. Собственная брезгливая рожа, да еще в фиолетовом костюме – фотография от солнца приобрела странный цвет, не вдохновляла.
- Сними, - почему-то тихо попросил Максимыч.
- Ни за что.
- А если я ругаться в доме начну.
- Сразу бегу в кухню и начинаю бить поклоны.
- Было у меня нехорошее предчувствие, когда я эту Людмилу увидел.
- Зато у меня было хорошее предчувствие, когда я тебя увидела, - сказала моя мама, которая все слышала, так как мыла посуду рядом с летней кухней.
Максимыч еще раз посмотрел на портрет и выбежал во двор.
- А будешь Аню обижать, я тебя у туалета подкараулю и сделаю то, что с Василием, сказала ему вдогонку мама.
- Каким таким Василием?
- Котом твоим.
- А что с ним?
- Посмотри под хвостом!
В это время кот, который мирно дремал в тени, вздумал прогуляться. Хвост у Василия торчал трубой, а под хвостом, где когда-то были два белых пушистых шарика – ничего не было.
- Людмила, а где яйца?
- Нету. Понял теперь?
У Максимыча выступила испарина на лбу.
- Когда ты успела и как?
- Долго ли умеючи. Я этим еще в аспирантуре подрабатывала. А с таким ребенком, как Лилька, у меня в аптечке набор юного хирурга всегда есть. Она же - ходячее недоразумение.
- Мама, не ругай меня, не прививай мне комплексы. «Ты должна бороться за звание настоящей еврейской матери, и только меня хвалить», - встряла тут я со словами своего деда.
- Если бы я не была еврейской матерью, я бы тебя еще в колыбели придушила, - честно ответила моя любящая мать.
- Максимыч, я тебе не мать, помни это.
Максимыч захихикал, но как-то натянуто.
- Брось, Людмила. Давай лучше молодое вино попробуем. Кажется уже готово.
- Это дело, но закусить нечем. В ваших столовых я бы свиней не кормила, а магазины пустые.
Это было чистой правдой, и отсутствие еды было единственным нашим неудобством. Море было такое удивительное, такое синее и прекрасное. Горы, которые окружали поселок, были великолепного красного цвета. Горели огнем на закате. Их склоны кое-где густо покрывали виноградники. За домом, где мы жили, протекал мелкий ручеек, петляющий в поросшем ипомеей русле. Весной он превращался в бурный поток. Его руслом, по кочкам, обходя высокие кусты и деревья, мы шли к морю, в сопровождении хора цикад. Вода утром была холодная, но тело постепенно привыкало, и можно было плескаться до вечера. Есть же от морских купаний хотелось зверски.

-Чем ребенка кормить? В столовой продают совершенно несъедобные вещи, на базаре – одни фрукты. Ей мясо нужно. Она растет. Не могу же я ее как козу, одним салатом питать.
Сокрушалась моя мамам.
Максимович задумался. Есть тут у нас один чудак. Он кроликов разводит. Далеко живет. Ехать надо к нему.
- Так в чем дело. Поедем.
- Такая незадача. Кроликов он разводит, но убивать их не может. Сосед у него этим занимался, но заболел. В больнице лежит. Кролики плодятся. Кушают. А убить их некому. Я приехал, посмотрел на них и тоже не смог.
- Тоже мне проблема. Поехали. Я смогу.
- Людмила, ты что, сможешь убить пушистого зверька.
- Слушай, вспомни кем я работаю. Знаешь сколько ушастых на моей совести? Едем.

Про кроликов я еще раньше Максимыча спрашивала:«Мама, как у тебя рука поднимается?». На что мама ответила.
- Поднимается, ибо нет в кроликах божьей искры.
- Это как?
- Да так. Сейчас увидишь.
Мы стояли тогда в виварии среди клеток. Я просунула капустный лист в клетку с кроликами. Один из них стал его рассеяно грызть.
И в этот миг мама запела. Аве Марию.
У меня тут же набежали слезы на глаза. Как это было прекрасно! Тут же на мамин голос откликнулись морские свинки. Я увидела, как во дворе кошка перестала играть с котенком и посмотрела вверх. Собака выбежала на середину двора и тоже подняла морду к окну. Все живое прореагировало. Только кролик по-прежнему жевал капустный лист. Мама оборвала песню.
- Теперь поняла. Вот морских свинок мы есть не будем. Они в искусстве понимают.

Мама отбыла с Максимычем за нашим обедом, который пока жевал травку и ничего не подозревал. Для забоя скота мама прихватила старый белый халат Максимыча.

Когда они вернулись, то Анин муж был уже не такой разговорчивый.
Приехали они с добычей. Маме один кролик вообще бесплатно достался - плата палачу.
Больше Максимыч с мамой не спорил. Когда в тот знаменательный день она вышла в халате, измазанном кровью кролей, то предстала пред ними, как кровавая богиня Кали, суровая и неумолимая, с дьявольской улыбкой на лице и красными каплями на стеклах очков. Зная свою маму, сделано это было нарочно, для устрашения Максимыча и внушения трепета. После знакомства с мамой, Максимыч уже не так активно «катил бочку» на весь женский пол. А потом приехал полковник. А когда следом явился и мой папаша, то Максимыч окончательно убедился, что матриархат победил, хотя и в отдельно взятой семье.
Через неделю Максимычу позвонили на работу. Слава мамы, как забойщика скота распространилась по поселку. Приглашали резать овцу. Но мама отказалась.