Все, что вы сейчас почтете, к моему детству не имеет никакого отношения. Почти. Хотя, с какой стороны посмотреть. Персонажи этой истории мелькали передо мной статистами, до меня доходили обрывки их разговоров, многого я тогда не понимала, но запоминала машинально. Повзрослев, я сложила узор из кусков мозаики – из разговоров полушепотом и из маминых пояснений и еще больше – умалчивания. Мама делала хитрые глазки и говорила – «я тебе не скажу». Главный герой этой истории - Леша, книжный червь, подпольщик и распространитель самиздата. Как же он появился среди пестрого набора знакомых и друзей нашей несуразной семейки? Леша нашел нас сам.
Переезд во Львов начался для мамы с поисков работы. Мама оббивала пороги высоких кабинетов, и все больше зря. Пока безрезультатные поиски не привели ее на порог кабинета проректора по науке мединститута. Как только бумаги моей мамы легли на его стол, сработанный львовскими мастерами в золотой век сецессии, как чиновник возвел глаза к небу и возблагодарил Господа. Дело в том, что уже почти полгода он не мог найти человека на должность начальника отдела информации. На этой должности сидела очень важная дама с идеальной биографией, но неожиданно скончалась в самом расцвете лет, ей только исполнилось шестьдесят пять. Обычно с такой должности уходили не раньше восьмидесяти. Работа спокойная, с патентами, коллектив небольшой, никакой тебе проходной и дисциплины. Сиди, кофе попивай, и раз в месяц устраивай день информации или как там называется это сборище. Сказка, а не работа, но… Начальник отдела должна была иметь ученую степень, научные труды, знать два иностранных языка и иметь проверенного мужа. Нужно было еще иметь партбилет, но это дело наживное. На эту должность была масса претенденток, но два языка! Один бы выучить прилично. Тут и явилась моя маман, со своим французским и английским документально подтвержденными, с мужем – полковником, с кандидатским дипломом и кучей научных статей и даже двумя патентами, но без партбилета. Проректор вцепился в нее мертвой хваткой. Дело в том, что мама даже внешне была похожа на свою рано почившую предшественницу. Та же прическа, костюм, портфель, очки, только на тридцать лет моложе. Но, вот беда, кандидатка на сказочную должность хотела двигать науку. Чистый кабинет в центре города ее не прельщал, ей хотелось в белом халате проходить мимо укаканых клеток к столу уставленному пробирками, где подмигивает желтым глазом микроскоп, где тайны, загадки, где крик Архимеда из ванной : «Эврика!». А тут предлагают глотать книжную пыль!
- Нет, нет, и не просите.
Проректор встал на колени:
- Полгода, мы кого-нибудь подберем на замену. Полгода и любая лаборатория во Львове на выбор - ваша. Вы ведь сейчас точно не знаете, чем хотите заниматься, тут со всеми перезнакомитесь. Они же к вам будут приходить в патентах рыться, вся профессура, весь цвет нашей науки – можно сказать.
И мама сдалась.
- Полгода, не больше…, - и пошла принимать дела.
Первое, что бросилось ей в глаза, когда она вошла в свой кабинет – портрет Ленина. Старый, засиженный мухами Ильич сменил в столетней раме своего бакенбардистого предшественника – Франца-Йосифа, не иначе. Мама посмотрела на портрет ненавидящим оком. Ильич вздрогнул, и потрет под ее гневным взглядом тут же упал со стены, загрохотал, стекло разбилось. Мамина угодливая коллега кинулась поднимать, но начальница сказала холодно:
- Оставьте, там где упал. Я сама уберу. Но больше на стену ничего не вешать. Это опасно. Так портрет над головой у будущего начальника и не появился. В память об этом осталась большущая дыра в штукатурке, через которую был виден хороший австрийский кирпич – ровесник последнего австрийского императора. Ильичу же предстояло далее покрываться серой паутиной за шкафом.
Причем тут портрет, спросите вы? Цепь случайностей, господа… Если бы портрет не свалился, кто знает, нарисовался ли бы в нашей жизни Леша?
Вместо портрета вождя мирового пролетариата на стене, слева от кресла появился другой персонаж, большая фотография бородатого Хема в свитере грубой вязки. Когда маму спрашивали – кто это? Она нагло отвечала – мой любовник, под смешки начитанного коллектива. Кто же узнавал – зарабатывал себе бонус в виде хорошего отношения – как член закрытого клуба.
Немного остановимся на географии этого чудесного места – отдела информации. Когда-то кабинет начальника располагался в тесной каморке за большим залом, который был читальным, и в нем же сидели все немногочисленные сотрудники. Потом кабинет заняла машина с волшебным названием ЭРА. Она гудела, воняла аммиаком, пачкала руки, но копировала. Во времена книжного дефицита такая машина была настоящим кладом, просто Клондайком, копями чистейшего злата. А кабинет начальницы пришлось перенести в холл. Теперь все посетители проходили перед глазами моей строгой мамы. Со стены на них смотрел глазами грустного сенбернара пропойца Хем.
Задачка. Сколько времени понадобилось, чтобы весть о том что в мединституте появилась новая начальница, у которой на стене висит портрет Хемингуэя, а в кармане ключи от заветной комнаты с копировальной техникой достигла нужных ушей?

Через пару дней в кабинете у мамы нарисовался Леша, гуру львовского самиздата, собственной персоной. Он подождал, пока небольшой поток посетителей схлынет и мама останется в кабинете одна. С рожей, напоминавшей Мефистофеля он опустился на стул и приступил к искушению.
- Хотите Ремарка, а Оруэла, а…, тоже читали. Жаль. А вот это читали. И это? Что, знаете наизусть. Сами перепечатывали. Вы печатаете? За-ме-ча-тельно! Хорошее фото, кстати, - и кивок в сторону «любовника». Ну, а «Скотскую ферму» читали? Нет! Наконец-то. Завтра принесу. А что требуется? Завтра скажу.
Почему мама сразу поверила Леше? Почему не заподозрила в наглом книжном соблазнителе – провокатора? Она хорошо знала эту публику еще по Москве. Именно для них она перепечатывала на папиросной бумаге, щедро перекладывая копиркой, Мандельштама, Пастернака, Ахматову. Любовь к поэзии и привела мою маму на опасную стезю. Пока она год выбирала между консерваторией и биофаком, работа машинистки в НИИ сделала из нее тайного агента вражеских сил – сил просвещения: «во всем мне хочется дойти до самой сути…» ,- и так далее. Маму была поймана с поличным - после работы за машинкой при перепечатывании стихов Есенина. Но добрые люди не выгнали, а выдали папиросную бумагу и отобрали часть «тиража». Так что пиратство у меня в крови. При перемене места жительства мама решила выйти из «дела». Ее и в Москве часто не беспокоили: молодая мать и вся в науке. Во Львов она прибыла без связей, паролей и явок, но с чемоданом поэзии отпечатанной на папиросной бумаге. И сходу попала в горячие объятья Леши.
Леша подозрений у нее не вызвал никаких. Если бы его видели, то тоже поняли бы - почему. Леша появлялся в нашем доме с осени по весну в одном и том же помятом плаще с заплатами, зимой под него надевалась душегрейка из меха рыбки. Волосы у Леши были всегда нечесаные, носки отсутствовали. Но взгляд. Этот взгляд выдавал в Леше первостатейного бабника сходу. Мама и этот взгляд просекла, но она была стойкий оловянный солдатик.
То, что потребовал Леша за книгу, почти равнялось подписи под договором с нечистой силой. Кто помнит то время – согласится. Леша потребовал доступа к аппарату ночью, когда никто не видит.
- Нет, как вы это себе представляете? – спросила мама.
- Ну, трахаться я прихожу с вами…
Мама закашлялась, потом отодвинула папку и под ней показалась свадебное фото под стеклом.
- Ознакомьтесь - муж.
Полковничьи маленькие трезвые глазки не сулили Леше ничего хорошего.
- Неприятное какое у него лицо…
- И разряд по самбо, и оружие он иногда носит.
- Да, этот вариант отпадает, я еще жить хочу.
- Правильное решение.
- Так, как же быть. Такой случай – один на миллион. Вы это понимаете?
- Значит так, вы устраиваетесь на место уборщика. Ходит тут неопрятная личность с вонючей тряпкой, только грязь развозит. Как вы с ней договоритесь – не мое дело. Убирать будете на совесть. Понятно?
- Да. Но мужчина-уборщик, это как-то странно?
- А скажите что влюбились, вот в нее.
Мама показала головой на Натали Гончарову, переводчицу, которая ничего не подозревая, подпиливала себе ногти.
- Кто в трезвом уме поверит, что она может вами заинтересоваться? Вот вы и страдаете.
Глаза Леши вспыхнули кошачьим огнем. Натали была прекрасна. Она была даже красивее своей легендарной тезки, так как косоглазие у нее отсутствовало. Леша вздохнул.
- Предположим. А если все выплывет?
- Коллектив – кремень. Разве, что кто-то от вас…
- Никогда! По рукам!
- По рукам!
И загудела Эра ночами. Скоро в ночную смену с Лешей стала выходить Натали. Святое дело самиздата такой преданности не требовало, но Леше так было веселее. Днем Леша тоже появлялся на работе. Молол сотрудницам кофе в старинной мельнице, чинил стулья и рассказывал анекдоты и иногда служил мне нянькой. Так я с ним познакомилась.

Лешу я не называла дядя Леша потому, что это некультурно. Бабушка запретила называть чужих мужиков – дядями.
- У тебя уже есть дядя – родной дядя Вова, ну да, двоюрный. И не надо тебе других, посторонних дядьев, - молвила она назидательно. Но Вове это не понравилось.
- Детка, не называй меня дядей, - сказал он мне как-то, - это звучит простонародно. Называй меня по-английски, что ли, анкл!
- Вовасик, - вмешался в разговор мой дед,- а тебе не кажется, что от твоего пиджака, шейного платка, собаки и вот этого – АНКЛ, несет пидарасом?
- Во перовых: советские женщины на девяносто процентов знать не знают, кто такие пидарасы и слова такого не слышали и мой прикид им нравится. Во вторых, те кто слышали, живого пидараса ни когда не видели и их тянет поговорить. И тут их ждет сюрприз, АНКЛ.
- Еще раз меня так назовешь, убью. Лиля не слушай нас, иди играй.
- А кто такой…
- Это красивый мужчина, детка.
Разговор я этот забыла, но он засел у меня где-то глубоко в подкорке и вылез в самый неподходящий момент.
Маме, как вороне Бог послал, нет не сыр, а редкую книжку, на одну ночь. Приехал друг по аспирантуре и привез. Леша услышав новость кинулся в ноги.
- Дай на копию. За ночь успею. Потом прочтешь.
Мама не соглашалась. Тогда Леша применил нечестный прием.
- БДТ приезжает с одним спектаклем, у меня два билета. В Оперный на субботу. Тебе отдам.
Мама задумалась. В БДТ она никогда не была, только слышала. Искушение было велико и мама сдалась.
- Хорошо, я пойду, но ты пойдешь со мной. Мне не с кем.
- Как, донна Флор, а где ваши два мужа?
- Нету, и запомни, ты должен выглядеть прилично.

Книге предстояло пройти испытание Эрой, а Леша... В назначенный час он появился в ложе бельэтажа знаменитой Львовской оперы. Тут я уже была очевидцем. Меня вывели в театр за хорошее поведение. Может в последний раз тогда мама применила пытку раскаленными щипцами для моих волос. Я стремительно вырастала из бантиков и локонов, вытягиваясь в длину, обгоняя подколенники, рукава блузок и бретельки школьных фартуков. Мама сидела со мной в ложе и раскланивалась со знакомыми. Она нарядилась в свое любимое платье цвета салата с золотистой норкой на рукавах. На платье впереди был узкий бант под грудью, этот фасон зрительно прибавлял моей маме пару сантиметров роста. Ее очки загадочно посверкивали, отражая хрусталь светильников. Я же ерзала на приставном стуле. Спектакль вот-вот должен был начаться, но никак не начинался. Тут и явился припозднившийся Леша. Но в каком виде! Черный дорогой костюм сидел на его тощей фигуре как влитой, рубашка сверкала белизной, запонки отливали дорогим грузинским серебром, явный антиквариат. Галстук, да-да Леша повязал галстук, был умопомрачительной расцветки. Что-то в ней было очень благородное, что заставляло вспомнить старинные гобелены в родовом замке. И Леша вымыл голову, и оказался блондином.
- О-о-о, - только сказала мама. Кавалер наклонился и поцеловал ей руку.
- Анкл Леша, - сказала я, - почувствовав себя обделенной мужским вниманием.
- А, Лилька, привет.
- Леша, вы пидарас?
Мой звонкий детский голос гулко разнесся по залу. В опере не принято было громко разговаривать. Пожалуй, эту фразу услышали все даже в оркестровой яме, в зале наступила благословенная тишина. Полунагие нимфы смотрели на нас с плафона с любопытством, как будто ждали продолжения.
- Твою мать, - сказал Леша.
- А вот этого не надо, - возразила мать.
- Почему же не надо? ТАКУЮ мать очень даже надо,- ответил чей-то озорной баритон с первого балкона.
Мама спрятала лицо в программку. Милосердный свет стал наконец гаснуть и раздались аплодисменты, которые толи приветствовали дирижера, толи были ответом на неприличную выходку незнакомца, которого прелести научной дамы не оставили равнодушным. Грянула увертюра.
Короче, в театре нас заметили. Эту историю еще потом долго повторяли городские сплетники, которым была хорошо известна Лешина репутация. Но тогда эта история не должна была достигнуть ушей полковника. Говорят, что муж узнает все последним. В этот раз он узнал о совместном визите Леши и мамы в театр почти первым. Помните, голос с балкона… Оказался коллега. Полковник оставил место службы, и примчался за сотни километров. А всему виной Лешина слава. Даже моему папе лавры Леши не давали покоя. Если папа тщательно следил за своей внешностью, поддерживая искусственно вольно-художественный беспорядок в одежде, то Леша выглядел как настоящий охламон, но любая женщина в его присутствии начинала розоветь и приглаживать волосы. Лешино действие на слабый пол напоминало пару удав и кролик. У кролика не было шансов. Отчим же был известным Отеллой.
Но этот внезапный визит навсегда излечил полковника от приступов ревности.
К тому времени срок пребывания мамы в заключении отдела информации уже окончился. Она благополучно перешла в лабораторию профессора Тхомирова, за полгода насобирав материала на докторскую. Оставалось только подтвердить теорию экспериментом, что и было ею успешно сделано. А отдел она завещала своей коллеге, которая призналась ей, что уже давно посещает курсы при университете осваивая язык Шекспира в дополнение немецкому, выученному в школе.
Мама ничего против не имела. Оксана была, что называется, свой человек. В ней удивительным для мамы образом сочетались гибкий ум с полным невежеством. Например, слово антиквариат она узнала от мамы и еще много других слов, в том числе и слово адюльтер, себе на беду. При первой встрече, с момента падения «Ильича» и его последующего переезда за шкаф, Оксана прониклась к маме абсолютным доверием. С Лениным у Оксаны были свои счеты, она его не выносила, но при этом была членом партии. Что не сделаешь для карьеры. Так чем же лысый не угодил Оксане? Она оказалась верующей, и ее вера в Христа была крепче, чем в коммунистическое будущее.
В начале января Оксана секретно пригласила маму в гости на празднование Рождества. Мама радостно сказала, что придет и меня приведет для развития и честно призналась, что ее собственная мама имеет пагубную привычку справлять шабат при наплыве родственников, если какой-нибудь праздник приходится на пятницу. Оксана подозревала что-то в этом роде, учитывая мою экзотическую внешность, но приглашения не отменила. Так я попала на празднование Рождества в первый раз. И оказалась перед столом из двенадцати постных блюд. Новинкой для меня были: борщ с грибными ушками и странная жидкость зеленоватого цвета, в запотевшей бутыли, которая называлась самогон - мне попробовать не дали, но мама попробовала, и Оксана - тоже. Молитвы мне показались нудными. Зато понравились колядки, которые подвыпившие женщины пели потом обнявшись на пороге Оксаниного особняка и прохожие кидали им мандарины, а собаки норовили подпеть. Вечер тогда удался.
Когда маме пришла пора расставаться со своим уютным креслом, то встал вопрос, что делать с Лешей и его тайным делом. Роман Леши и Натали продолжался, и Оксана по пуритански поджимала губы: надо все это прекратить. У Натали – семья.
- Не трогай их, - сказала мама, - это все очень быстро закончится. А пока пусть девочка порезвиться.
- Не понимаю я ее.
Мама внимательно посмотрела на Оксану.
- Ты мужу никогда не изменяла и вообще он у тебя был единственный мужчина, правильно?
- Да, - честно призналась Оксана.
Мама вздохнула , - как можно не понимать таких элементарных вещей.
- Леша – это праздник, это подарок. Он принадлежит всем женщинам и не может долго оставаться в одних руках. Натали все это понимает и иллюзий не строит. Но не дай бог в такого влюбиться – все, гибель. На такого Лешу можно подсесть, как на наркотик, и прощай спокойная жизнь, семья. Сгоришь. Лучше вообще не пробовать.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю. Я за таким замужем была. Поэтому у меня иммунитет.

Червь любопытства недолго глодал бедную душу нового начальника отдела. Леша, Леша… Где была твоя совесть? Эра продолжала гудеть, но уже не Натали, а Оксана оставалась в «ночную смену». Вот эту парочку и вспугнул мой отчим. Про Лешины ночные бдения он знал, конечно, не знал только кто там с ним. То, что он увидел за дверью бывшего маминого кабинета, так поразило его воображение, что с тех пор он перестал устраивать сцены ревности. Видимо свою идеальную жену в таком месте и в такой час и в таком положении даже обогащенная ревностью фантазия полковника не могла представить.

После этого глупого марш-броска отчим перестал ревновать маму навсегда. А как же Оксана? Говорила же ей моя мама – берегись! Она совсем потеряла голову, бедняжка. Вся история выплыла на свет Божий, к счастью без довеска в виде распространения самиздата. Лешу уволили с треском, а Оксана лишилась теплого места и партбилета. И никто не вспомнил, что Лещу «пригрела» еще моя мама. Счастье, что муж Оксану не бросил. Отчим на это сказал, что и он бы такую не бросил. Кто же разбазаривает хорошо обученные кадры. А анкл Леша? Нет, его посадили конечно, но много позже. Когда уже не книгами он занимался, а постаревший и полысевший фарцевал видеокассетами. Посадили за порнографию и тут же выпустили. Союз развалился и Леша сгинул на просторах мира, который гостеприимно раскинулся для него за рухнувшим железным занавесом. Где он сейчас? Жив ли?