Наконец в подъезде послышался какой-то шум . Бабушка открыла дверь и… На лестничной клетке лежал мой дед. Вдруг он приподнялся на руках и сказал довольно грубо:
- Бабы, стройся!
- Это ты мне говоришь? - тихо, но внушительно, спросила бабуля.
- Тебе! Стройся, говорю! - и прибавил… «Б…ть старая».
Бабушку покинул дар речи. Она открывала и закрывала рот, но оттуда не выходило ни звука. Она подозревала, что на войне деда научили плохим словам, но думала, что за двадцать лет он их забыл.
- Мама, да он пьяный,- наконец сказала моя мама. Вот странно. Надо его в дом затащить.
Деда подняли под руки и заволокли в квартиру. При этом он упрямо предлагал всем построиться и добавлял нецензурные выражения. Усадили его на табурет, кое-как освободили от пальто, хотели снять ботинки, но тут встретили сопротивление.
- Нога болит,- сказал дед.
- Ничего, я осторожно, - заявила моя мама, которая хоть и была доктором, но все больше зверским.
Нога выглядела неважно, даже сквозь следы давнего обморожения была заметна большая гематома.
Мама прошлась рукой вдоль кости.
- Это элементарный вывих, - сказала она. Надо просто дернуть посильнее. Мама, держи его за плечи. И дернула.
Полярник опять сказал «Б…ять!» и потерял сознание во второй раз.
Утром деда отвезли на скорой в травмапункт. Там молодой врач, оказавшийся сыном лучшей подруги Нюси, маминой свекрови, определил перелом со смещением. Ногу закатали в гипс и выдали деду костыли. Но этого моей бабушке показалось мало. Нехорошее слово с прилагательным «старая» накрепко засело у нее в мозгу и побуждало к действию. Она подозвала жестом молодого врача и горячо стала нашептывать ему что-то на ухо. Потом вытащила красненькую купюру из кошелька.
Доктор посмотрел на купюру и сказал.
- Мадам, это мелко.
Мадам проворно полезла в кошелек и извлекла фиолетовую купюру.
- Мадам, этого хватит, но это, все равно, мелко.
Продолжение будет